Фран Х Бел

Тихая летняя ночь. Луна сегодня необыкновенно близка к земле, красива, как никогда. Ее свет проникает в комнату замка Варии, ложась дорожкой на пол и наполняя небольшое пространство загадочным великолепием. На большой кровати, под узорчатым пологом спит юноша. Его бирюзовые волосы небрежно раскиданы по подушке, ресницы отбрасывают длинные тени на его по-детски беспечное лицо. Оголенная грудь вздымается вверх с каждым вдохом, с каждой минутой все чаще. Видимо, ему снится какой-то сон, хороший сон, в котором нет ни страданий, ни боли, ни глупого босса с его вечными капризами, ни гея, все время дающего советы, ни наглого семпая... Уголки его нежных губ подрагивают, и на миловидном лице появляется улыбка, которую так нелегко поймать на лице этого флегматичного юноши. С резного стула, стоящего у кровати, на спящего смотрит своими большими глазами шляпа в виде лягушки, как будто чутко оберегая его сон. Ничто не нарушает божественной тишины ночи, как вдруг тяжелая дубовая дверь распахивается. В проеме появляется стройная мальчишеская фигура, с ног до головы укутанная светом, ворвавшимся в темную комнату из коридора. Юноша на постели чуть приподнимается на локтях, разомкнув еще тяжелые после сна веки. — Семпаай, это Вы? Что Вам нужно здесь посреди ночи? – в его голосе слышится раздраженность, которую юноша даже не пытается скрыть. — О чем ты говоришь, Фран?! Это моя комната! – еле выговаривает вошедший заплетающимся языком. — Бел-семпаай, да вы пьяны! С кем на этот раз? Со Скуалло? Или, может, с Гокудерой? – монотонно протягивает юноша в ответ. Не обращая внимания на слова Франа, Бельфегор подходит к постели, на ходу стягивая с себя полосатую кофту. — Неужели Вы спать со мной собрались? — Заткнись! Я столько времени уделял тебе, так любил тебя, а ты... Ты так со мной разговариваешь! – вскипает Бельфегор. — Нэ? Бел-семпаай, когда вы успели так нализаться? – Фран кажется спокойным, в то время, как в его душе нарастает волнение за семпая. — Не твое дело! – наконец-то справившись с ширинкой, принц-гений одним движением снимает с себя узкие штаны и остается в одних трусах. Лунный свет отражается от белоснежной кожи, покрывающей молодое мускулистое тело. Его волосы чуть взъерошены, короны нет и в помине, что свидетельствует о нетрезвости юного гения, ведь он не представляет своей жизни без этого символа власти. — Семпай, простите, но что Вы собираетесь делать? — А разве не понятно? – приподнимает бровь Бел. Он обрушивается на кровать, придавив своим телом хрупкого Франа. Срывая пижаму юноши, принц пытается поймать его губы. Но у Бела ничего не получается, ведь непослушный рот Франа повторяет лишь одни слова: — Семпай! Не надо, семпай! От его флегматичности не остается ни следа, потому что он осознает, что Бельфегор не шутит, что принц не собирается его отпускать. Наконец— то крепкий поцелуй мальчика-гения запечатывает рот лягушонка. Он сам не осознает, что делает, им руководят лишь возбуждение и давняя любовь к Франу. Их тела сплетаются. Бел уже вовсю водит рукой по эрегированному стволу Франа. Сам семпай уже не может больше сдерживаться, он хочет обладать этой непослушной лягушкой. Не до конца понимая происходящее, он разворачивает юношу спиной к себе. Тот, где-то в глубине души догадавшись, что сейчас случится, последний раз вскрикивает: — Семпай, не надо! – Его глаза расширяются от ужаса, когда член Бела прислоняется к его коже. И он входит. Изо рта Франа вырывается крик, крик боли, отчаяния... Принц двигается внутри него, сначала медленно и осторожно, но с каждым разом все набирая темп. Фран не понимает, как он допускает такое, что его, неприступного Франа, так запросто имеет какой-то принц! Но возбуждение делает свое дело, и, не найдя ответа, юноша снова погружается в поток удовольствия, ведомый Бельфегором. От наслаждения, или, может, от боли, Фран кричит: - Бел! Бел! Я люблю тебя! — Хм... Что ж... я запомню твои слова... Ши-ши-ши... Достигнув предела, они кончают вместе. Бел сразу же засыпает, видимо, алкоголь дает о себе знать, а Фран еще долго перебирает его белокурые волосы в недоумении, как он мог сказать такое наглому и бессердечному принцу, никогда не воспринимающему его всерьез.