Последнее слово

Начинать всегда сложно. Особенно сложно начинать, если знаешь, что это твоё последнее начинание, что за ним не будет ничего. Когда-нибудь вы обязательно найдёте этот файл. Не знаю, кто именно. Тот человек, который будет рыться в моей почте, в моём фейсбуке, в черновиках. В моей голове. В том, что я волей-неволей оставил, в моём единственном наследии. Надеюсь, что этот человек будет порядочен. Нелепо, конечно. Это как если бы человек беспокоился что будет с его остриженными ногтями или волосами. С отшелушившейся кожей. Но ничего не могу с собой поделать. После смерти я стану предметом пристального изучения. Мои близкие захотят узнать обо мне как можно больше. Чтобы понять, что привело к такому исходу. Найти виновных, может. Будут винить неправильные книги, неправильные фильмы, неправильных друзей. Аниме, интернет, пост-рок, моих маленьких пони. Что угодно. Любую странность, причуду, коих у меня было множество. Кого угодно, но только не себя. Друзья будут считать, что виновата семья или школа. И не без оснований. Я сам часто жаловался им то на школу, то на предков. Сейчас я понимаю, что зря я это делал. У меня случилось прозрение. Спустя два года душевных терзаний я понял всё. Причины, по которым причинявшие мне боль люди поступали так, а не иначе. Причины, по которым иначе они поступить были не в силах. Я давно знал, что чёткое деление на добро и зло существует только в сказках, но по-прежнему считал мир хаотичным. Думал, что каждый человек выбирает как поступать, думал, что и сам выбираю, и что это огромное множество ежесекундно принимаемых решений вносит непредсказуемость в этот статичный мир, который так легко и элегантно описывается любимой мной физикой. Нет, моё прозрение никак не связано с фундаментальными науками. Это не какая-то гениальная находка, это простые и давно известные истины, описанные в сотнях книг. Но пока человек не знает, как выглядит утка, он не сможет найти её. Я понял, почему одноклассники травили меня: таким образом они пытались поднять свой авторитет в нашем микросоциуме. Я понял, почему Маша надсмехалась над всеми моими признаниями: она боялась за свой статус в глазах одноклассников. Я понял, почему учителя закрывали на это глаза: долгие годы практики показали им, что «эту дурь не выбьешь», и что «вырастут — поймут». Хотите знать истинную причину моего суицида? В моей смерти повинна человеческая природа. Таковы уж мы, люди. Справедливости ради, должен отметить, что это свойственно не только нам, а практически всем стайным и стадным животным. Одни самоутверждаются за счёт других. Так было на протяжении миллионов лет, ещё задолго до того, как первые стаи гоминид вышли из саванны. Может, от этого у учителей и не выходит обуздать дедовщину в школе. Может. Когда-то давно бабушка сказала мне, что без ненависти не может быть любви. Тогда мне эта мысль показалась красивой, но в её истинности я сомневался. Теперь же я знаю, что окситоцин, который управляет любовью, также управляет и ненавистью. Человек под воздействием окситоцина больше любит своих, но в то же время и больше ненавидит чужих. Национализм действительно идёт рука об руку с патриотизмом. Ненависть — с любовью. Чем сильнее человек любит одного, тем сильнее он ненавидит другого. Просто этим управляет один и тот же биохимический процесс. Забавно. Много раз читал, что мои ровесники кончают с собой из-за аниме или тяжёлой музыки. Может, и обо мне напишут подобное. Но это чушь. Если вам нужно хоть что-то, что можно обвинить в моей смерти, а «человеческая природа» не очень на эту роль подходит, то вините социологию, этологию, психологию и биохимию. Ты, читатель, наверняка уже изучил мою историю браузера, и знаешь, что последние два года я посвятил именно этим наукам. Так пусть их запретят. Пусть объявят вне закона. Может, хотя бы тогда у людей появится к ним тот интерес, которого они в действительности заслуживают. Раньше, когда я только искал причины всех несчастий, которые мне довелось пережить, меня вела ненависть. Пока я не знал, почему они себя так ведут, я объяснял себе всё их собственной злой волей. Таких людей можно ненавидеть. Я строил планы мести, коварные и жестокие. Я оправдывал свои мысли тем, что мои одноклассники — нелюди. Сейчас ненависти нет. Осталось только отвращение. Отвращение к миру, к людям, к себе. Не подумайте, что в моей смерти повинна травля. С момента моего прозрения прошло уже два месяца, и прозрение помогло мне увидеть собственные просчёты, исправить модель поведения. Я больше не «лох», теперь «лох» Серёга. Я знаю, каково ему. Я ведь был на его месте совсем недавно. Но помочь ему ничем не могу. И не стал бы, даже если мог. Я вообще никому не желаю видеть мир в такой омерзительно подробной детализации, в какой я его вижу сейчас. Лучше уж просто ненавидеть людей, считать их злыми, плохими, неправильными, сравнивать их с волками, чем незаслуженно оскорблять благородное племя волков. Всё, что угодно лучше, чем осознавать, что у человека нет выбора, что наши мозги, чудовищно объёмные нейросети, связаны между собой. Что каждое наше слово, каждый ответ, каждый свист, каждое прикосновение — всё это всего лишь способ передачи информации между этими нейронными сетями. А все наши конфликты, споры, влюблённости и дружбы — всего-навсего химические реакции. Как бы я хотел поменяться с Серёгой местами. Но слишком поздно. Два месяца испытывать отвращение, душевную тошноту, оказалось страшнее, чем два года — ненависть.