Девочка со спичками

      Холод. Дикий, пронизывающий до костей холод. Вот что чувствовала Инга, бродя по полупустынным улицам. Стемнело. Если бы не эти редкие фонари, дарящие слабый приглушенный свет, на улице нельзя было разглядеть ничего, кроме гирлянд да звезд на небе. Холодно. Сколько она уже здесь? Два? Три? Пять часов? После того, как она отослала Эмиля обратно в приют, отдав ему их нехитрый заработок — всего-то три гроша, — она больше не смогла продать ни одной спички. Возможно, если бы Франц не выгнал их с площади, Инге удалось бы выручить еще что-то. Но теперь… Много ли соберешь стоя у ворот, когда все что им нужно, люди купили на площади.       Чтобы хоть как-то согреть озябшие руки, Инга опустила их в карман. Нащупав там каштаны, она невольно улыбнулась. Еще теплые. Добрый жандарм угостил их ими, да еще и чаем напоил. Надо же, она ведь забыла отдать их Эмилю. Бедный малыш. Ему и так достанется от злюки Лангферд. Каштаны послужили бы ему утешением. Но что уж теперь. Все чаще и чаще с хмурого неба срывались снежинки. Ночью обещали сильный мороз. Нужно искать ночлег. Только где его найдешь? Но в приют Инга точно не вернется. Куда же тогда?       И тут девочка вспомнила о месте, где она была такой счастливой. Где всегда было тепло и звучал смех. Она вспомнила о доме. Правда, после смерти родителей он совсем разрушился, но там все же уютней, чем на улице.       Ледяной ветер дул ей прямо в лицо. Снег залеплял глаза, нос, уши. Пальцы совсем посинели, а ноги еле шли. В тоненьком дырявом платьице и башмачках из плохой кожи на тонком клею Инга ходила и летом, и зимой. Но если летом было еще терпимо, то зимой это было невыносимо. Пальцы ног чувствовали каждый из мелких камешков, которыми была выложена мостовая, их холод острыми иголками впивался в кожу девочки. Жутко саднило горло. Весь день Инга кричала, прося купить спичек и пожертвовать немного денег на приют. Силы были уже на исходе, а по щекам катились слезы, тут же застывая и превращаясь в маленькие льдинки.       Наконец вдали показался старый полуразрушенный дом. Ее дом. Кое-как взобравшись на пригорок, она с силой дернула дверь. Та со скрипом поддалась. Внутри было пусто. На остатках мебели лежал снег. Крыша совсем прохудилась, и снег свободно падал на ветхие доски. От усталости у Инги подкосились колени. Она рухнула на пол и, поджав ноги, попыталась растереть посиневшие ладони. Но руки не слушались, а дыхание не грело. Спички. Остались еще спички. Чиркнув одну, Инга с восхищением смотрело на загоревшееся пламя.       Спать. Так хочется спать. Где-то там, на периферии сознания, упорно билась мысль о том, что спать нельзя, но, Боже, как же хотелось! На мгновение она прикрыла глаза, и ей вдруг почудилось, что дом ожил. Что вместо досок и снега стоит стол с маминым пирогом и рождественской курицей, а она сама в нарядном платье и со свечей в руках. Голоса. Почему она слышит голоса родителей? «Мама? Папа? Где вы?» Из-за прозрачной занавеси выглядывали две фигуры. Почему они так похожи на маму и папу? Они живы? И, словно в подтверждение ее мыслей, они позвали ее. «Я иду к вам, я уже иду». Но что это? Почему все пропало? Почему она снова оказалась в этой ледяной комнате на трухлявых досках с догоревшей спичкой в руках?       Дрожа от возбуждения, Инга зажгла еще одну спичку. Сейчас, вот сейчас она снова увидит их. Как только пламя спички озарило комнату, Инга опять увидела занавесь и нечеткие фигуры за ней. «Доченька, иди к нам», — звали голоса. «Иду, иду, я уже здесь». Отодвинув мешающий тюль, она увидела их. «Мама! Папа!» Странно, как же ей удалось закричать? Ведь совсем недавно так болело горло. Но не важно, сейчас это совсем не важно.       Прижимаясь крепче к родителям, девочка то и дело спрашивала: «Теперь мы не расстанемся, мы всегда будем вместе?» «Да», — отвечали родители.       «Инга», — приглушенно послышалось откуда-то издалека. Инга? Кто-то зовет её? Нет, нет, она никуда не пойдет. Она останется здесь, с родителями. Голос становился все тише и тише, пока не исчез совсем.       Маленький мальчик и взрослый жандарм смотрели сквозь щели забитого окна внутрь старого дома. Там, на холодном грязном полу, навсегда застыла хрупкая оледеневшая фигурка маленькой девочки с мертвенно-бледным лицом и бескровными белесыми губами, крепко сжимающей в онемевших руках пучок отсыревших спичек. Рядом с ней лежал еще тлеющий черный огарок. А над проломившейся крышей ярким огоньком пролетела падающая звезда, унося с собой душу маленькой девочки Инги…