Когда потухнет фейерверк

Кровать настолько широкая, что если прижаться щекой к мягкой простыни, еще хранящей запах полевых цветов после недавней стирки, и прищурить глаза, то, кажется, ей нет конца. Особенно в часы предрассветного сумрака. Но сейчас я прячусь под большим пуховым одеялом, укрывшись с головой. Так меня не просто заметить, пока не решитесь с разбегу прыгнуть в самый центр кровати, как любит делать Полли, когда будит меня по утрам. На часах всего лишь четыре утра, и весь дом еще погружен в сон. Барри вчера уснул на диване на первом этаже и около часа назад проковылял в свою комнату, краем глаза заглянув ко мне — удостоверился, что все в порядке. А я притворилась, что сплю. Не хочу беспокоить. Он и так слишком много волнуется за нас всех, хоть и старается этого не показывать. Полли осталась у подруг, на пижамную вечеринку, а Мойра, проведя вечер за игровой приставкой, скорее всего, уснула в окружении книг по биотерроризму, так и не ответив на последнее смс от Клэр. Со мной же рассвет встречает только мягкий плюшевый медведь. Крепко-крепко прижимаю игрушку к себе, потому что обещала никогда его не отпускать. Ни за что. Он мой друг, а еще — он подарок на Рождество от Мойры. «Лотти очень тебя любила и погибла, не сломившись под гнетом Алекс. Не выдала тебя. Мне кажется, она не хотела, чтобы ты оставалась одна». Тогда я уткнулась носом ей в шею и не сказала ни слова, но… До сих пор от воспоминаний о том вечере в груди как будто сверкает и переливается фейерверк из сотен самых невообразимых цветов. Даже тот большой салют на празднование Дня Канады, который мы смотрели все вместе, не сравнится с моим внутренним. А еще это странное чувство: разливающееся внутри тепло и умиротворение, спокойствие. Я не знала их раньше. Все здесь совершенно не похоже на то место, где я провела все годы после смерти родителей: теперь у меня новая семья и новый дом. И Мойра. Особенно она. Не знаю, как так вышло, но за то кроткое время первой встречи, между нами образовалось… связь. «Мы как сестры» — сказала она тогда. Взяла за руку. И мне стало немного спокойнее. Я и сейчас стараюсь держаться ближе к ней. Так я не слышу этого голоса. «Наталья». Еще сильнее сжимаюсь в комочек, упираясь носом в коленки, поджимаю пыльцы. Вкрадчивый, вязкий как смола, шепот заставляет сердце биться быстрее и не дает сомкнуть глаз. Он преследует меня, стоит лишь остаться одной. И, если раньше голос был тихим, едва слышным, то сейчас…. «Дорогая, Наталья… ты не сможешь прятаться вечно». Помню, когда она впервые обратилась ко мне по имени. Я испугалась. Никогда и ничего не боялась, но теперь тревога комком засела в груди, продолжая шириться и расти с каждым вдохом, как воздушный шарик. Все знают, что бывает, когда слишком сильно надуваешь шарик? Иногда я остаюсь в комнате у Мойры, прижимаюсь к сестре холодными ногами и стараюсь не смотреть в глаза. Она успокаивает. Говорит, что все дело просто в дурном сне, что ее тоже мучают кошмары. Но она сама не до конца верит в эти слова. И я рада, что Мойра не задает вопросов. Но этот голос. Алекс. Она права. Я не могу вечно прятаться в комнате у сестры. «Когда же ты поймешь, что не нужна никому, кроме меня? Даже родители покинули тебя совсем крошкой». — Они погибли… Знаю, что совершаю ошибку, отвечая ей. Признаю ее существование. Но не могу сопротивляться. И… может быть она уйдет, если я просто с ней поговорю? «Не важно. Это все несущественные мелочи. Главное, что ты осталась одна. А потом ушла и Лотти. Она вовсе не защищала тебя, а пыталась сбежать, спасти свою шкуру. За что и поплатилась. Ты же сама все видела». — Уходи, пожалуйста. «А помнишь? «Доброго дядю из «Терра Сейв», — голос Алекс передразнивает меня и разве что не смеется. — «Нил. Он спас тебя в Террагригии, чтобы семь лет спустя продать на эксперименты. Правда, очаровательно?» Я так хочу, чтобы она замолчала и ничего больше не говорила. Она лезет под кожу, а меня передергивает от воспоминаний о безумном взгляде и о том, как невозможно было дышать, зажатой в тисках чудовищных пальцев. — Нет! У меня теперь есть семья. Барри и… «О, наивное дитя. Ты ведь понимаешь, что на острове Барри привязался к тебе только из-за чувства вины перед собственной дочерью? Если бы не он, девочка никогда бы не попала в список. Так что, спасая тебя, Барри просто хотел искупить грехи, когда почти отчаялся найти своего ребенка. И, да, разумеется… как можно забыть твою сестру. Мойру». Как сильно я ни зажимаю уши, голос невозмутимо продолжает пугающий монолог у меня в голове. «Дерзкая и безответственная девчонка. Однажды она уже не уследила за тобой. Тогда в городе. Ведь будь она чуть внимательнее, кто знает, как сложилось бы ваше будущее… А сейчас, помимо прочего, ты для нее живое напоминание о том времени, которое она хочет забыть. Знаешь, не могу ее винить — любой хотел бы оставить подобное приключение в прошлом и никогда не вспоминать. Ведь, в отличие от тебя, проспавшей полгода, бедняжке пришлось выживать». — Перестань… «А я? Наталья, ведь я совсем другое дело. Я всегда с тобой, — голос стал тише. Так заботливая мать обращается к любимой дочери, желая ей спокойной ночи. — Всегда в твоей голове…. Я это ты. И очень скоро ты примешь меня, дитя». — Оставь меня! Кажется, я кричала. Не уверена. На минуту перед глазами все стало ослепительно белым, как лист бумаги. Теперь я почему-то стою на своей кровати, а одеяла и подушки беспорядочно валяются на полу. Но все это неважно, потому как голос молчал. Алекс замолчала! Прежде, чем радоваться своей маленькой победе, я хватаю одной рукой медведя, а второй угол подушки и бегу в комнату к Мойре. Под тихое ворчание забираюсь на край кровати и прячу лицо у нее на спине. Уже проваливаясь в сон, на грани сознания, слышу, как протяжно звучит довольное: «Я так просто не сдамся». Нет, это не шепот. Это уже мысль. И она не моя.