Встретимся там

Как же тяжело любить себя. Рваться от переполняющих тебя запретных чувств, распадаться практически на кусочки при каждом взгляде на своё отражение. Звенит будильник, и я, торопливо вскакивая с кровати, скорее иду к зеркалу. Почти незаметно, легко касаюсь кончиками пальцев поверхности холодного стекла. - Доброе утро, - шепчут губы, растягиваясь в улыбке. - Доброе утро, - неслышно повторяет отражение. Опять застыв, я ласкаю взглядом лицо. Чистая, без единой неровности кожа… Аккуратный подбородок… Мягкий взгляд глубоких, карих глаз… Как же прекрасно! В этом лице я не вижу изъяна. Каждая черта кажется идеальной. Великолепно. Неповторимо. Правильно. Опять улыбнувшись человеку, за прозрачной преградой, я слегка приподнимаю левую руку. И моя копия тут же совершает тоже самое. Мы выполняем все действия одновременно. Мы… Мы настолько похожи. Никто не поймёт нас. Никто не сможет понять, что мы чувствуем. Никто никогда не поймёт, что значит ждать каждый день возвращения домой, чтобы заглянуть в зеркало. Никто не поймёт, как сильно ноет сердце, когда ты замечаешь своё отражение в начищенных до блеска витринах. Никто не поймёт, как тяжело мечтать о прикосновении совершенно равного тебе. Никто не поймёт. Нас. И эта боль. Постоянная. В самой глубине сердца. И ещё какая-то тоска. Будто я был очень сильно болен и не мог вылечиться. Я был болен собой. Я медленно разлагался от едких из-за своей яркости чувств. Хотелось верить в то, что тот, кто за стеклом также болен мной. Сердце начинает биться сильнее, когда я прислоняю ладонь к гладкой поверхности стекла. Наши пальцы почти соприкасаются. Кажется, ещё чуть-чуть и я почувствую долгожданное тепло. И да! Я уже чувствую его. Чувствую такое родное, правильное тепло. Забыв почти про всё на свете, я стараюсь сильнее вжать ладонь в поверхность зеркала. Зеркала… Я ненавижу это слово. Я больше люблю другое название. Преграда. Да, именно так. Лишь слой стекла, что отделяет нас друг от друга. Лишь тонкий, в несколько миллиметров слой прозрачной материи. За ней – огромный мир, в котором моё отражение. За ней - моя идеальная копия. За ней – я. Подняв глаза во внезапном порыве, я, почти задыхаясь от опасных мыслей, что сейчас были у меня в голове, с пугливой внимательностью всматриваюсь в родной взгляд. Нескольких секунд достаточно, чтобы точно быть уверенным. Я сделаю это. Я разобью стекло. Лишу нас преграды. Нас. Нас. Нас. В голове слишком громко стучит это слово. Слишком громко, чтобы думать о чём-нибудь ещё. Слишком громко, чтобы осознать всю нелепость затеи. Схватив откуда-то взявшийся молоток, я занёс его над головой. Сейчас. Прямо сейчас. Я разобью ненужное стекло. Я ждал этого так долго. И не я один. Опять подняв глаза, я встречаю уверенный взгляд. Отражение, тоже занеся молоток над головой, едва заметно кивает. Да. Мы сделаем это. Одно движение, и молоток, с громким хрустом ударяет по идеальной плоскости. Стекло покрывается тонкой сетью трещин. Хочется закричать: «Отойди в сторону! Я же задену тебя!», но я не кричу. Потому что знаю. Там, по другую сторону, стою я и тоже держу в руках молоток. И я никогда не прощу себя, если остановлюсь. Ещё один взмах. Ещё один удар и во все стороны брызгают блестящие осколки. Царапая лицо, они отлетают куда-то вбок, а я, на секунду зажмурившись, спешу опять открыть глаза. Хочу скорее увидеть себя стоящего прямо тут. В этой же комнате. Хочу ощутить всей кожей отсутствие преграды. Хочу. Хочу. Хочу. Но всё вдруг неожиданно меняется. Я… Я не вижу. Не вижу себя. Только коричневую поверхность стены за позолоченной рамой. Молоток гулко упал на пол, но я даже не заметил. Протянув трясущуюся руку вперёд, я пытался нащупать ту самую, ненавистную мне, преграду. А её не было. Совсем не было. И не было отражения. Не было меня. - Где ты… - испуганно позвал я, в надежде озираясь. – Где ты? Ты же здесь, правда? Не прячься… Испуганно осматривая каждый уголок комнаты, я прикусил до крови губу. Вокруг было пусто. Только я, старая мебель и открытая на пятой главе «Зазеркалье». И вдруг я понял. Ко мне пришло пугающее осознание того, что я совершил. Я убил. Я убил себя. И тут же резкий, громкий, отчаянный крик. На секунду показалось, что кричал совершенно не я, но… это был я. Тот самый Я, что разбил… Убил себя. Упав на колени, я трясущимися руками пытался подобрать осколки. Пытался собрать их вместе. Старался соединить, восстановить то, что разрушил. Слёзы начинают катиться из глаз. Я не хочу верить. Не хочу верить в то, что его больше нет. Нет моего отражения. Совершенно нет. И больше не на кого смотреть по утрам, некому рассказывать, что случилось за день. Некому… Неожиданно взгляд падет на особенно большой осколок. Он не больше ладони, но этого достаточно чтобы увидеть лицо. Не моё. Совсем не моё. Покрытое мелкими порезами, с мокрыми от слёз щеками, с растрепавшимися волосами и с этим паническим страхом в глазах… Не моё. Этого просто не может быть. Нагнувшись, я поднимаю осколок с пола и, зажав в холодеющих руках, смотрю туда. Смотрю туда, где раньше было моё отражение. Туда, где были идеально приглаженные волосы. Туда, где была мягкая улыбка. Туда, где были чистые, незамутнённые страхом глаза. - Что мы сделали? – тихо спрашиваю я у осколка. Отражение что-то неслышно шепчет, глядя на меня, но я уже не вижу. Я просто не мог смотреть. Не мог видеть изуродованное лицо, что когда-то было идеальным. Не мог вынести ту боль, что поселилась в моём сердце. Решение пришло само собой. Умереть. Умереть так же, как умерло отражение. Другого пути нет. Сжав до боли в пальцах осколок, я выдохнул и… с нажимом провёл острым краем по венам, на левой руке. Полилась алая кровь, окрашивая рядом осколки в цвет смерти. Я наверно должен был чувствовать боль, но я не чувствовал. Просто делал то, что было нужно. Так панически нужно в этот момент. И второй раз. Уже ослабевшей, левой рукой, по венам на правой. И опять капает кровь. Опять скользят по рукам красные капли, оставляя за собой неровные дорожки. Опять алые осколки вокруг. Нагнувшись, к одному из них, я смотрю на отражение. Лицо спокойно. Почему-то оно уже не то, что было всего несколько мгновений назад. Нет того страха. Нет кривого, некрасиво перекошенного в крике рта. Нет мокрых глаз. Но есть кровь. Есть перерезанные руки, и есть то отчаянное желание умереть. А ещё есть надежда. Последняя надежда, которая давала мне сил смотреть. Последняя надежда, что ещё теплилась в тех глазах, что смотрели на меня из-за стекла. - Мы обязательно увидимся, - шепчу я, замечая, как сознание медленно меркнет, а слёзы опять появляются на щеках. – Мы встретимся. Там.