***
Наполеон медленно приходил в себя. Он чувствовал, что его голову не удерживали кожаные жгуты. Его посадили на низкий твердый стул, и потому, что ступни не чувствовали холод камней, Соло предположил, что его заботливо обули. Рядом с ним пыхтя и извиваясь на таком же стуле сидел Илья. Судя по тому, как его лицо покрывала испарина, он очнулся раньше и не первый раз пытался освободиться от веревок. – Очнулись, – с предвкушением произнес их мучитель, выходя на свет. Илья что-то прошипел на родном языке, вероятно послав куда подальше, и снова дернулся на стуле. Светлые волосы упали на влажный лоб, а губы гневно задрожали. – Если вы так яростно будете дергаться, товарищ Курякин, то только ускорите процесс, – произнес безумец. – Что вы нам вкололи? – подал голос Соло. Дядя Руди нехотя отвернулся от русского, будто от занимательнейшего явления и перевел взгляд на Наполеона. – Видите ли, мистер Соло, это экспериментальная сыворотка. Яд – это скучно, однообразно, практически всегда слишком быстро. Хоть я и приверженец классики, как сказала синьора Винчигуэрра, здесь я решил создать что-то новое. Обведя взглядом связанных агентов, как обычно осматривает послушных студентов преподаватель, он задал вопрос: – Вы чувствуете изменения в своем организме? Наполеон переглянулся с Ильей, который, наконец, перестал вырываться и елозить на стуле, и постарался прислушаться к себе. Кроме пульсирующей головной боли, которую можно было списать на последствие времяпрепровождения на электрическом стуле, он уловил стук своего сердца – оно колотилось сильнее и чаще обычного. И что странно, он почувствовал, как свело его бедра. – О, – воскликнул дядя Руди, следя за взглядом Соло, тот недоуменно уставился на ширинку своих брюк. – Что происходит? – сквозь зубы спросил Илья. – Эта сыворотка призвана повысить давление, увеличить скорость кровообращения и сосредоточить всю силу в одном жизненно важном органе. – проговорил дядя Руди и, сделав картинную паузу, продолжил. – Вот, у вас в детстве был велосипед, мистер Соло? Товарищ Курякин? – ответом послужили гробовое молчание и убийственный взгляд Ильи исподлобья. Наполеон видел, как заиграли желваки на его лице, а кулаки сжались сильнее. Старик будто не замечал этого, отвечал сам на свой вопрос. – Ну конечно же был, какое детство без велосипеда. И теперь представьте: вы качаете насосом его шины, резина стала твердой и упругой, но вы не останавливаетесь, закачивая больше воздуха, давление повышается и… Бух! – он развел руки в стороны изображая взрыв. – Мужской пенис – уникальный орган, в его венозной системе давление может увеличиться в двадцать шесть раз, но…всему есть предел, – подойдя к столу у стены, он вытащил нож из верхнего ящика, продолжая говорить. – И поэтому, если вы не умрете от болевого шока, то тогда от потери крови, после того как ткани разорвутся, кровь хлынет с невероятной силой. Подойдя ближе он наклонился над Наполеоном и ухмыльнулся. – Наслышан, что вы пользуетесь большим успехом у дам, а теперь умрете от разрыва пениса. Судьба не лишена иронии, мистер Соло. Оказывается, все то время, что этот садист стоял рядом с американцем, Илья раскачивал свой стул и после заключительной и громкой фразы этого извращенца, он, оттолкнувшись сильнее, повалил того на пол. Из рук дяди Руди выпал нож, и повернув его острым краем к верху, Курякин перерезал веревки на кистях. Освободить остальные части тела не составило большого труда. Он освободил Соло, и наклонившись к еще корчившемуся на полу старику, произнес: – Много болтаешь. Было трудно дышать, сердце точно отплясывало чечетку в груди. Соло вытер пот со лба и глубоко вздохнул. Взглянув на Илью, он увидел, что тому тоже хреново - его лицо было белое как полотно и блестело от пота. Они вдвоем перетащили старика на электрический стул, и затянув все ремни, Илья зажал кнопку в полу. Но ничего не произошло, только откуда-то снизу полетели искры. – У них там коротит, – заметил Соло. – Я починю, – ответил русский приседая на корточки. – Где противоядие от сыворотки? – обратился Наполеон к дяде Руди, тот взглянул на него дикими глазами. – Противоядие? Его нет! Иначе какой во всем этом смысл? Илья сразу поднялся, и переглянувшись с Соло, снова поднес ногу к выключателю. – Нет, прошу вас, не надо! Я вам и так все расскажу, – затараторил старик. Илья убрал ногу, а тот начал быстро рассказывать, про то, что они уже давно изготовили бомбу, куда увезли Гэби, и когда состоится передача боеголовки. Неожиданно Соло согнулся, прижимая руку к груди, увидев это, Курякин схватил чокнутого за грудки и хорошенько тряханул: – Как это остановить?! Отвечай! – Я же рассказывал про шины, – залепетал тот, – если найдете способ сбросить лишний воздух, уменьшить давление, то это может сработать. – Идем, – произнес русский, отпуская безумца. – Я сам хотел вас освободить, потому что вы все равно ничего не сможете сделать! – крикнул тот им вдогонку и рассмеялся. Но вот под креслом что-то затрещало, и запавшая педаль снова замкнула цепь. Наполеон обернулся, только когда почувствовал запах гари и, увидев, как языки пламени полностью охватили комнату, усмехнулся: – Да, судьба не лишена иронии.***
Добравшись до фургона агенты забрались в него спотыкаясь о пороги. Американец сел за руль, а русский вытащил телефонный аппарат. Из головы Соло до сих пор не выходили слова «выпустить воздух». Их уже ждали в аэропорту, но он знал, что они не доедут. Наполеон чувствовал, как холодеют и немеют его ноги, пальцы были ледяными, а между ног уже был совершенно твердый член. Илья же часто дышал и жмурил глаза, стараясь сосредоточиться на карте. Его брюки были плотно натянуты в паху – не спадающая эрекция мучила и его. Возбуждение они точно не испытывали это все можно было сравнить с утренним стояком, если только не учитывать головную боль, онемение конечностей и тахикардию. Наполеон остановил машину. В его голову пришла бредовая идея, но ни на что больше его мозги сейчас не были способны. Он повернулся к русскому. Тот получил дозу сыворотки раньше, а это означало, что и состояние его было намного хуже. Илья сняв кепку взъерошил волосы и протер глаза руками. – У меня есть идея, – начал Соло, – мы должны попробовать спустить лишний воздух, уменьшить давление. – Что ты имеешь в виду? – Эм, при эякуляции давление в половом органе резко снижается, – подбирая нужные термины и слова Наполеон стал осторожно объяснять свою мысль, ему отчего-то резко стало не удобно, а Илья совершенно без эмоций смотрел на него и ждал продолжения фразы. – Я думал, пока не поздно, нужно это попробовать. – Ты что, хочешь, чтобы я подрочил? – напрямую удивленно спросил Илья. – Ага, – издевательски ухмыльнулся Соло и подмигнул. – Я буду на улице, не хочу тебя смущать. Он видел, как русский вытаращил на него глаза, и обязательно подколол бы его еще раз, но давление в груди снова заставило его согнуться пополам, неловко выбравшись из машины, он облокотился спиной на багажник, медленно расстегнул штаны и освободил напряженный орган. Наполеон пока не чувствовал боли или еще чего-то странного, и смочив слюной ладонь, стал двигать ей по стволу. Сначала движения были скорее механическими, оставалось подумать о чем-нибудь, что быстро привело бы его к разрядке. Это было не так уж сложно. Откинув голову и закрыв глаза Соло начал вспоминать ночь в отеле, которую он провел с очаровательной итальянкой: упругая грудь, изгибы смуглой спины, кружевное белье, а потом зажатые в линию губы, серо-голубые глаза и дрожащие светлые ресницы. Наполеон кончил с громким стоном, скорее от боли, чем от наслаждения, хоть последнее тоже присутствовало. Соло мысленно сравнил себя с взболтанной бутылкой шампанского, которую наконец освободили от пробки. Американец почувствовал, как закололо пальцы ног, дыхание начало выравниваться, а сердце замедляло ход. Постояв так еще минуты две, он уже более уверенными шагами приблизился к водительской кабине. Наполеон позвал Илью, но ответом ему стала тишина. Постояв беспокойно еще минуту и наплевав на все, он решил забраться внутрь, даже если русский сейчас переживает кульминационный момент, ему было наплевать – главное удостовериться, что он жив. Уже открывая дверцу Соло сразу услышал учащенное дыхание, тогда он быстро забрался в машину и придвинулся к Илье. Тот был жутко бледен, губы потрескались от сухого дыхания, хоть он их часто облизывал. – Это работает! – воскликнул американец. – Не знаю как, но работает! Почему ты до сих пор ничего не сделал? И только сейчас опустил глаза на расстегнутые брюки Курякина и руки, лежавшие на бедрах, подобно плетям. – Я их не чувствую, – тихо произнес Илья. Не раздумывая ни секунды Наполеон потянулся к его ширинке приспуская брюки насколько позволяла поза Курякина. – Что ты делаешь?! – Я буду твоими руками, – не глядя в глаза русскому быстро ответил Соло. – Закрой глаза, думай, о чем надо, только быстрее. Это уже выходило за всякие границы, но Наполеон решил, что сделает это для спасения напарника и точка. – Я не могу. – Что значит не можешь? А как же Гэби, ты ведь без ума от нее? Но Илья ничего не ответил, сжав губы только отвернулся. Вид этих самых губ, зажатых в бескровную линию, заставил испытать американца чувство «дежа вю». Но решив подумать об этом потом, Наполеон обратился к Илье, может быть, впервые абсолютно серьезно. – Скажи мне, я сделаю все, что нужно. Курякин повернулся к американцу. По-настоящему встревоженный взгляд синих глаз заставил его судорожно сглотнуть. Но он не успел ему ничего сказать. – Тогда примем крайние меры, – проговорил Соло. – Какие меры? – не понял Илья. – Закрой глаза. – Зачем? – Ты мне доверяешь? – Глупый вопрос! Нет! – выкрикнул он, они смеряли друг друга напряженным взглядом, пока русский все же не прикрыл свои веки. Наполеон смотрел на дрожащие светлые ресницы и мысленно прогоняя очередное «дежа вю», искренне порадовался, что Илья ослаб настолько, что не мог поднять руки, потому что фингал под глазом – не самое удачное украшение для его синих глаз. То, на что решился Соло, могло быть не совсем удобным в последствии для них обоих. Но он действовал интуитивно и поэтому, немного помедлив, прикоснулся своими губами приоткрытого рта, который тут же сжался. Серо-голубые глаза распахнулись в изумлении, и Илья стал яростно мотать головой. Наполеон, предвидев такую реакцию, зажал его лицо в своих ладонях, пытаясь протолкнуться языком через сомкнутые зубы, и наконец, когда у того кончился воздух, ему это удалось. Он посасывал то нижнюю, то верхнюю губу, а языком ласкал его язык, заставив Илью вновь закрыть глаза, что-то промычать и наконец ответить яростно, на сколько хватало сил. Удерживать голову русского уже не было необходимости, и он запустил руку под резинку трусов. Бедра Курякина чуть дернулись, и расценив это как разрешение к действию, он начал движения. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Дернувшись Илья сильно сжал зубы и резко выдохнул. К ощущению твердой плоти в руке, добавилось ощущение горячей тягучей влаги, а во рту появился привкус железа. Наполеон отстранился вытирая кровь с прикушенной губы, он не смотрел на Илью, который медленно, но приходил в себя. Заведя мотор, Соло вывел машину обратно на трассу. Он молчал, знал, что русский что-то скажет, может начнет обвинять его или начнет их оправдывать. Но американец был не совсем прав. – Ничего не было, – ровно произнес Курякин, выпрямляясь в сидении, его тело приходило в норму. – Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе, большевик, – не смог удержаться Наполеон, напряжение, витавшее в водительской кабине нужно было ослабить. – Все шутишь, ковбой, – ответил Илья, а потом ехидно добавил, – то-то я смотрю у тебя побочное действие от сыворотки. Соло нахмурившись посмотрел на русского, тот смотрел куда-то ниже руля, и опустив глаза снова уставился на свои брюки – они топорщились. Опять. Наигранно расстроившись, Наполеон покачал головой и прибавил газу. Не совсем полные сил, но вполне здоровые они продолжили спасать мир.