Tokyo Police Club — Bambi
Луи ненавидит свою жизнь так же, как ненавидит мокрые волосы, синяки под глазами и будильник, звенящий каждое утро. Чтоб добраться до работы он едет в душном метро, в окружении людей, пахнущих потом и бессонницей, вдыхая пыль, которая разрушает что-то в его лёгких, после всего проходя через ту же толпу людей и шагая по лужам, чтоб пройти ещё один квартал и добраться до тату салона. Луи ненавидит свою жизнь так же сильно, как и будильник. После этих мучений, когда его запястья чешутся от никотиновых пластырей и пачка жвачки уже наполовину пуста, он приходит на работу, вкалывая за мизерную зарплату и отдавая большую её часть за аренду помещения. Иногда он делает людям тату, типа цветов на спине, звёзд рядом с копчиком и прочую хуйню, за которую Зейн — его друг и коллега по работе — браться не хочет. Наступает вечер, и Луи рвёт свои старые кеды, дважды царапает руку и выкуривает две, или около того, пачки дешевых сигарет, потому что на его любимые Marlboro gold нет денег. Луи ненавидит свою жизнь так же сильно, как и тот факт, что каждое утро он просыпается из-за грёбанного будильника. Когда от солнца остаётся лишь исчезающий след на небе, похожий на картину, нарисованную акварелью, Луи приходит домой, кидая дырявые кеды в угол комнаты, проклиная свою жизнь и головную боль. Он клянется, что больше никогда не будет пить дешёвое пиво из автомата сразу после сигарет, но уверен, что завтра сделает то же самое, потому что ему чертовски скучно и одиноко, а еще больно, но больше всего одиноко конечно же. Падая на кровать, Луи думает только об одном. Как же сильно он ненавидит вставать из-за будильника каждое гребанное утро. Но будильник всё равно звенит на следующий день, напоминая ему, что он все еще одинок и его головная боль никуда не денется. Луи моется в душе дольше обычного, включая горячую воду на максимум, потому что, да, ему нужен член внутри и он ничего не может с собой поделать. Так что Томлинсон стонет, стоя под струями воды, хныча и пытаясь достать пальцами до простаты, но в итоге просто психует, потому что он чертовски одинок, ненавидит будильник и его одежда пропахла дешевыми сигаретами. Луи ненавидит этот мир так же сильно, как сегодняшнее утро, потому что он не кончил и чувствует себя немного (слишком) раздавленным. *** Он снова идет к метро по привычной дороге — через парк, в котором много больших деревьев, шишек под ногами и запаха еды из закусочных. Тут часто гуляют милые дети, и было бы совсем здорово, если бы их матери не смотрели на Луи так, будто хотят запихнуть сигарету ему в зад, но нет. Ни сегодня, ни завтра, никогда. И ветер заставляет кроны деревьев шуметь, листья — шуршать, а пыль — подниматься выше. Луи садится на скамейку, потому что у него есть ещё время до того, как он придет на дурацкую работу и будет делать дурацким людям дурацкие тату. Этот день Луи ненавидит так же сильно, как и все предыдущие. Зажигая вторую сигарету, Луи случайно замечает кудрявого парня, сидящего неподалёку. Он выглядит как гребанный хипстер и у него большие татуированные руки, так что Томлинсон определенно (совсем немного) очарован им и его ямочками на щеках, потому что парень выглядит как ребенок. Он, возможно, даже младше Луи, но это не так важно, потому что он что-то рисует и Луи хочется заглянуть в его блокнот настолько сильно, что это кажется неизлечимой болезнью (вроде зависимости от Marlboro gold, например). Поэтому он встаёт со скамьи и садится рядом с кудрявым парнем, начиная пялиться. Всё потому что Луи грустно, одиноко и его одежда пахнет дешевыми сигаретами, а от кудрявого парня пахнет масляными красками, одеколоном и домом, но Луи никогда не скажет этого вслух. — Очень красиво, можешь показать мне и другие рисунки? — шепчет Томлинсон, влюблённый в очертания деревьев, на бумаге песочного цвета, и холодный металл колец, на длинных пальцах незнакомца. — Хорошо, — отвечает кудрявый, и от его голоса голова Луи кружится, как балерина, танцующая па-де-де* на стеклянном полу, в белой пачке, напоминающей лебедя. — меня, кстати, Гарри зовут, — добавляет он, смеясь, и Луи хочет утонуть в этом звуке. Томлинсон всё еще ненавидит свою жизнь, но если спросить, захотелось ли ему жить чуточку больше, после того, как кудрявый ребенок сказал свое имя, он без промедления ответит «да», потому что так и есть. *** — Значит, художник, — шепчет Луи куда-то в шею Гарри, попутно оставляя влажные поцелуи. Он правда не знает, как это произошло, но точно помнит, что Стайлс угостил его в ближайшем баре шоколадными кексами, а потом и чем-то, очень похожим на колу с водкой. А сейчас они лежат у него дома, Луи счастлив, хихикая и плавясь в руках Гарри, потому что они такие чертовски большие и уютные, так что ему хочется провести в них всю свою жизнь. Но он не скажет этого вслух. — Именно, — медленно отвечает Гарри, когда его пальцы скользят по спине Луи, заставляя того покрываться мурашками и почти ронять новую пачку Marlboro на кровать. Луи определенно нравится факт того, что еще немного, и Гарри тоже будет пахнуть не ромашками и апельсинами, а сигаретами, как и сам Томлинсон. — Ну, тогда ты должен знать кое-что, — Луи улыбается, засасывая мочку уха Гарри, из-за чего тот тихонько стонет, потому что, да, у него тоже давно не было секса. — Я, вроде как, и сам неплохо рисую. — Тогда знаешь, — Гарри улыбается в ответ, выглядя слишком нежным и немного влюблённым, — видишь возле камина банку с водой и кистью? — кудрявый указывает на пол, где лежат карандаши, холсты и множество упаковок с дорогой гуашью. Луи кивает, потому что ему уже нравится ход мыслей Гарри. — Возьми любую и покажи мне, на сколько хорошо ты рисуешь, — Стайлс улыбается, а сердце Луи падает куда-то в желудок, заставляя парня отвести взгляд и сползти с кровати. Проходя по холодному, испачканному полу, взгляд шатена падает на розовую краску и он улыбается так широко что, кажется, ему уже совсем не плохо, не одиноко, и его одежда перестала пахнуть куревом, а мозг перестал ненавидеть будильник, звонящий по утрам. — Мне кажется, ты долго этого не отмоешь, — Томлинсон смеется, беря банку в руки и присаживаясь на кровать. И да, эта поза кажется ему не удобной, поэтому он седлает бедра Гарри, ловко вытягивая кисть. — Тебе не кажется, — Стайлс смеется, устраивая свои руки на бедрах Луи. Да, ему определённо это нравится, потому что голову приятно кружит аромат краски, которым пропах дом Гарри, сигаретный дым и большие ладони, почти сжимающие зад. Луи нравится это, но он не скажет этого вслух. Томлинсон не долго думает, расстёгивая рубашку Гарри, оголяя его пресс и, ладно, он давится воздухом, а сигарета падает в зеленую краску у кровати. Потому что это вау. — Нравится то, что ты видишь? — спрашивает Гарри. Он ухмыляется, видя забавную реакцию шатена и не совсем забавную эрекцию в его штанах. — Возможно. В конечном итоге, Луи рисует бабочек на животе Гарри, нежно-розовой краской, рядом с родинками, похожими на миллиард звёзд и божьих коровок. И это молчаливое: «я влюблён, спаси меня», не дающее шанса дышать полной грудью, без крошащихся ребер и кома в горле. На прессе Гарри красуется огромная розовая бабочка, с узором, проработанным до мельчайших деталей и огромными крыльями. Щёки Луи, как и его руки, испачканы краской, а для Гарри он выглядит самым красивым человеком на земле, если не учитывать того, что с их знакомства прошел только день. В квартире по прежнему пахнет краской, и, возможно, чуть больше прокуренными вещами, кружа пьяные головы парней. Особенно голову Гарри, потому что на Луи чувствуется запах сигарет и персиков, который он даже не замечает. А еще у него голубые глаза, которые, Гарри готов поклясться, на вкус как океан или морской бриз (если бы у них вообще был вкус). И Луи кажется, что он тонет в зелени глаз Гарри, но это замечательно, словно лёгкие волны Саргассового моря тянут его в свою бирюзовую пучину. Его глаза настолько пустые и одинокие, что Томлинсон падает туда с головой, и Стайлс без остатка забирает его, разламывая на кусочки, после собирая воедино своей улыбкой. Гарри удивителен, так кажется Луи. Но он даже не представляет, что делает с самим Гарри. Что делают его глаза, его ключицы и острые скулы. Гарри трудно дышать, смотря на Луи и он определенно хочет его. Хочет его так отчаянно и во всех доступных человеку смыслах. Он хочет любить Луи, любить так сильно, чтобы вся грусть исчезла из голубых глаз. Любить так долго, чтобы залечить все раны, о которых было упомянуто в пьяных рассказах. Любить так чертовски сильно, чтобы он никогда не ушел. Но это всего лишь один день, за который, как оказалось, возможно влюбиться, и Гарри, возможно, жаль Луи так сильно, что хочется любить его так сильно, чтобы он перестал ненавидеть утро и будильник, и Зейна, и работу, и метро, и все остальное. Гарри хочет, чтобы Луи перестал курить и начал жить. — Я хочу тебя, — на улице темно и только луна освещает комнату сквозь тонкие занавески. Луи слепо трётся об бедро Гарри, потому что ему чертовски плохо и, пока что, все еще одиноко. Ну, и у него давно не было секса, а Гарри очень горячий. — Я тоже, — руки кудрявого блуждают по телу Луи, а его бедра поддаются вверх, когда Томлинсон стонет от тяжести внизу живота. Стайлс оставляет множество засосов на шее, ключицах и скулах, и это определенно зависимость. Луи так стонет, так скулит, что срывает крышу, но Гарри не может. Не сейчас, когда они оба пьяны и у них давно не было секса. Наверно поэтому Луи все еще лежит на кудрявом, именно поэтому стонет от его движений. — Господи, — слетает с губ Луи и он сразу же тянется за долгим поцелуем, в котором Гарри понимает. Не сейчас. Не на пьяную голову, чтобы потом не жалеть. — Подожди, малыш, — Стайлс отстраняется от Луи, когда тот стонет ему в губы, утыкаясь в шею. Томлинсону нужен секс больше, чем нормальный сон, новая пачка хлопьев и сигареты. — Не сейчас… — Что? — Луи буквально падает в реальность, слишком больно ударяясь головой об свои же мысли. — Не на пьяную голову, Луи, — Гарри улыбается. Его руки все еще сжимают задницу Томлинсона, от чего тот скулит и шипит куда-то в щеку Стайлса. — Ты будешь жалеть. — Не буду, — уверяет шатен. — Будешь, — говорит Гарри и целует его губы, легко и нежно, так, словно ванильное мороженое встречается с горячим шоколадом, когда их рты двигаются друг напротив друга. В итоге, Луи спит на Гарри всю ночь и ему снятся сны. Хорошие, яркие, красочные сны. А утром он целует бабочку у Гарри на животе, улыбаясь так глупо и счастливо, потому что его голова не болит, в квартире пахнет чистыми простынями и свежим хлебом, а он проснулся не из-за будильника, а из-за лёгких поцелуев в свою щеку. И да, вчера он не пошел на работу и не пойдет сегодня. Потому что он не хочет жалеть ни о чем. Не хочет думать о Зейне и о метро, и о людях со звёздами на шее. Он хочет думать только о Гарри и о его глазах, в которые каждый раз его затягивает словно в болото. А еще Луи хочет быть любимым и нужным кому-то, и Стайлс как раз готов ему это дать. И Томлинсон не против утреннего секса с Гарри, потому что вчера он был уверен, что пожалеет обо всем, что случилось, но нет. Он проснулся рядом с художником, на животе которого красовалась огромная розовая бабочка, скорее похожая на моль, нарисованная руками Луи, и сейчас он ни о чем не жалеет, потому что член Гарри так идеально заполняет его, что Луи стонет очень громко. — Ты такой прекрасный, Лу.Maroon 5 — Never Gonna Leave This Bed
Примечание: Па-де-де* — одна из основных музыкально-танцевальных форм в балете.