Шутки до добра не доводят

Родителей не выбирают, это ясное дело. Можно, конечно, оспорить истину, но я всегда была далека от глубокомысленных философских разговоров. Однако моментами мне все же казалось, что Вселенная пробовала себя в качестве стендапера, когда отправляла мою душу в тело девочки, которую семнадцать лет будут истязать два человека своим крайне специфическим чувством юмора. Эти шутники — мои родители. Все началось через полтора года после моего переезда из роддома в трехкомнатную квартирку в спальном районе Москвы. Маме надоело возиться дочерью, и женщина отправилась провести пару незабываемых часов в салоне красоты. К ней претензий — на тот момент — у меня не было. Кошмар начался, как только за ней закрылась дверь, и мы остались с отцом один на один. Глядя на меня перепуганными глазами, он не имел ни малейшего представления, в чем заключаются его обязанности. Скорее всего, именно поэтому на снимке, который мы до сих пор храним на холодильнике, мама морщится, закрывая нос от ужасного запаха из моего подгузника, и одновременно бесится, ведь ее — хоть и радостное — дитя сидит с расцарапанной щекой, подрисованными подводкой усами, козлиной бородкой и повязкой на глаз, издалека напоминая искалеченное существо из фильма ужасов, а не мини-версию пирата. После этой истории Виолетта Григорьевна редко (ладно, не буду врать, никогда) оставляла любимую дочурку со своим отцом. Из-за города вызывалась тяжелая артиллерия: Антонина Петровна, мать Виолетты Григорьевны и по совместительству теща неугомонного Вячеслава Николаевича. Под присмотром бабушки я откармливалась наваристыми борщами с куриными ножками и варениками с картошкой. И никто больше не играл со мной в пиратов, представляя люльку вражеским кораблем. Я жила спокойно до тех пор, пока не перешла в седьмой класс. Новый год! Любимый праздник детворы! Кроме кучи подарков, появляющейся из ниоткуда под елкой, и долгих каникул, позволяющих хорошенько выспаться без истерики перед контрольной по химии, всех ждет дискотека в актовом зале. Девочки надевают каблуки, сворованные у старшей сестры, а парни проносят под курткой бутылку пива, деля ее между всеми одноклассниками. Я отлично знала, что туфли мне никто не даст. Точнее, я была уверена в отказе мамы, поэтому сразу же обратилась к отцу: — Пап, пс-с, — шепнула я, привлекая внимание главы семьи, пока мама готовила обед. Заметив меня, прячущуюся под столом, Вячеслав Николаевич аккуратно наклонился, вживаясь в роль секретного агента, которому предстоит обезвредить злодея: нашего повара. — Достань мне с верхней полки мамины туфли, мне на дискотеку надо. Отец одобрительно подмигнул, и с того момента я поняла, что в нашей семье никому верить нельзя. Спрятав коробку с туфлями в пакет, чтобы истинная глава семейства ничего не заподозрила, папа оставил трофей у двери, и я довольная убежала на первую в жизни вечеринку. В туалете на третьем этаже собралась добрая половина девчонок. Кто-то принес из дома тушь, кто-то красную губную помаду. Отказавшись от яркого макияжа, я отдала свои волосы во власть Машки, с которой мы до сих пор дружим. Когда внешность был приведена в порядок и готова к вечеру, а на мне развевалась нежная юбчонка, оставался последний штрих: туфельки. Представляя, как меня приглашают на медленный танец, я открыла коробку… Внутри лежали огромные, бесформенные мужские ботинки с коричневыми следами засохшей грязи, которую не могли оттереть даже самые едкие мамины средства. И, естественно, без записки не обошлось: «Дорогая дочь! Нет, просто дочь. В общем, Ева Вячеславовна Макаренко (не хочу, чтобы люди знали, что ты приемная). Скажи мне, зачем тебе эти босоножки? Все остальные девочки будут в таких же, и тебя никто не заметит в толпе. Зато представь, как ты окажешься в центре внимания, надев мою обувь! С любовью, твой лучший в мире, самый заботливый, обаятельный и красивый папка!» Вечер был испорчен, а вот отец потом посмеялся от души. Да не забыл маме рассказать и бабушке. Как только я переступила порог квартиры, меня встретил гомерический хохот, и еще пару следующих зим родители предлагали мне ботинки, когда я собиралась танцевать. Впрочем, я любила родителей за их маленькие шалости. Моя жизнь не была скучной и однообразной. На каждом шагу ждали ловушки и подколы, а это, знаете ли, очень хорошо тренирует концентрацию и бдительность. К тому же, мое чувство юмора не заставило себя долго ждать, поэтому я любезно делилась им не только с родственниками, но и ребятами в школе. И вот однажды шутка завела меня слишком далеко… Я лишь подкинула Нике игрушечного паучка, а она раздула из мухи слона. Да, не спорю, не стоило лезть к фифе одиннадцатых классов, но ее визг того стоил. Голодная свинья орет не так, как эта блондинка. Правда, я не учла одного момента: ее парнем был Максим, а с фантазией у него все слишком хорошо. Он предложил мне пари. Я могла выиграть айфон, но в тот день у судьбы были другие планы. Не сумев запихнуть в себя девятую пиццу (от вида этих маленьких кружочков у меня до сих пор урчит живот), я проиграла ему желание. Черт меня дернул сказать «да» на все, кроме интима. Я и предположить не могла, что Максим заставит меня сделать тату! Я человек слова, поэтому даже не возразила. Ну, хорошо! Я и сама мечтала о татушке, только тс-с-с! Но как же сильно я пожалела о содеянном, когда тайна раскрылась. Господи, столько ора ждало меня дома, когда я случайно обронила полотенце после душа. Мама у меня чересчур правильная женщина и не терпит проявления молодежной независимости. Она долго пыталась оттереть лосьонами вбитые под кожу чернила, красующиеся на ребрах, а когда у нее это не вышло, продолжила рассуждать о том, в кого я превратилась и какая она плохая мать. — Ой, Виол, ты так говоришь, будто она призналась тебе, что состоит в секте, — приобнимая мать, папа пытался сгладить конфликт. — Ты же не призываешь дьявола по выходным, когда мы на даче? — взглянув на меня, отец испугался того, что попал в точку. Я активно замотала головой. — Вот видишь. У нас нормальная дочь. Может, некрасивая немного, но мы ее любим и должны поддерживать, — Вячеслав Николаевич улыбнулся, давая понять, что солгал насчет моей внешности. А потом захихикал. Никогда не знаешь, чему верить. — Ты хоть понимаешь, что могла подцепить, пока тебе набивали этот ужас? Где ты это сделала? В каком салоне позволили несовершеннолетнему ребенку изуродовать свое тело? Я их засужу! — Мам, мне через два месяца восемнадцать. Это знакомый моего одноклассника, у него хороший салон. Все было сделано крайне аккуратно. И, как видишь, я все еще жива, поэтому беспокоиться не стоит. — Откуда ты знаешь, что все хорошо? Может, перед тобой на его кресле сидела проститутка какая-нибудь. — Не, Сережа таких не обслуживает. Не любит вульгарных... — Сережаж? Не обслуживает? — убирая руки отца с талии, мама насторожилась. Ох ты ж! Боюсь представить, какой сложный мыслительный процесс нес женщину не в том направлении. — Что еще он не обслуживает? — Ма-а-ам… — Вио-о-ол… Протянули мы одновременно с папой, прекрасно зная, чем обычно заканчиваются такие реплики. Сейчас она заведет тему о целомудрии. — Я в свои семнадцать с мальчиками не общалась. И мне было далеко по барабану, что они там любят. Теперь я дипломированный специалист, с хорошим мужем, — отец заулыбался, как довольный котяра. — А во что превратишься ты, не представляю! — Ну, мам, я же не на панель ушла, а просто сделала татуировку. Ма-а-аленькую совсем. — Что ты знаешь о панели?! «Фак!» — подумала я и откинулась на спину, позволяя суетливой родственнице представить меня обнаженной на какой-нибудь трассе. — Завтра же пойдем и сдадим твою кровь на анализы. — Да я абсолютно здорова! — закрывая лицо руками, в бешенстве ответила я. Нет мне покоя, если этот человек рядом. — А чего это ты так занервничала? — если бы я не знала эту женщину, то спокойно бы заявила, что она страдает каким-нибудь психическим заболеванием. Мерещится всякое… Додумывает несуществующее… — Теперь точно пойдем. У тебя был шанс меня отговорить, но отныне тебе ничто не поможет. — Дай мне сил пережить это! — Заодно заглянем еще кое-куда. А то меня очень волнует этот твой Серж, — исковеркав имя, закончила мама и вернулась к плите, от которой я отвлекла ее полчаса назад. — Не любит он там что-то, — донеслось до меня из кухни. Кажется, я знаю, куда меня отправят завтра. Пожалуйста, пусть будет женщина!