Отчаянно

В Бесстрашии несложно запутаться: нескончаемые коридоры, которые граничат со спальными комнатами, темные, почти не освещенные тоннели, конца которым, кажется, нет. Прохожу мимо Ямы, невольно громко топая по словно хрупкому металлическому переходу, понимая, что нарушаю комендантский час. Вокруг стоит такая мертвая тишина, словно воздух замер в напряжении этой базы бойцов. Правда, кроме меня, могильное молчание нарушает еще один человек. Эрик, стоя в самом низу Ямы, поднимает голову на шум, и я замираю, вжавшись в стену, надеясь, что он меня не заметит, но торопливые приближающиеся шаги говорят об обратном. Я не знаю, куда бежать, находясь в ступоре и понимая, что каждое новое движение лишь подтвердит догадки парня о присутствии нарушителя. Как Эрик достиг того, чтобы ему разрешили заниматься допоздна, я не знаю, но парень, пришедший из Эрудиции, обладая немалым интеллектом, мог добиться расположения инструкторов. Ни для кого не секрет, что он метил в лидеры, хотя я бы никогда не захотела видеть его им. Зависть — сильное качество, которое позволяет совести скрыться на время, чтобы спокойно пройтись по головам других, по их костям, нередко применяя насилие. Но это было не для меня, и привычки бывшей фракции сказывались на моем характере. Чего не скажешь об Эрике. Все-таки сорвавшись с места, делаю пару тихих шагов, выходя в коридор и направляясь обратно, в сторону общей комнаты. Если я успею добежать до этого места, то буду в безопасности, оказавшись около Четыре. Парень, пришедший из Отречения, был полной противоположностью Калдора, но странное хладнокровие связывало их обоих, делая лучшими бойцами в нашей группе. И, я уверена, Эрик догадывался о тайне, что я старалась сохранить, а попытки бегства из Бесстрашия никогда не оказывались успешными, так как парень был всегда начеку. — Кейт, — сократив путь через другой коридор, он выходит ко мне навстречу, загораживая проход в комнату. Страх сковывает, парализует, а ноги становятся ватными, отказываясь бежать от него, неподъемными, да и я сама падаю духом. — Пропусти меня, — шепчу, осторожно шагая назад, но бывший эрудит мгновенно сокращает расстояние. — Ты уже не первый раз нарушаешь законы Бесстрашия, — немного раздраженно, — но сейчас тебе уйти не удастся, — сжимая запястье. Оттолкнув его другой рукой, выламываю кисть, начиная бежать, а адреналин пульсирует в крови, не давая сбавить темпа. Но ночью коридоры настолько темны, что мне тяжело ориентироваться без света. И, увидев перед собой лишь стену, я, жалобно простонав, поворачиваюсь к своему преследователю, сжимая челюсти. — В Дружелюбии вам, наверное, читали сказочки на ночь? — криво улыбаясь, произносит Эрик, и его черный силуэт кажется мне страшной тенью в этом коридоре. — А тебя поперли из Эрудиции, так как книги не читал? — язвлю в ответ, вжимаясь в стенку и осознавая, что лишь нарываюсь. — Ты ведь понимаешь, — он приближается медленно, и каждый его шаг звенит в моей голове, — что тебя сейчас никто не спасет, Кейт? — Я боюсь не тебя, Эрик, — шепчу, сжимая ладони в кулаки и собираясь дать отпор. Я ведь до последнего верю, что смогу сбежать от него. Он ухмыляется, но эта улыбка в тусклом свете фонарей тоннеля больше похожа на животный оскал. Что-то внутри замирает, а по телу проходит дрожь, будто бы от холодного ветра. — Я долго думал, почему ты выбрала Бесстрашие, — произносит, останавливаясь в метре от меня, — но ответ лежал перед глазами. Как я его не заметил, — словно раскаявшись, тянет руку в сторону моего лица, и я зажмуриваю глаза, ожидая удара. — Теперь ты сдашь меня ей? — проговариваю, понимая, что вложила больше боли, чем ему нужно знать. Чем нам обоим нужно знать. — Думаю, да, — наигранно равнодушно, а его пальцы осторожно касаются шеи, чуть сжимая, — но перед этим мне бы хотелось сделать кое-что еще. Распахнув глаза, испуганно поднимаю их на его лицо, видя лишь кривую улыбку. Он не шутит. Калдор никогда не упустит возможность использовать человека полностью, перед тем, как выбросить, и я усвоила этот урок, увидев, как он обращается с другими. — Лучше сразу убей, — сглотнув, — Джанин всё равно не оставит меня в живых. Его взгляд останавливается на моей шее, а пальцы немного сильнее сжимают ее, на мгновение перекрыв доступ к кислороду, но я не понимаю, о чем Эрик думает. И, используя этот момент, я ударяю его по груди, по рукам, пытаясь отбиться, а мои бесполезные и жалкие попытки в итоге устранены одним единственным захватом запястий. — Я буду кричать, — немного дрожа. — Давно хотел узнать, как ты стонешь, Кейт, — отвечает, словно отмахиваясь, парень, вгоняя меня в полусознательное состояние своим ответом. Понимая, что нахожусь в тупике, собираю остатки сил на то, чтобы не расплакаться перед ним. Ведь, если я покажу Калдору все свои эмоции, то окажусь куклой в его умелых руках. Разглядывая его пирсинг, молчу, судорожно дыша и пытаясь успокоиться, придать своему лицу наибольшую невозмутимость, на которое способно состояние. Видимо, он замечает мой взгляд, прикованный к татуировкам, и усмехается. — Ты такая чистая, такая невинная, — шепчет, и его дыхание опаляет кожу шеи, а по телу вновь проносятся странные импульсы, вызывая очередные мурашки. Почему же он медлит, не желая получить все, что хочет, как можно быстрее? Не знаю, почему я не стала делать татуировки. Возможно, я не чувствовала это место своим домом и не хотела оставлять память о нем на собственном теле. В Дружелюбии мне тоже не было уютно, и сомнения о том, существует ли место, которое полюбит душа, росли с каждым днем пребывания в Бесстрашии. И бывший эрудит раскусил эту тайну, получая свой приз в разгадке очередной головоломки. — Я боюсь не тебя, Эрик, — повторяюсь, сдавленно дыша, а сердцебиение набирает обороты, — а того, кто находится внутри тебя. На мгновение он теряется. Я вижу, как изменяется его взгляд, становясь тревожней, но парень возвращает самообладание и контроль, и его лицо темнеет. — Ты видишь лишь зверя, — я слышу в его голосе непонятную мне боль, хмурясь, — монстра, безжалостное чудовище. Сглотнув, пытаюсь освободиться от своих оков снова, будто мотылек, бездумно бьющийся о стекло, а черты лица Эрика становятся жестче. Губы сжимаются в плотную тонкую линию, взгляд чернеет, а ловушка, в которую я сама себя загнала, кажется последним, что я смогу увидеть. — Тогда я стану твоим ночным кошмаром, Кейт, — произнося слишком самодовольно, гордо, будто бы скрывая что-то, парень резко впивается в мои губы. Закрывая глаза, издаю слабый всхлип, а Эрик, пригвоздив запястья к стене над моей головой, нависает, прижимая к холодному металлу всем своим телом, и контраст температур действует на меня еще более страшно, вызывая море маленьких мурашек. Я пытаюсь сопротивляться, сжимая челюсти, ощущая, как сухие от жара губы целуют немного зло и раздраженно. Но кроме гнева есть еще что-то, и я не могу этого понять, резко поворачивая голову набок и чувствуя жгучие поцелуи около уха. — Где же твое дружелюбие, Кейт? — почти насмехаясь надо мной, пошловато касается языком мочки, заставляя тихо простонать. Пальцы впиваются в кожу ладони, пока парень наслаждается шеей, болезненно и горячо кусая ее. Сердце уже давно потеряло ритм, пульс то учащается, то замедляется в зависимости от действий Эрика, а сковывающий страх не позволяет сделать абсолютно ничего, и, стоя перед парнем, я ощущаю его желание, что пульсирует прямо у моего бедра. Я знаю, что это меня сломает. Я не смогу больше подняться на ноги, а вся внутренняя энергия, жизненная сила, будто трофей, достанется охотнику, что с легкой душой отдаст мое тело Джанин. Фракция выше крови и чувств. Особенно, если ты готов применить насилие для собственного успеха. — Перестань, — слабо, скорее прошу, чем требую, но не позволяю слезам выйти наружу, — Эрик, — тихо. Я не позову на помощь, и он прекрасно это знает, продолжая медленно упиваться жертвой своего желания. Я уже не вижу в ней смысла. Я уже ни в чем не вижу смысла. Парень останавливается, поднимаясь к лицу и осторожно касаясь губами подбородка, а затем заглядывает в мои немного удивленные глаза. Нежно скользит губами вдоль скулы, едва касаясь кожи кончиком языка и шумно выдыхая на ушко, заставляя невольно поежиться. — Эрик, — всё так же неуверенно произношу его имя, чувствуя его очередной пронизывающий взгляд. Он молчит, остановившись в собственном порыве и сощурив глаза почти до крохотных щелок. Недоверчиво оглядывает мое тело, будто наваждение, что было минутой назад, прошло, хмурится, пристально изучая глаза, нос, губы. Сглотнув, вытягиваю шею, а сбивчивое дыхание мешает собраться с мыслями. Пальцы свободной руки парня сжимают подбородок, возвращая Калдору его холодность. — Повтори, — я слышу в его голосе строгий приказ, от которого по коже проходит ветерок. — Эр… — сглатываю, побаиваясь, — Эрик? Он мотает головой, словно я что-то сделала не так, а потом вцепляется в шею, почти толкая меня в стену. Продолжая держать мои запястья, пальцами другой руки немного резко поднимает подол черного свитера, быстро стягивая его и отбрасывая в сторону, а от холода я еще больше вжимаюсь в стену, чувствуя себя слишком маленькой и беззащитной по сравнению с ним. Тонкая майка едва скрывает грудь, плотно прилегая к телу. Продолжая растерянно смотреть на лицо бывшего эрудита, не верю в происходящее, а озноб волнами проносится по организму, отчего становится лишь холоднее. Голые плечи и лопатки прижаты к ледяной стене, и я едва ли не скулю от боли. — Эрик, — жалобно вновь шепчу его имя, а парень сильнее вдавливает меня в стену. Его пальцы отпускают запястья, и мои руки падают на крепкие плечи, не в силах даже оттолкнуться от них. — Так сладко, — шепчет, словно пытаясь забыться, — у тебя такой тонкий голос, Кейт, — пальцы властно скользят по телу, прикасаясь к груди, сжимая талию и опускаясь на ремень джинс. Я ощущаю слабость, словно мое тело уже превратилось в куклу и все, что остается, это смотреть на то, как парень изнасилует меня, разглядывать его блаженствующее лицо при этом и давить собственные слезы. Неужели… во мне так много отречения? — Пожалуйста, — я понимаю, что мольбы бесполезны, но безнадежно повторяю их снова и снова, будто прокручивая в голове лишь один кадр из жизни, а пленку заело именно на этом слове. — Такая хрупкая, — шепчет, не слушая меня, почти до боли и хруста сжимая талию, и я стискиваю зубы, чтобы не закричать. Пальцы впиваются в плечи сквозь его свитер, и парень довольно усмехается, почуяв ногти на своей спине. Эрик снова прикасается к губам, и в этот раз я распознаю чувство, спрятанное между злостью и надменностью. Отчаяние, словно парень и не надеялся, что у него будет шанс сделать это снова. Будто он знал, что другого лучшего момента ему не найти. И все складывается из сотен маленьких кусочков в общую картину, от осознания которой я тихо всхлипываю, не выдержав слез. Калдор, такой холодный и жестокий, не преследовал, пресекая все попытки сбежать. Он знал, что меня поймают быстрее, чем я доберусь до Дружелюбия. Бывший эрудит понимал, что до вычисления моей сущности остались считанные дни. Если не часы. Отчаяние. Оно, словно передаваясь воздушно-капельным путем, проникает внутрь, заражая все органы, отравляя клетку за клеткой, проникая в самое сердце, и по щекам текут горячие, обжигающие слезы, вызванные тем самым чувством. У поцелуя соленый, горький вкус, будто смешанный с кровью и ее металлическим привкусом. Слезы капают с подбородка на майку, но впервые за все это время я не пытаюсь остановить парня, прижимаясь к нему, словно я в первый и в последний раз смогу почувствовать его тепло. — Кейт, — сдавленно шепча, с болью и горечью, настолько непривычными для жестокого Калдора, и лишь от произношения собственного имени сердце замирает, а большой палец парня грубовато касается скул, утирая соленые капли. — Эрик, — вкладывая в слово еще больше отчаяния, наконец-то понимая зверя, стоящего перед собой. Губы, увлажнившись слезами, вновь соприкасаются, и, закрыв глаза, я зарываю пальцы в его жестких коротких волосах, едва сжимая их и чувствуя, как горячее дыхание парня настигает меня у самого рта. Мгновением позже мои руки скользят по телу вниз, хватая подол свитера и обнажая мощное тело. Я чувствую его боль в каждом грубом движении, укусе губ, цепочке поцелуев от ключицы к груди. Мои пальцы слабо дотрагиваются до его торса, всегда желающие хоть раз прикоснуться к нему. Калдор молчит, как и я, словно боясь, что, если мы разрушим тишину, момент исчезнет, и времени не останется. Такой холодный и бесчувственный… Его пальцы резко хватают мой ремень, расстегивая, и я вздрагиваю, чувствуя страх, но искушение перебарывает и это, когда парень, словно замечая нервозность, впивается в мои губы, страстно и отчаянно целуя их, сжимая талию и опуская руки на бедра. Импульсы, кажется, передаются и мне, неуверенно касающейся джинсов бывшего эрудита. Мы освобождаемся от лишней одежды быстро, в этом странном, страстном танце, покрывая поцелуями друг друга. Подхватив меня под бедра, Эрик резко входит, почти впечатывая тело в стену, начиная не менее грубые движения, но я лишь шумно дышу, ощущая накатывающиеся слезы. Он обещал стать моим ночным кошмаром, и теперь подтверждал это, пронзая глубже и сильнее с каждой секундой, доказывая свое превосходство и существование внутреннего, жестокого зверя. Припадал к губам, то впиваясь в них, то едва касаясь уголков рта, сжимал мои бедра сильнее, заглушая громкие стоны в очередном поцелуе. Отчаянно. Боль распространялась по телу со стремительной быстротой, наполняла вены, гоняя кровь и приливаясь ко всем участкам тела. Он тоже ее чувствовал, но его боль была глубже, застревала внутри, вырываясь наружу в виде этой жесткой близости, власти над слабым телом и способности причинять другому человеку страдания. И сейчас я хотела забрать его боль. И постепенно его растущее рычание у ушка, вызывающее мурашки, трение моей спины о ледяную поверхность, оставляющее царапины на лопатках, помогало нам обоим забыться. Дыхания хватает лишь на шумный вдох, никаких слов, кроме вскриков и моих стонов, от которых Калдор заводится лишь сильнее, почти буквально добивая меня своей агрессией. Пальцы царапают его спину так же резко, совладав с ритмом движений Эрика. Я вижу его лицо, немного взволнованное, оглядывающее мое тело с каким-то трепетом, глаза, почерневшие до радужки, слышу хриплое дыхание, сквозь которое изредка повторяется мое имя, вырываясь будто бы из глубины души и застывая в раскаленном воздухе. Я знаю, что мне становится лучше. Боль не отступает, не давая забыться и окунуться в желание полностью, погрузившись в темноту без остатка. Но она забирает что-то другое, то, что, возможно, могло и держать меня здесь, словно теперь я оказывалась свободна от собственных оков. И освобождаться от этих мыслей было приятно. Его дыхание тяжелеет, и, когда парень останавливается после самых грубых толчков, окончательно забрав все мои силы, я слабо улыбаюсь, прижимаясь лбом к его, покрытому испариной. Он все еще держит меня за бедра, но немного более нежно, трогательно касаясь мочки уха и целуя ее. — Кейт, — слабо произносит Эрик, продолжая при этом оставаться сильным. Я не знаю, о чем думает его внутренний зверь, доволен ли он собственной победой. Но то, как парень шепчет имя, так отчаянно и растерянно, заменяет все ненужные слова, лишая их смысла.