Shine

Руки в кровь, потому что кусты нещадно хлещут по и так израненной коже, как и ноги, ведь обувь стерлась, потому что бежишь неизвестно сколько веков-дней-минут. Лицо, видимо, тоже исцарапано, поскольку воздух кажется раскалено-багровым, а на глаза постоянно стекает что-то липко-соленое, заставляющее моргать все чаще и чаще. Нужно бежать, если хочешь выжить. Если чувствуешь, что можешь. Если знаешь, что заслужила ещё один шанс. Невыносимо глупая смерть. Такая же, как и все, пожалуй. Покинуть поле битвы в самый разгар, потому что кто-то из твоих союзников просто не смог направить эту чертову сектумсемпру куда следует. Хотя, можно тешить себя мыслью, что ты весьма важная персона и опасная колдунья, раз в ваших рядах завелся шпион с целью тебя уничтожить. Бред это всё. Тот же Малфой-старший справился бы с тобой на раз-два. Или Снейп. Только вот он тоже умер. Ветки хлещут по всему телу, но к этим ощущениям быстро привыкаешь, а сил поднять руки, чтобы прикрыть лицо, уже нет, но и нестерпимо режущая боль в глазах постепенно пропадает. Я Хочу Жить. Не вписываешься в повороты, рвешь и без того почти в клочья джинсы, даже уже не плачешь, только спрашиваешь себя все чаще: Какого чёрта я бегу? Кожу обдает прохладным ветром, каким-то восьмым чувством слышишь пение птиц; неужели и здесь бывают рассветы? Потому что седьмое чувство – ощущать себя мертвой. Даже сил думать о том, рай это или ад, нет совсем. Ноги подкашиваются от дрожи в коленях. Я Хочу Выжить. Врезаться в кого-то большого и такого же холодного, как и ты, не составляет большого труда. Главное – преодолеть препятствие и не останавливаться. Перестанешь бежать – останешься здесь навсегда. И неважно, что это правило ты сама придумала. – Стоять! – слишком знакомый рык над ухом. Как там у магловских ученых? Галлюцинации из-за гипоксии? Вся жизнь перед глазами? Кто-то хватает за руки и остается только взвыть, потому что бег равносилен наличию кислорода в легких. Пустите. Пожалуйста. Умоляю. – Грейнджер! - собственная фамилия как взрыв в голове, только бы хватило смелости поднять глаза и понять, что это он, он, черт возьми! Руки-ноги двигаются по инерции, наверняка больно пиная в живот, но человек держит крепко. – Грейнджер! – Тише, Грейнджер! – Успокойся, черт возьми! И замираешь, тонешь в этих ладонях; кислорода нет и больше не будет, израненные легкие мучительно сжимаются, как и пальцы, вцепившиеся в воротник его мантии, скользкой от крови. На шее - рана. Значит, не сон. Значит - умерли. И раз Снейп здесь - это ад. Крик затихает в горле только тогда, когда на коже вновь ощущается это тихое дуновение, и с горящим от стыда, смерти, бега лицом вдруг затихаешь, растекаешься призрачной лужицей, как тебе кажется, но на деле всего лишь прижимаешься к чужому телу, силясь услышать такое человеческое: "тук-тук". Тишина. Больно так давно и везде, что длинные, слишком сильные пальцы внутри собственных ран ощущаются через столетия секунд, но кричать сил нет, поэтому просто замираешь, каменея под взглядом змееподобного. Змееукушенного. Не важно. Просто почему-то именно его ты встречаешь после смерти. Просто почему-то именно он прощупывает ребра сквозь распоротую кожу, возвращает израненную плоть на место, непонятными движениями губ заставляет кровь повернуть вспять. Нечему стынуть в жилах, но что-то тяжелое, неповоротливое – душа ли? - дергается внутри, заставляя еще шире открыть глаза. Взглянуть на все по-новому. У него порез на скуле. И руки в твоей крови. Здесь она никогда не высохнет. Умираешь, еще сотню раз умираешь, слыша его ворчливый шепот, забывая о своем бесконечном спасительном беге. И глохнешь, слыша только шорох движения его пальцев о ткань своей кожи. О порванную футболку. Об его скулы можно порезаться. Словно пергаментом обтянуты. И это самое красивое, что когда-либо могло существовать. Кончиками пальцев слышишь его придыхание где-то у себя в волосах. Тяжелые, громоздкие слова о том, что смерть не должна быть здесь и сейчас. Еще рано. А глаза слезятся от того, что все на мгновение стало безобразно красивым. И жуткая рваная рана на шее гротескно-прекрасна. И его пальцы на щеках. И резкая, жуткая боль в висках. Дышать в этом земном мире так странно, что сперва забываешь, как это. Особенно когда живот распорот и заживет весьма не скоро даже благодаря зельям. Разве что этот слишком знакомый мужчина с замотанной бинтами шеей вспомнит о том, как целовал твою макушку, пока с его мозолистых, от экспериментов с зельями, пальцев капала кровь. Ваша общая кровь.