Осколки памяти

      Черные, словно сажа, тучи непроглядным покрывалом застелили небо, пару часов назад поражавшее своей девственной голубизной. Сегодня вечер опустился на Каракуру удивительно рано, и лишь бледно-желтые, как потускневшее от времени золото, лучи заходящего солнца, проглядывая сквозь плотные тучи, напоминали о теплом и светлом дне.       Стоило густым великанам полностью укрыть своими пышными боками бледные лучи, как небо стало походить на болотную грязь — коричнево-черное, в некоторых местах серое. Сегодняшний вечер казался до безобразия жутким, будто бы что-то страшное крылось в темных переулках, пряталось за солдатами-деревьями, ровными рядами высаженными вдоль дороги. Холодный ветер гулял по отчего-то опустевшему городу, заглядывал в окна и забрасывал в открытые форточки опавшие бурые листья; он пробирался в дома, теребил выглаженные шторы и, змейкой исследуя пол, обжигал прохладой голые ступни людей.       Ишшин направлялся домой после очередного рабочего дня в клинике семьи Куросаки. Мужчина был взволнован, сжимал кулаки, кусал губы и с настороженностью в глазах изучал улицу, цепляя взглядом каждую шелохнувшуюся веточку, вслушиваясь в каждый шорох. Он постоянно оглядывался назад, а после, не увидев ничего, что могло бы его заинтересовать, поворачивался назад, небрежно поправляя ворот темной куртки.       Чувство, что что-то не так, когтистыми лапами вцепилось в плечи, не желая отпускать, и тянулось за ним, наступая на пятки. Липкий страх комом застрял в горле, не давая вдохнуть полной грудью. Тяжелое, давящее напряжение витало в воздухе, и из-за этого нервы были на пределе.       Это отвратительное ощущение заставило Ишшина немного раньше уйти с работы, плюнуть на все незаконченные дела, ведь каждая клеточка тела кричала ему о том, что ему нужно было срочно, как никогда раньше, добраться домой. Мужчина резко прибавил шаг.       Слишком тихо. Ничего, вообще ничего не было слышно, из-за этого казалось, будто он следует не по улицам родной Каракуры, а по незнакомому мертвому городу. Ботинки уже давно покрылись грязью — Ишшин не смотрел под ноги, поэтому не раз наступал в оставленные позавчерашним ливнем лужи. Осень в этом году выдалась слишком мокрая.       — Черт!       Тихое, слегка подвывающее эхо разнеслось по улице, когда мужчина чуть не подскользнулся на влажной дороге, зацепив ногой кучку скользких листьев. Где-то вдалеке, обжигая слух, раздался гром, а на еще сырую землю посыпались острые, как заточенные иглы, капли холодного дождя. Буквально за минуты легкий дождик превратился в ужасный ливень, образующий непроходимую водяную стену, скрывающую все, что находилось на расстоянии вытянутой руки.       Ишшин негромко выругался, натянул на голову капюшон, и по памяти двинулся в сторону дома. Прямо, налево, потом направо, и показался заветный поворот. Еще немного, и он уже был на нужной улице. Совсем чуть-чуть.       Оказавшись у собственного дома, мужчина застыл, словно каменная статуя, в нерешительности приподняв руку, но не осмеливаясь коснуться мокрой дверной ручки, с которой прозрачными бусинами стекали чистые капли. Ишшину казалось, что там его ждет что-то ужасное, что-то, что выбьет воздух из легких и заставит рвать на голове волосы, и из-за этого заходить совсем не хотелось. Дождь с силой бил по крыше, и монотонный шорох смешивался с ударами его собственного сердца, эхом стучащих в ушах. Еще раз обернувшись назад, Ишшин все-таки повернул ключ в замке и, толкнув дверь, оглушающе громко скрипнувшую, вошел внутрь.       И, казалось бы, все так, как бывает обычно, но нет — тихие всхлипы раздались в районе кухни, и сердце отчего-то рухнуло в пятки, стоило ему закрыть дверь, которая отрезала все звуки внешнего мира.       Не снимая грязной промокшей обуви, мужчина рванул на кухню, цепляя мебель, путаясь в ногах из-за скользкой подошвы ботинок и оставляя грязные следы на идеально вымытом паркете.       Хлопнув по выключателю и сщурившись от яркого света, ударившему в глаза, он огляделся, пытаясь найти источник звука. Всхлипы раздавались из-под стола, поэтому, сделав пару широких шагов и присев на колени, Ишшин осторожно приподнял скатерть и заглянул под стол. Увиденное его немало потрясло: две маленькие заплаканные девочки, его любимые дочери, вцепившись хрупкими ладошками друг в друга, крепко зажмурив глаза, сжались, боясь шелохнуться.       — Карин, Юзу, что случилось?! — Ишшин резко встал на ноги и рванул скатерть на пол. Та с тихим, будто шорох крыльев бабочки, шелестом опустилась на светлый паркет.       Слегка приоткрыв покрасневшие и заплаканные глаза и увидев стоящего перед ними мужчину, девочки неуклюжими движениями выбрались из-под стола, сразу цепляясь дрожащими пальцами за промокшую куртку и утыкаясь горячими лбами в шею изумленного отца.       Приобняв дочерей за плечи, Ишшин с ужасом отметил, что детей бьет крупная дрожь, все движения их были резкими, дерганными, как у кукол со сгибающими руками.       — Папа, они... — Карин, что пыталась что-то выговорить, запнулась на полуслове и еще сильнее прижалась к отцу.       — Что здесь произошло? — в голове Ишшина всплыл еще один вопрос, который почему-то заставил мужчину содрогнуться, но он все же озвучил его: — И где Ичиго? — в конце концов, он сегодня должен был приглядывать за сестрами. Мысль о том, что старший сын мог куда-то уйти, оставив девочек дома одних, даже не подумала родиться в его голове — слишком уж любил Ичиго сестер, чтобы бросить их.       Всхлипы стали громче, а дети только сильнее вцепились в холодную куртку отца. Приподняв красные от слез глаза, Юзу, заикаясь, произнесла то, чего не смогла сказать сестра. Следующие слова, надолго повисшие в воздухе, навсегда перевернули жизнь семьи Куросаки:       — Папа, какие-то дяди, они... Они забрали Ичиго.       — Ка­питан Ай­зен, а Вы точ­но уве­рены, что имен­но этот маль­чиш­ка Вам ну­жен? В нем же ре­ацу практически нет, — сло­ва были про­из­не­сены с не­ким неудовлетворением, но на гу­бах Ичимару светилась все та же лисья улыб­ка.       — Не бес­по­кой­ся, Гин. Я на все сто про­цен­тов уве­рен, что это он, — стальной взгляд ка­рих глаз сколь­знул по яр­ко-ры­жей ма­куш­ке ре­бен­ка, что сей­час ти­хо со­пел на не­боль­шой кро­вати, будто младенец. — А еще я на сто про­цен­тов уве­рен, что этот маль­чик ста­нет на­шим ко­зырем в пред­сто­ящей бит­ве.       — Лад­но, ладно, де­ло ва­ше. Но Вам не ка­жет­ся, что идея раз­местить его в ка­зар­мах отряда не очень-то ­безо­пас­на. Сю­да ведь в лю­бой мо­мент может заб­рести кто угод­но, — Ичи­мару кив­нул на дверь. В этот момент, будто подтверждая его слова, совсем ря­дом пос­лы­шались го­лоса нескольких ши­нига­ми.       Айзен ухмыльнулся, и эта улыбка его, наверное, вызвала бы дрожь у рядовых шинигами, забираясь под кожу и липким страхом расползаясь по венам. Холодная, пустая, заставляющая душу уходить в пятки.       — Гин, я же ска­зал, что не сто­ит вол­но­вать­ся. Все в пя­том от­ря­де ви­дели ши­кай Кь­ека Суй­ге­цу, по­это­му сде­лать так, что­бы мальчишку не наш­ли, бу­дет нес­ложно.       Он отрывистым движением коснулся спутанных рыжих волос ребенка, цепляя тонкими пальцами непослушные пряди, и поправил выбившуюся из-под его головы мягкую, как пух, подушку.       — А ес­ли он прос­нется и ре­шит про­гулять­ся? Да­же его не­боль­шая ре­ацу прив­ле­чет вни­мание, раз­ве нет? Что мы бу­дем де­лать, ес­ли его кто-ни­будь за­метит?       Гин сидел на противоположной кровати и гладил пальцами острое лезвие своего зампакто. Сщуренные глаза скрывались за каскадом светлых волос, и лишь по леденящей душу улыбке можно было прочитать хоть что-то, что творилось в его голове.       — Он не прос­нется, в этом я те­бя уве­ряю. До тех пор, по­ка не ока­жет­ся в У­эко Мун­до, глаз он не откроет.       — Ая-я-й, ка­питан Ай­зен, как вам не стыд­но. Что вы сде­лали с ре­бен­ком? — ка­залось, улыб­ка ка­пита­на треть­его от­ря­да ста­ла еще ши­ре, растянувшись до самых ушей, и что его губы вот-вот порвутся.       — Ни­чего осо­бен­но­го, Гин. Ни­чего та­кого, что мог­ло бы нав­ре­дить его жиз­ни.       Айзен поднялся с кровати, с некой грацией, словно он был королевских кровей, подошел к запертой двери, сцепляя холодные, как лед, пальцы в замок.       — Вы та­кой скрыт­ный че­ловек, ка­питан. Вы да­же не рас­ска­зали, как со­бира­етесь из­влечь Хо­уги­оку из Ку­чики Ру­кии. Эта дев­чонка веч­но кру­тит­ся око­ло ка­пита­на Уки­таке. Да еще и ка­питан шес­то­го от­ря­да ра­зоз­лит­ся, ес­ли вы оби­дите его сес­трен­ку.       Гин тоже встал, с грустной улыбкой покидая нагретое место, и подошел к замершему у выхода из казарм Айзену.       — Вы с То­усе­ном уз­на­ете об этом нем­но­го поз­же. Сна­чала я дол­жен убе­дить­ся, что все го­тово.