Лишний

Грязный пол школьного туалета вонял мочой и чем-то еще. Громкий галдеж одноклассников сливался в единый гул, в котором уже невозможно было разобрать, кто что говорил. Но предложения сыпались со всех сторон и поражали своей изобретательностью. Кто-то кричал, что его нужно макнуть головой в унитаз, стоящие же рядом девочки корректировали предложение на ходу, говоря, что напоить его из унитаза, в который предварительно помочатся, намного веселее и интереснее. Так они еще не делали. Скромняга на уроках, умница в учебе, гордость класса староста буквально визжал от удовольствия, предлагая раздеть его и вытолкать в коридор. Все равно учителям плевать. Им не привыкать видеть это буквально каждый день. – А давайте привяжем его на поле к воротам? Предложение очередной забавы обрело всеобщее одобрение и плавно перетекло в процесс воспроизведения. Шумная толпа быстро выволокла мальчишку на школьный двор, не забывая при этом пинать и хорошенько прилаживать бедолагу по ребрам. – Чанёль, включай камеру. – А почему я? – Устало протянул высокий парень. – У тебя телефон получше нашего будет. Аргумент. Действительно, родители купили своему сыночку новый телефон в честь того, что тот исправил все текущие оценки. Они свято верили, что их чадо взялось за ум, дабы добиться в будущем успехов, даже не подозревая, что оценки исправлены были вовсе не его стараниями. Если поступать по справедливости, то телефон полагался тому существу, что в данный момент валялось побитым у ног жестоких детей и умоляло не трогать его, сплевывая кровь с разбитой губы. Пак Чанёль, единственный сын, гордость семьи, вальяжно развалился на траве, настраивая камеру, пока его одноклассники раздирали одежду на бедолаге, оставив того в костюме Адама. Привязав паренька к воротам его же разорванными вещами, шумная толпа не прекращала гоготать, кидать двузначные шутки в адрес несчастного ребенка. Девочки, скромницы по сути своей и ангелочки в присутствии учителей и родителей, нагло пялились на голого мальчишку, щипали его за бока, а некоторые даже бесстыдно лапали. Чанёль наблюдал за всем сквозь призму объектива новенького телефона. Сегодня в инете появится очередная часть бесконечной серии «Еще один день из жизни неудачника До Кёнсу». – Директор Кан, они… они опять сделали это, – переминалась с ноги на ногу молоденькая учительница математики, не зная, как еще помочь бедному ребенку, что волей судьбы и с легкой подачи заводил класса стал козлом отпущения и новой забавой одноклассников. – Госпожа Ким, они дети. Завтра они обо всем забудут, – флегматичный, выученный наизусть учительницей математики ответ. – Я это уже год слышу. Они никогда не оставят его в покое. Неужели вы не понимаете, как все это серьезно? Он уже никогда не будет нормальным членом общества, – впервые за три года работы в этой школе повысила голос девушка. Она устала от бездействия и безразличия руководства школы, которой, казалось, было плевать абсолютно на все. Пока родительский комитет оплачивал «все нужды школы» их детям было позволено все. – И что вы предлагаете мне сделать? Поставить рядом с ним конвой? – Оторвался от монитора директор. – Хотя бы поговорить и хоть как-то наказать зачинщиков беспредела, – не в первый раз предложила учительница. – Не поймите меня неправильно, но на месте его родителей я бы просто перевел его в другую школу. Неужели вы думаете, что они не замечают синяков и ссадин на его теле? Из этого всего я могу сделать лишь один вывод – его родителям на него наплевать, – изрек директор, покручивая в руке дорогой Паркер с золотым пером. Еще один милый знак внимания родительского комитета. – У мальчика осталась только мать, – выплюнула учительница и развернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась: – Вы никогда не думали над тем, что будет, если с ним вдруг что-то случится? – Думал. Они найдут себе новую забаву. Так всегда было, есть и будет, и мы не в силах что-то изменить. Громко хлопнув дверью, девушка быстро, насколько ей позволяли каблучки, помчалась к выходу из школы. Кёнсу не знал, чего он хочет больше – просто умереть, или же провалиться сквозь землю от стыда. Снова и снова к нему на помощь приходила только она – учительница математики. Девушка с большими, добрыми и полными сожаления глазами. Накинув на мальчика свой пиджак, она, приобняв его, повела в медпункт. Там он был частым гостем. Полноватая медсестра без особого энтузиазма обработала раны мальчика и, сжалившись, накинула ему на плечи свой огромный халат. Уже сидя в кабинете математики, Кёнсу понял, что на часах почти семь часов вечера, а его даже никто не ищет. Как обычно. – Кёнсу, выпей чаю, – мягкий голос, ласкающий слух, прервал тишину. – Спасибо, – ответил он, не поднимая головы. До уже и не помнил, сколько раз она приходила к нему на выручку, сколько раз спасала, сколько раз прикрывала и защищала. Вот бы она была его мамой… Наверное, она любила бы его больше, чем его собственная. Они уже давно перешагнули барьер «стыдно» и «неудобно». Эта девушка видела его всяким. И голым, и побитым, и даже в сперме своих озабоченных одноклассников. Да… бывало и такое. Жизнь у мальчика была не сахар. Стоило только его отцу обанкротиться, пуститься в бега, как Кенсу тут же стал изгоем, в одночасье потеряв все – друзей, положение в обществе, уважение учителей и даже любовь собственной матери, вечно повторяющей, что она даже пожить для себя не может, ведь на ее шее остался он, Кёнсу. С недавних пор нелюбимый и никому не нужный сын-обуза. – Нуна, а ты можешь меня усыновить? – Тихо прошептал мальчик. Девушка давно еще разрешила ему называть себя нуной, будучи всего на восемь лет старше него. – Я не могу. У тебя есть мама, Кёнсу. И я уверена, что она без тебя не сможет. Она ведь очень любит тебя. Хотя, говоря по правде, эта мысль не раз посещала и ее голову тоже. Она бы сделала это с таким удовольствием. Но при живой матери подобное не возможно. Даже беря во внимание тот факт, что ребенок ей совершенно не нужен. – Так сильно любит, что даже не ищет меня? Не спрашивает, почему я весь в синяках и побоях? Это и есть хваленая поэтами любовь? Или же любовь моей мамы отличается от любви других? – Мальчик не плакал даже сейчас, прекрасно осознавая, что он никому в этом мире не нужен. Никому, кроме нее, его горячо любимой нуны. – Кёнсу, просто она запуталась и не знает, что ей делать. Жизнь повернулась к ней спиной, очень больно ударив ее. На самом деле девушка вовсе не пыталась оправдать действия женщины, что называла себя его матерью. Она пыталась сохранить веру мальчика во что-то прекрасное и настоящее. Веру в любовь. – Нуна, почему ты всегда делаешь это для меня? Почему тебе не все равно, как и всем? Девушка ласково погладила детскую щечку, такую нежную на ощупь. Как набраться смелости, чтобы рассказать ему, что над ее братом тоже издевались, пока она была далеко и училась в колледже, чтобы обеспечить себе безбедное будущее? Как объяснить мальчику, что она ничего не смогла сделать, никак не смогла его защитить? Как признаться ему в том, что, не выдержав всего того, что с ним делали одноклассники, ее СуМин вскрыл себе вены? Эта зияющая пустота в груди, это чувство полного бездействия с ее стороны навсегда останется с ней, давя тяжелым камнем на грудь, разрывая сердце на части при каждом воспоминании об улыбающемся мальчике. Девушка не могла позволить произойти этому еще раз. Она никогда не расскажет ему об этом, никогда. Он не должен знать, что существует и такой путь решения его проблемы как самоубийство. – Потому что ты мне как младший братик, – опять деликатно ушла от ответа она. – Пошли, я отвезу тебя домой, – и снова эта теплая улыбка, вселяющая в душу беззащитного ребенка надежду на то, что все будет хорошо, что завтра его одноклассники просто забудут о его существовании, и он хотя бы один раз за этот нелегкий для него год придет домой не побитым и не оскорбленным. Его матери, как и обычно, не было дела до него. Съев давно остывший ужин, Кёнсу сделал уроки, пытаясь игнорировать боль во всем теле. Все это стало настолько привычным и неотъемлемым в его жизни, что, купаясь и задевая царапины и раны, он даже не ойкал. Лишь изредка кривился. А вот зеркало он ненавидел всей душой. В нем он видел себя, жалкого и немощного, не способного отбить даже малейшую атаку. Бледная кожа, с которой вот уже больше полугода не сходят синяки, напоминала палитру художника. Все оттенки желтого, синего и фиолетового красовались на его теле словно цветы, независимо от сезона и поры года. Кёнсу было стыдно и противно смотреть на себя. В отражении он видел ничто. Пустое место. Жалкое подобие человека. Интересно, а если он умрет, кто-нибудь вспомнит о нем? В тот вечер его голову впервые посетила не такая уж и глупая мысль. Новый день не принес ничего нового в его жизнь. Снова Кёнсу валяется на полу школьной раздевалки, пока одноклассники стягивают с него шорты с нижним бельем. Он отчаянно отбивается, просит отпустить его, за что лишь получает по лицу. Парни заламывают ему руки и валят на пол. Один удерживает его за тонкие запястья, вжимая их до хруста костей в холодный кафель, второй пошире раздвигает его ноги. – Эй, Кёнсу, малыш, я все хотел спросить: ты же до сих пор девственник? От этих слов глаза стоящего в стороне Чанёля увеличиваются. Ну уж нет, в этом он участия принимать не будет. Бегло окинув взглядом корчащееся тело на полу, Чанелю впервые в жизни становится его жаль. Что-то екнуло в его груди, когда их с Кёнсу взгляды на секунду скрестились. Мольба о помощи. Это единственное, что успел рассмотреть Чанёль. Схватив капитана футбольной команды за руку, он оттянул его в сторону: – Что ты собираешься с ним делать? Вопрос ошарашил капитана. – Жалко его стало? Да расслабься ты! У меня на него не стоит даже. Я ему одолжение делаю, – противная, словно уродливый шрам, ухмылка на красивом лице оголяла все низменные желания парня. Под громкие крики и шлепки по голому телу из душевой выволокли несчастье по имени Бён Бэкхен. Парня грубо повалили на колени, не заботясь о том, что он сбил их в кровь. – Соси. Всего одно слово, сказанное капитаном, вызвало столь бурную реакцию. Причем у всех сразу. Озабоченные подростки тут же принялись орать и присвистывать, в ожидании шоу, Бэкхен попытался вырваться и убежать, за что получил под дых, а несчастный Кёнсу начал умолять отпустить его. В прошлом они пару раз заставляли его мастурбировать у них на глазах, утоляя свою похоть видом загнанного мальчика, беззвучно плачущего, а через секунду тихо постанывающего от того, что его накрывало волной оргазма. Удовольствия он никогда не получал. Чисто физическая разрядка, вот и все. Плюс ко всему – оскорбление, унижение и чужая сперма на теле. Но так далеко они еще никогда не заходили. Кёнсу не хотел, чтобы его касался кто-то. Единственное, о чем мальчик просил Бога, так это о том, чтобы дверь в раздевалку открылась, и нуна снова спасла его. Но Бог не внял его мольбам. Получив еще пару ударов в бок ногой, Бэкхен все же склонился над пахом Кёнсу. Более омерзительного чувства не испытывал никто из них. Бэкхен, медленно поглаживающий вялую и не возбужденную плоть Кёнсу, оттягивал момент как мог. Кёнсу, не желая видеть все это (не слышать не получалось никак), крепко зажмурил уже повлажневшие глаза. – Хватит его гладить! Это не котенок! Бери в рот, сука! Не смея ослушаться, Бэкхен с отвращением коснулся головки члена Кёнсу. Это и было спусковым курком. Кёнсу заплакал навзрыд, умоляя остановиться, что лишь веселило толпу. Всех, кроме Чанёля. Он не мог оторвать взгляд от рыдающего мальчика, пытаясь вспомнить, а почему же все начали так с ним обращаться? Ах да, его отец. Обанкротился, бросил семью в долгах и скрылся из виду. Знал ли он, как за его ошибки сейчас расплачивается ни в чем не повинный Кёнсу? Вряд ли. Кёнсу хотел умереть. Прямо сейчас и прямо здесь. Тошнота подступила к горлу, стоило ему на секунду открыть глаза и увидеть, как некоторые из его одноклассников помогают себе рукой, наблюдая за этой картиной. Пошлые, влажные и до скрипа зубов противные хлюпающие звуки заполнили раздевалку. Хоть его и тошнило от отвращения и стыда, но юношеское тело на своеобразную ласку реагировало по-своему. С ужасом Кёнсу осознал, что он возбуждается. Он этого не хотел. Тихий полустон сорвался с пухлых губ мальчишки. Чанёль с трудом сглотнул стоящий в горле ком. Ему было безумно жаль одноклассника и… и чертовски жарко! Какого черта здесь так жарко? Не желая признаваться самому себе в том, что он возбудился, Чанёль вылетел из раздевалки, не обращая внимания на гневный возглас одноклассника: – Эй! Какого черта!? А как же хоум-видео?! Все это длилось не долго. Чанёль так и не набрался смелости, чтобы зайти в раздевалку. Парни по одному покидали ее, грязно и пошло отшучиваясь. Некоторые предлагали сделать из этого некий ритуал и повторять его каждую пятницу. А вот когда один из них предложил пустить, как он высказался, «сахарных мальчиков» по рукам, Пака чуть не стошнило. Картина того, как Кёнсу и Бэкхена имеет добрая половина класса плотно засела перед мысленным взором парня. Даже сидя у себя дома, он никак не мог избавиться от тошнотворной картины. Легкое предчувствие того, что добром вся эта их «шалость» не закончится, острыми когтями вцепилась в мозг, хватаясь за край сознания. Следующая неделя ничем не отличалась от других. Побои, оскорбления, моральное давление и один единственный спасительный лучик надежды в лице госпожи Ким, что неизменно спешила на помощь мальчику с нелегкой судьбой. Дома дела обстояли не лучше. Мать отходила его тяжелым зонтом, что попался ей под руку у входной двери. За очередную «шалость» сына, ей пришлось заплатить огромный штраф и выслушивать оскорбления директора магазина, в котором ее нерадивый сынок решил украсть дорогие кроссовки. Мать избивала его очень жестоко. Женщина никак не могла смириться с падением с вершины социальной пирамиды, где была королевой всего год назад. От нее все отвернулись, плюс ей приходилось работать на унизительной работе, чтобы хоть как-то прокормить неблагодарное отродье, из-за которого у нее одни проблемы. Если бы она остановилась хоть на секунду и попыталась услышать то, что ей кричал избитый сын, она бы услышала, что его заставили. Что перед тем, как все же пойти в этот магазин, он долго терпел побои и громко звал на помощь, но никто не пришел. Все безразлично проходили мимо, радуясь, что их это не коснулось, что их детей такая участь обошла стороной. Кёнсу был на удивление принципиальным и воспитанным мальчиком, что отнюдь не являлось заслугой его матери. Моральные принципы и устои он получил от отца, который сам же их не соблюдал. Кёнсу никогда в жизни не взял бы чужого. Это была очередная затея его одноклассников. – До каких пор я буду выслушивать все эти оскорбления незаслуженно!? Разве таким я тебя воспитала!? Зачем ты так поступаешь со мной!? Почему твой папаша не забрал тебя, чертово отродье, с собой? Ты – отрава! Отрава, травящая меня всю мою жизнь! Ты – моя самая большая ошибка. Зонт летит в угол, а разъяренная мать, обиженная на весь мир и свою нелегкую судьбу, осыпает проклятьями отца Кёнсу. Как обычно. Уже сидя в ванной и шипя от боли, мальчик позволяет себе расплакаться. Давясь горькими слезами, он осматривает свое изувеченное тело и считает, сколько раз за день его побили, лишь удивляясь, почему же он до сих пор не сдох? Желая помочь судьбе, мальчик второй раз за свою жизнь подумал о самоубийстве. Чанёль украдкой кидает на хромающего Кёнсу мимолетный взгляд. Едва подавляя в себе желание подойти и спросить, как он чувствует себя после вчерашнего, парень трусливо отводит взгляд и громко смеется над совсем не смешной шуткой одноклассницы. А Кёнсу молча садится на свое место, сопровождаемый диким хохотом. – Смотри, куда садишься, уродец! Кёнсу тут же вскакивает с места и едва сдерживает дикий вой отчаяния, что рвется наружу. Жвачка. Они прилепили на его стул жвачку. Сорвавшись с места, мальчик бежит в туалет, совсем позабыв о своем дневнике, который он беспечно оставил на парте. Это не ускользает от зоркого глаза миловидной одноклассницы, в глазах которой демоны танцуют румбу. Она успевает открыть первую страничку и бегло пробежаться по ней взглядом, чтобы понять, что это дневник, как его тут же вырывают из ее коротеньких пальчиков. – Эй, отдай! Эта залупа дневник ведет! Дай почитать! – Прыгает вокруг не по годам высокого Чанёля девчонка, едва доходящая тому до плеча. Чанелю даже руку вверх поднимать не нужно. Она и так не сможет его забрать. – Отвали. Сначала я. Лежа дома на мягкой кровати, Чанёль с ужасом листает дневник Кёнсу. Сколько же боли, горечи и обиды на этих страницах. Он аккуратно прикасается к расплывшимся от слез До буквам. С каждой строчкой, с каждым предложением, с каждым словом Пак понимает, что то, что они сотворили с Кёнсу, никогда не останется в прошлом. Это навсегда изменило маленький и пошарпаный мирок До Кёнсу. Со страниц этого дневника Чанёль узнал все, что происходило с мальчиком последние два года. Пак Чанёль впервые в жизни заплакал. А выжил бы он, смелый, богатый и сильный капитан баскетбольной команды, душа компании и просто обаятельный парень, если бы с ним произошло такое? Вряд ли. Борясь с острым желанием оторвать себе руки, ноги, а заодно и голову, Пак даже не заметил, как время давно перевалило за полночь. К четырем утра Чанёль уже знал, что До любит фисташковое мороженое, очень горячий чай и хотел бы поцеловать девушку на рассвете. Ему это казалось безумно романтичным и чем-то очень интимным. Как выяснилось позже, и предложение своей избраннице он тоже хотел бы сделать на рассвете. Кёнсу вообще все особо важные моменты и решения предпочитал делать в это время. С началом нового дня все былое оставалось в прошлом, и жизнь начиналась с чистого листа. Кёнсу мечтал поступить в медицинский колледж, чтобы в будущем стать ветеринаром. Безграничную любовь к животным ему привила бабушка, которая умерла три года назад. Поражаясь чистоте и благородству помыслов мальчика, Пак продолжил читать. К семи часам утра Чанёль добрался до последней страницы. Его сердце пропустило удар, а лоб покрылся испариной, стоило лишь прочитать первую строчку новой страницы. «Я принял решение. Завтра я сделаю это. Завтра я умру» В ушах громко гудело, в уставших и напряженных глазах все двоилось. Двоилось не только от усталости, но еще и из-за пелены слез. «Бабушка, похоже, ты единственная, кто любил меня. Мне так тебя не хватает. Я очень хочу к тебе, хоть мое сердце и разрывается от боли каждый раз, когда я вспоминаю о нуне. Только ее доброе сердце, ее забота и ее любовь помогали мне выживать все это время. Но сил больше не осталось. Я не хочу так жить. Я потерял себя. Я уже не тот, кого ты знала. Я грязный, мое тело и действия больше не принадлежат мне. Я не хочу потерять и запятнать твой светлый образ своим вынужденным поведением. Бабушка, я так хочу к тебе. Я так люблю рассветы» Чуть ниже он бегло попросил прощения у своей мамы, которую несмотря ни на что любит, и у нуны, добавив, что, если его пустят на небеса, он обязательно станет ее ангелом-хранителем, чтобы оберегать ее так же, как она оберегала его при жизни. Мальчик позаботился об удобстве всех, кроме себя. Даже о чертовой школе, которая никогда не заступалась за него. Он попросил полицейских ни в чем не обвинять ни его школу, ни его одноклассников, не забыв попросить прощения у директора за то, что сделает «это» на крыше столь ненавистного ему здания. И все. Дальше пустые листы. Запись была датирована вчерашним числом. Чанёль словно сумасшедший рванул с кровати, моля Бога лишь об одном – хоть бы успеть. Пробраться в школу в воскресенье не так уж и легко, но крохотный Кёнсу ловко пролез в маленькое открытое окошко подсобного помещения. Он быстрыми шагами направлялся на крышу по давно изученному маршруту. Хотелось поскорее покончить со всем этим. Сделать задуманное, пока он не передумал. В голове не осталось ни одной мысли кроме скорейшего освобождения. Мальчик запрещал себе даже думать о матери или нуне, чтобы не дай Бог не изменить своего решения. Уже стоя на крыше, он вздрогнул от громкого хлопка и обернулся. В дверях, свернувшись пополам и едва дыша, стоял запыханный от бега Пак Чанёль. Зачем он здесь? Похоже, умереть быстро и без предварительного унижения не получится. Он специально пришел сюда пораньше, чтобы хотя бы этот день ему запомнился чистым и незапятнанным унижениями и оскорблениями. Еще давно Кёнсу читал, что там, на небесах, человек помнит лишь последний день своей жизни. Кёнсу очень не хотелось помнить Пак Чанёля, хотя тот особо никогда его не трогал и в групповых оргиях участия не принимал. Чаще всего он снимал все на камеру и громко смеялся. Но и помогать тоже не спешил, а значит, он такой же как все они. – Кёнсу, стой, где стоишь, – неожиданностью стало то, что за последний год его впервые назвали по имени. Пак медленно приближался к нему, а напуганный До все ближе и ближе подходил к карнизу. Не потому что хотел спрыгнуть сию же секунду, а потому что он просто боялся его. Он не хотел, чтобы ему опять сделали больно. Он устал. – Почему ты здесь? – Просто стой на месте. Я ничего тебе не сделаю, обещаю. Давай поговорим, – выставив руки вперед, заверял его Чанёль. Кёнсу никак не мог понять, чего от него хочет капитан баскетбольной команды. Это что, очередная шутка-прибаутка? По сценарию сейчас из-за двери должны показаться его больные на всю голову одноклассники и дико заржать. Нет, этого он никак не мог позволить! Это утро должно было быть только его! Пусть лучше один Пак, чем весь класс. – Зачем ты пришел сюда? – Я хочу поговорить с тобой. Правда. Просто поговорить. – Поговорить о чем? Пак Чанёль, ты что, перепил прошлой ночью? Со мной не разговаривают. Мною вытирают пол либо сортиры. Уверен, что тебе нужна такая компания? – Расскажи мне о бабушке! – Заорал насмерть перепуганный Пак, когда Кёнсу чуть наклонился к краю крыши. Мальчик тут же выровнялся и уставился на него большими глазками. – Что? – Расскажи мне о ней. Ты же хотел стать ветеринаром, помнишь? Разве можно обманывать бабушку, которая так тебя любила? Глаза Кёнсу тут же повлажнели. Откуда? Откуда он знает все это? Ответ не заставил себя долго ждать. Заметив свой дневник в руках Пака, Кёнсу сделал шаг ему на встречу. – Откуда у тебя это?! – Я нашел его. Могу я тебе его вернуть? – Тихо спросил Чанёль, желая привлечь его внимание. Теперь он отходил назад, а Кёнсу следовал за ним, словно маленький котенок, идущий на запах молока. – Отдай! – Голос дрожал от плача. Все-таки не сдержался. – На, возьми, – протянул ему дневник Пак, не прекращая отходить к двери. Если он попытается схватить его сейчас, то Кёнсу может успеть добежать до края. Нужно увести его подальше. Так шансов будет больше. Мальчик, сорвавшись с места, побежал на Пака, лишь догадываясь, сколько он мог прочитать. Его последняя брама пала. Теперь смысла оставаться здесь точно нет, ибо они не прекратят измываться над ним никогда. До конца учебного года еще долгие шесть месяцев. За секунду сократив расстояние между ними, Кёнсу выхватил дневник и в тот же миг оказался прижатым к Чанёлевской груди. – Пусти меня! – Впервые повысил голос мальчик – Пожалуйста, не делай этого, – тихо прошептал ему в макушку Чанёль. – Отстань от меня! Что тебе надо!? – В голос зарыдал Кёнсу, поняв, что и намерения, с которыми он пришел на эту крышу, тоже известны Паку. – Разве бабушка хотела бы этого? Подумай о нуне. Она же любит тебя! Как ты можешь причинять ей столько боли!? Разве отец не говорил тебе, что защищать женщин – священный долг любого мужчины? – Чанёль воспользовался всеми козырями, которые успел прочитать в его дневнике. И, кажется, это подействовало, потому что Кёнсу перестал вырываться. Даже плач его затих. Опустив голову, Чанёль обомлел. Снизу вверх на него смотрели большие мокрые глаза, полные боли и не высказанных слов. О да, До Кёнсу определенно есть, что ему сказать. – Мужчиной? Посмотри на меня, разве я похож на мужчину? Разве я похож на человека, который может защитить кого-то или позаботиться о ком-то? Я даже себя защитить не могу, – тихо шептал мальчик, до боли в костях сжимая дневник в руках. Ощутив лишь тысячную, а, возможно, и миллионную степень боли Кёнсу, Чанёль прижал его к себе плотнее. Он больше не вырывался и не бился в его руках. Он просто плакал. Вскоре рыдания стали громче. Так было нужно, чтобы выпустить все то, что так долго он держал в своем, как оказалось, безразмерном сердце. Хрупкое и избитое тело то и дело подрагивало от плача. Чанёль понятия не имел, что же ему делать дальше. Размышляя об этом, он даже не заметил, что Кёнсу подозрительно затих. Взглянув в его лицо, Чанёль испугался. Глаза его были плотно закрыты, а сам он, казалось, не дышал. Опустив бессознательное тело на пол, Чанёль приложил ухо к его носу. Дышит. Уснул, что ли? Ему ничего не оставалось, кроме как сесть на крышу, уложив тело худенького одноклассника на руки, и ждать, пока он проснется. Кёнсу медленно приходил в себя. В глазах все поплыло, а спина нещадно болела из-за неудобной позы. Стряхнув с себя остатки сна, Кёнсу вспомнил все. Как Чанёль прибежал сюда, как уговаривал его не прыгать, как обнимал его. Пожалуй, это было самое невероятное, что произошло с ним за всю его жизнь. Пак Чанёль обнял его. Но и на этом чудеса не заканчивались. Потеряв сознание от переизбытка эмоций и душевной боли (да и физической, наверное, тоже), Кёнсу проснулся не на грязном полу и даже не в канаве. Он проснулся в теплых, хоть и угловатых и немного костлявых руках Пака. Сотни вопросов крутились на языке Кёнсу, и мальчик не стал себя сдерживать. – Почему ты не ушел? – А должен был? – Зачем ты вообще пришел сюда? – Мне нельзя прийти на крышу? Как остроумно. Пять баллов, Пак Чанёль. – Хватит ломать комедию! Хочешь сказать, что совершенно случайно забрел сюда в воскресенье? – Кёнсу устал от этой игры. – Я просто очень люблю рассветы, а тут шикарный вид, – коварству Чанёля не было предела. Кёнсу дернулся вперед, чтобы встать и только сейчас понял, что до сих пор полулежит-полусидит на руках Пака. Тот не стал его удерживать насильно. Хватит уже. Больше он не будет заставлять его делать что-то против своей воли. Поднявшись, До сначала хотел уйти, но решительный голос остановил его: – Не уходи. На размышление ушло всего две секунды. Собственно говоря, почему бы и нет? Спешить ему некуда, а убить себя он может и в любой другой день. Мальчик тихонько присел рядом, подобрав ноги под себя. – Кёнсу, можно тебя кое о чем попросить? – Начал Чанёль. – Меня? Попросить? Ну попробуй… – ха! А он, было, подумал, что его уже ничем не удивить. – Будь моим другом, – кажется, голос Пака дрогнул вовсе не от волнения. Большие глаза вмиг увеличились в пару раз, а пухлые губки приоткрылись в немом вопросе. Чанёль облокотился спиной о стену и смотрел перед собой, готовый к любому ответу. Хм… ну, если быть честным, то он ожидал положительного ответа и, если бы не получил его, то все равно не отстал бы от До, несмотря на благородное решение, принятое всего пару минут назад, ни к чему более его не принуждать. – Это шутка такая, да? Если да, то она не смешная. Не удивительно, что Кёнсу не верил. Никто бы не поверил на его месте. – Нет. Я говорю вполне серьезно. Пожалуйста, будь моим другом. Помоги мне с уроками. Чертова математика… никогда не понимал, что к чему плюсовать. – Отменная ложь. Уж в чем, в чем, а в этом предмете он силен как никто, ибо расчеты расстояния и траектории падения мяча – его прямая обязанность как капитана команды и просто отменного баскетболиста. Кёнсу молчал. Он не знал, что ответить. Он даже с трудом верил в то, что ему это не снится. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе с уроками? – Не только. Я хочу, чтобы ты был моим другом. – Плохая идея. Не думаю, что твои друзья это одобрят. Если готовить его к экзаменам еще можно было не публично, а где-то в уединенном месте, то быть его другом втайне от всех просто невозможно априори. – Я сам буду решать, что и как делать, – уверенная улыбка, свидетельствующая о полном контроле, коснулась губ Чанёля. – С чего вдруг ты решил стать моим другом? Еще вчера ты макал меня головой в унитаз, вытирал мною полы и привязывал голым к воротам. Что же изменилось сегодня? Или все из-за этого? – Кёнсу кивнул головой в сторону, где у ног его лежал дневник. Конечно, все дело в этом. – Чувство жалости одолело? Поздравляю, ты все еще умеешь чувствовать хоть что-то. – Вчера я не знал того, что знаю сегодня. – Ты еще хуже, чем кажешься, Пак Чанёль. Не переживай, как я уже написал в прощальном письме, я никого не виню в том, что произойдет. – Лицемер и трус. – Решил не отягощать свою совесть, чтобы не чувствовать себя виноватым? Будь абсолютно спокоен, ибо свой гражданский долг ты выполнил. А ведь Кёнсу почти поверил. На долю секунды он поверил, что не безразличен кому-то еще, кроме нуны. Не успел он встать, как сзади его обняли сильные и длинные руки, а подбородок Пака почти коснулся его худенького плеча. – До Кёнсу, пожалуйста, просто будь моим другом. Я прошу тебя. Чанёль стоял настолько близко, что Кёнсу смог почувствовать вибрацию от его басистого голоса, что поднялась откуда-то из груди Пака. Возможно, они еще не окончательно потеряны для этого мира. Один – извечный изгой, загнанный в угол волей судьбы и жестоких детей, второй же загнал в этот угол себя сам, плывя по течению. И вот, куда оно его принесло – на крышу его же школы в компанию недосуицидника. – Эй, уродец, ты еще не сдох? – Болезненный удар по вечно не сходящему синяку на худеньком плече. – Отстань от него, ХеВон. Шок, непонимание происходящего и злость – всю гамму чувств задиры не описать. – Чанёль решил поиграть в Робина Гуда? Или тебя всерьез заинтересовало мое предложение пустить их по кругу? Ты, если что, не стесняйся, говори. Я даже разрешу тебе быть первым с До, – кинул с барского плеча ХеВон, решив, что проблема решена. Кёнсу знал, что насилие сексуального характера над ним – это был лишь вопрос времени. Вот час и настал. А что, если ХеВон говорит правду? Может, поэтому Пак устроил весь это цирк? – Отвали от него. Я повторять больше не буду, понял? – Решительности у Чанёля не убавилось, хоть он и понял по недовольным лицам одноклассников, что так просто они ему этого не подарят. Ситуацию не разрядил даже прозвеневший звонок. Учитель Ким давно уже свыклась с мыслью, что ученики не гнушаются при ней материться, драться, а некоторые даже целоваться. Чертова Золотая молодежь. И «это» – будущее ее страны? Позор. – Мы поговорим с тобой после уроков, Пак Чанёль. Угрожающий голос ни капельки не впечатлил парня, который нагло придвинул парту Кёнсу, за которой тот, кстати, все еще сидел, поближе к своей, ясно давая понять, что намерения его – больше, чем просто слова. Кёнсу вжался в спинку стула и боялся дышать, не позволяя себе даже украдкой взглянуть на Чанёля. – Ты, наверное, неплохо берешь в рот, раз наш Чанни так тебя защищает, – плотоядная улыбка на лице красавицы класса выглядела, словно оскал питбуля. – Ну что ты, Ын Джи, брать в рот у всех и без разбору – это твоя прерогатива, – не замешкался с ответом Чанёль. Кёнсу весь побелел. Нет, не от грязных подробностей и даже не от смешков, что посыпались в спину девушки. Кажется, только что Чанёль добровольно затянул петлю на своей шее. Если бы он был не так напуган и хоть на секунду поднял свой взор, то обязательно увидел бы довольную, едва заметную улыбку на лице учителя Ким. – Так, сели на свои места, – сказала, как отрезала учительница. Она искренне верила в добрые намерения Чанёля защитить бедного мальчонку. И она будет помогать всем, чем сможет. Тяжелые удары сыпались на Чанёля со всех сторон. Парень был не робкого десятка, да и сил в молодом теле было предостаточно, но атаки пятерых он отбить никак не мог. Пак едва ли успевал уворачиваться от кулаков старосты Хевона. Парень был очень зол на Чанёля не только за произвол, но еще и за оскорбленную честь любимой. – Чертов ублюдок. Я тебя сотру в порошок, – рычал староста. – Ты хотел сказать «мы»? Или у меня в глазах двоится, или тебя слишком много, – какая-то садистская улыбка играла на лице основательно побитого Чанёля. Да плевать. Главное – отстоять свою точку зрения. Больше он ни под кого прогибаться не будет, нравится им это или нет. – Сучара. – Словарный запас оказался довольно убогим. Повалить одноклассника на землю у них так и не получилось, но потрепали они его хорошенько. Из разбитой губы текла кровь, бока и живот крутило от тупой боли. Возможно, они продолжили бы избивать его за углом школы, не появись там учитель физкультуры. – Чего это они? Вы же вроде как друзья, – недоумевал учитель Чхве. – Никому не нравится правда. – Даже шатаясь на ногах Пак умудрился выдавить из себя улыбку. А может, он сошел с ума? Пару часов назад он объявил войну своему привычному миру со всеми его обитателями, за что пару минут назад был избит, но все равно продолжает улыбаться. – Кёнсу, подожди! Я отвезу тебя домой! – Крикнула вслед выбегающему из класса мальчику учитель Ким, не понимая, куда он так резко рванул, проигнорировав инстинкт самосохранения. Подойдя к окну, она увидела причину столь резкой перемены настроения До. Взвалив себе на плечо огромного и заметно хромающего Чанёля, Кёнсу медленно повел его к выходу из школьного двора. Странно, что эти двое так быстро сдружились. Легкая ревность прошлась железными коготками по неспокойному сердцу. А вдруг обманет? А вдруг это – очередная жестокая шутка? Решив не лезть в решения Кёнсу и целиком и полностью довериться им, госпожа Ким села за стол и занялась своими прямыми обязанностями. – Не спеши, Кёнсу, нога болит, – нарочно медлил Чанёль. Нога и близко не болела, он просто тянул время. – Зачем ты вообще полез к ним? – Я не лез! Они сами! Я просто шел тебя искать, – честно признался Пак. – Конечно они тебя перевстретили сами! Зачем ты в классе к ним полез? Лицо Чанёля моментально стало серьезным. Он резко остановился как вкопанный. – Они больше никогда тебя не обидят, До Кёнсу. Я не позволю. Кёнсу не знал, что ответить. Все так быстро изменилось, что мальчик просто не знал, чему верить: своей памяти, которая, не мешкая, напоминала весь тот ад, что ему довелось пройти, или же словам Пака, который заверял в невозможном. – У тебя кровь, – ушел от темы До. Чанёль тут же скривился, словно ему ногу гранатой оторвало, весь ссутулился и тут же подозвал Кёнсу к себе: – Помоги мне, я еле стою на ногах. – А, по-моему, ты притворяешься, – догадка Кёнсу была вовсе не беспочвенной. – Мне очень больно. Я так боюсь вида крови. Если явлюсь домой в таком виде, то отец меня зашибет, – последняя фраза была сказана совершенно серьезно, в отличие от первых двух, которые были рассчитаны на жалость и сострадание. Не придумав ничего более, До привел одноклассника к себе домой. По его подсчетам мама должна была быть еще на работе. Это хорошо. Значит, Чанёль не станет свидетелем ее ежедневного ритуала. – Проходи. У меня немного не убрано, я вообще-то не ждал гостей, – стыдливо мялся мальчик, на ходу сворачивая свою пижаму с динозавриками и запихивая ее на верхнюю полку шкафа. Чанёль не сдержал улыбки. «Кёнсу, ты так наивен и определенно слишком хорош для этого мира» – Да не переживай. Видел бы ты мою комнату! Как говорит моя мама, это не комната, это – свалка вещей, среди которых она время от времени отыскивает своего сына. Широкая улыбка Чанёля очень понравилась Кёнсу. Посадив его на свою кровать, До принес аптечку. Обрабатывать царапины и ранки Чанёля было неудобно по двум причинам. Первая заключалась в том, что он не прекращал пристально смотреть на Кёнсу ни на секунду! Оттого парнишка часто ронял ватку и в тысячный раз просил прощения, оставив очередное пятно от мази на школьных брюках Чанёля. Второй причиной являлся тот факт, что ему пришлось стать между широко разведенными длинными ногами одноклассника. Чанёль впервые видел Кёнсу так близко. Он был таким маленьким и щупленьким по сравнению с самим Чанёлем, что тот лишь удивлялся, как это его ветром не сдувает. Молочной коже без единого изъяна позавидовала бы любая девушка. А о пухлых губах, так и манящих прикоснуться к ним, Чанёль пытался не думать вообще. Запах его шампуня был сладким, как фруктовый щербет. Так и хотелось запустить пальцы в шелковую гладь и почувствовать на ощупь, какие они мягкие, слегка оттянув их на затылке, чтобы сорвать с его губ тихий стон… Громко сглотнув, Чанёль решил не поддаваться искушению и опустил взгляд на тонкую белоснежную шею. Какой дурак. Слюны во рту стало еще больше, а синяя жилка, что монотонно билась под прозрачной кожей, гипнотизировала парня. – Не больно? – Вырвал его из мира грез голос Кёнсу. – Нет. – Голос словно был и не его вовсе. Хриплый и приглушенный. Кёнсу как раз закончил обрабатывать счесанную скулу и хотел взяться за его руки, как его собственные оказались в ладонях Чанёля. Медленно, словно страшась, он притянул мальчонку к себе. В глазах Кёнсу читался немой вопрос, отвечать на который словами вовсе не входило в планы Чанёля. Надавив на затылок До, Пак едва ощутимо коснулся его губ. Такие мягкие и сладкие. Кёнсу не шевелился. Все, что он мог сделать, это закрыть глаза и ждать своей участи. Но принуждать к чему-либо его никто не собирался, и он узнал бы об этом, не хлопни внизу входная дверь. Словно мартовские коты, парни отлетели друг от друга на добрый метр. Кёнсу, подсознательно пытаясь скрыть след преступления, накрыл свои губы тыльной стороной ладони. – Сиди тут, – коротко бросил До и умчался встречать мать. Сердце Чанёля чуть не вылетело из груди от волнения и осознания всего происходящего. Это был его первый поцелуй с парнем, но он совершенно точно был уверен, что самый лучший. От волнения руки его немного тряслись, а на губах блуждала глуповатая улыбка. Не прошло и пяти минут как из-за двери послышались громкая брань. Похоже, кричала только мать, ибо голоса Кёнсу Чанёль не слышал. Он решил не лезть в семейные разборки и тихо присел на край кровати, рассматривая комнату. Она поражала своим минимализмом. Одна кровать, высокий, но довольно вместительный шкаф, рабочий стол и небольшая полочка с фотографиями. С давнишних фото Чанелю улыбалось маленькое чудо по имени До Кёнсу. Милое и до ужаса очаровательное. Тут же были фото его семьи. В пожилой женщине, рядом с которой стоял Кёнсу, Чанёль без труда узнал горячо любимую бабушку. Общее семейное фото просто сочилось счастьем. Кёнсу был очень похож на отца. От матери он унаследовал свое миниатюрное строение тела. Внимание парня привлекла разбитая фоторамка. Смотря на фото, Чанёль догадывался, кто разбил ее. Наверняка мать в приступе ярости хотела отыграться на ни в чем не повинном фото. Хотя, это мог быть и сам Кёнсу, злясь на отца. Правду Чанёлю узнать было не суждено, ибо из-за двери послышались хорошо знакомые ему звуки ударов. Вылетев из комнаты, Пак чуть не налетел на миниатюрную женщину, что отвешивала сыну очередную пощечину. – Что вы делаете? – Непонимающе уставился Чанёль, закипая от злости. – Ты кто такой? – Ответила вопросом на вопрос женщина с красивым лицом. Кёнсу тут же схватил его за руку и потащил к выходу. – Тебе лучше уйти. Прости. Не успел Чанёль опомниться, как оказался на улице. В комнатных тапочках! Уже сидя дома, он принял безумное и спонтанное решение. – Мам, ты же любишь меня? – Зашел издалека Чанёль. – Денег больше не получишь! Сколько раз говорила, не дерись, – пожурила его мать. Как же, оказывается, ему повезло с мамой и папой. Это просто святые люди, до сих пор терпевшие все его безумные выходки. Это невероятно, но Кёнсу круто изменил его жизнь и мировоззрение. Навсегда. – Ну, раз мне нельзя денег, то должен же я хоть как-то развлекаться! – Сынок, а хочешь развлечение для настоящих мужчин? – Хитро улыбнулась женщина, отрываясь от приготовления ужина. – Ага. Похоже, мама и правда привлекла внимание непоседливого сына. – Тогда приберись в своей комнате! – Повысила тон она, улыбаясь лишь глазами. – Хорошо! – Преждевременная капитуляция без боя, визга, крика и помощи еще одной особи мужского пола в этом доме насторожила маму. – Вот так вот просто? Ты даже не позовешь отца на помощь, катаясь по полу и взахлеб рыдая? – Что я, не мужик что ли?! Сам справлюсь! Но! Услуга за услугу. Я убираюсь в комнате, и приглашаю друга с ночевкой на несколько дней! Мать не успела ничего ответить, как Чанёль подлетел к ней и, чмокнув в щеку, умчался к себе. На первый урок в понедельник Пак опоздал. Кёнсу на миг поднял глаза и тут же уставился в свою тетрадь. Чанёлю показалось, или щеки До порозовели? Урок был какой-то скучный и нудный. Одноклассники развлекались, как могли, швыряя в Кёнсу скомканные бумажки с задних парт. Чанёля трогать они не рисковали, хоть тот и не являлся больше частью их компании. Очередной комок из бумажки прилетел Кёнсу в шею, но только в этот раз он ойкнул. По глухому стуку Чанёль понял, что в бумагу они завернули что-то тяжелое. Следующий снаряд ловко был перехвачен сильной рукой Чанёля, а в ответ обидчику тут же полетел пенал Кёнсу. Прямое попадание по лицу. Ауч! Наверное, это больно, потому что Пак еще давно заприметил у Кёнсу в арсенале тяжелую железную точилку. Парень подскочил с места, желая расправиться с обидчиком, но благоразумный товарищ усадил его на место. Кёнсу явно спешил скрыться восвояси, потому как Чанёль его еле догнал после уроков. – Подожди ты! Как сороконожка. За тобой и не угнаться. Странное сравнение, но не оно сейчас беспокоит Кёнсу, а увеличивающаяся на глазах толпа одноклассников, желающих завершить начатое вчера. – Чанёль… – Моя мама приглашает тебя в гости. С ночевкой! Заодно и позанимаемся, м? Отказ не принимается, а то мама очень обидится, а ведь она такую пирушку закатила в честь того, что ее горе-сынок за ум взялся. – Чанёль… – Хочешь, я отпрошу тебя у твоей мамы? Уверен, она все поймет. – Чанёль! Посмотри назад! – Чуть не заплакал Кёнсу. Тут же тяжелая рука очень высокого парня легла на плечо До, который от неожиданности и страха чуть не потерял сознание. Позади него стояли четыре парня внушительных размеров. – А что там сзади? – Улыбнулся высокий и очень красивый блондин. – Ааа, привет, шпала, – как-то не очень по-дружески поздоровался Чанёль. – Пришел все-таки? Я смотрю, и дружков притащил? – Ну не каждый же день тебе морду бьют. Кем я был бы, если бы не пришел посмотреть на это? – Кажется, его улыбка осветила все вокруг. Какой же он был красивый. – Ву Ифань, ты опять озвучиваешь свои несбыточные фантазии? – Тепло улыбнулся Чанёль, пожимая руку блондина. Значит, его зовут Ву Ифань… Светловолосый не убирал руки с плеча Кёнсу. – Чан-Чан, не с этим ли ребенком ты собрался свести счеты? – Кивнул он головой в сторону обомлевшего До. Только Ифаню можно было называть его Чан-Чаном, на правах старшего брата. Не по крови, по духу. – Неа. Воооон они, красавчики. Что-то я погорячился, попросив вас о помощи. Валите-ка отсюда, – распустил павлиний хвост Чанёль. – Ну уж нет, мой милый эльф. Раз уж пришли, так чего без дела стоять? Пошли, познакомишь, – хрустнул костяшками пальцев Ифань. – Кстати, познакомьтесь с моим другом, До Кёнсу, – наконец, представил его Чанёль. Парни по одному протягивали ему руку, несильно пожимая ее. – Чжан Исин. – Ким Чонин. – О Сехун. – Хуан ЦзыТао. Последним руку протянул парень, имя которого Кёнсу не забудет никогда. Настолько сильное впечатление он произвел на перепуганного ребенка. – Ву Ифань. Кёнсу поклонился на 90 градусов и незаметно для себя зашел за широкую спину Пака. – Кёнсу, иди домой. Исин тебя проведет. Я скоро зайду, – пообещал Чанёль, не поворачиваясь к нему лицом. Кто он такой, чтобы спорить с разъяренным, заручившимся поддержкой таких парней как Ифань Чанёлем? Домой они шли молча. Тишина давила на уши, а неловкое молчание смущало обоих парней. Исин оказался смелее Кёнсу. – Может, вернемся? – На лице парня отчетливо читалось беспокойство. – Но Чанёль сказал идти домой. – Ну и что? Он много чего говорит. Тоже мне, Капитан Америка, – фыркнул Исин. Ему надоело, что его вечно выпроваживали накануне какого-то важного события, как это, например. А еще он был очень зол на Ифаня. Почему он ничего не сказал?! Почему не попросил его остаться? Конечно же, он считает его слабаком, не способным даже школьникам навалять. – А Ифань не разозлится? Он показался мне очень… грозным, – аккуратно подбирал слова Кёнсу. Мало ли, что за птица этот Чжан Исин. Как бы ему потом его же слова боком не вылезли. – Тебя правда беспокоит мнение этой тупой шпалы? – Когда Исин злится на Ифаня, в его присутствии опасно даже имя его произносить, не то что указывать на его значимое превосходство. – Не хотелось бы попасться под его горячую руку, – честно признался мальчик. – Пусть он сто раз силач и тысячу раз наш лидер, но есть вещи, которые ему не подвластны. Например, трудовое право. Теперь на Кёнсу смотрел парень с ангельским лицом и милыми ямочками на щеках. Как же быстро он сменил гнев на милость. – Вы учитесь в университете? – Кёнсу понял это по предмету, которого в школьной программе быть не могло. – Да. Первый курс юрфака. Учимся – это громко сказано! Учусь только я и Сехун. А эти трое только и могут, что кулаками махать. – А откуда вы знаете Чанёля? – Нас познакомил Ифань. Он раньше жил на одной улице с ним. А когда поступил в универ, то перебрался на съемную квартиру. – Жить одному, наверное, очень скучно, – подумал вслух Кёнсу. Ответом ему стало фырканье и тихий смешок Исина. Невзирая на все запреты, они все же пришли за школу, туда, где обычно вершились великие суды. Парни подоспели на самый разгар гулянки. Чанёль как раз вышибал всю дурь из головы старосты, пока Тао прикрывал его спину, отбивая атаки одноклассников своего друга. Их было в два раза больше, но, взглянув на крушащего все на своем пути Ифаня, Кёнсу подумал, что даже численное превосходство их не спасет. Сехун ловко увернулся от удара, что был нацелен в его голову, повалив противника на спину. А вот поведение Чонина очень удивило впечатлительного До. Тот лениво ходил из стороны в сторону. Он не нападал, он ждал атаки. Немного ленивая походка, опущенные руки и тяжело вздымающаяся грудь вводили в заблуждение опрометчивых противников, которые наивно полагали, что парень сдулся. Но где там! Стоило только кому-то приблизиться, как сильный кулак тут же вышибал остатки кислорода из легких точным ударом под дых, а контрольный прием колено-живот безапелляционно отправлял оппонента в нокаут. Кто-то из мальчишек резко развернул потерявшего бдительность Сехуна и приложил его деревянной указкой по боку. Чанёль, что был ближе остальных, словно разъяренный бык накинулся на одноклассника, сбивая его точным ударом в нос. Ифань тем временем помог подняться Сехуну. И снова удар исподтишка обрушился на незащищенную спину Чанёля, который, оседлав какого-то бедолагу, с каждым ударом повторял всего одну фразу: «Еще раз тронете Кёнсу – зашибу!» От неожиданности Чанёль рухнул на еле живого одноклассника, а Кёнсу рванул было к нему, но вовремя был остановлен твердой рукой Исина. – Пусти! – Стой на месте и смотри, – кивнул Чжан головой в сторону надвигающегося апокалипсиса по имени Ву Ифань. Парень уже десять раз успел пожалеть о том, что сделал, пока Ифань «наказывал» его за нечестный бой. Потасовка закончилась в пользу Чанёля и его друзей, как и ожидалось. Но и они получили серьезные травмы. Чего только стоил удар указкой по боку Сехуна и сильнейший удар с ноги, что пришелся по спине Чанёля. Увидев нежданных зрителей, компания двинулась к ним. Парни весело обсуждали, что, кому и как прилетело. Лишь лицо Ифаня выражало высшую степень недовольства и негодования. – Почему не ушли домой? – Властный голос Ву прогремел над головами виновников торжества. – Мы подумали, что вам может понадобиться наша помощь. Кёнсу думал, что он один тут суицидник. Но нет же, еще есть Чжан Исин, который осмелился не только посмотреть на Ву, но еще и огрызаться с ним. – Ваша помощь? – Самодовольная ухмылка коснулась красивого лица Ифаня. – О какой помощи речь идет? Или кто-то не может идти и вы решили тащить их на себе? – Ты что же, полагаешь, что я только на это гожусь? – Глаза Исина сузились от пренебрежения и явной насмешки. Ответа как всегда не последовало. Великий и нерушимый Ву Ифань умел только задавать вопросы. – Не кипятись, Исин. Просто он не хотел бы, чтобы вас поломали. – С каких это пор Чонин заделался секретарем Ифаня? Праздновать победу они решили у Ифаня. Чанёль быстро попрощался с ребятами и утащил Кёнсу за собой, сказав, что у них есть неотложные дела. Компания шумно ввалилась в двухкомнатную квартиру, приземляясь на первую попавшуюся поверхность. Сехун охал и хватался за бок, пока парни пытались усадить его на мягкий хоть и старенький диван. – Исин-а, посмотри, что там с Се. У него такой большой синяк, – протянул Чонин. Молниеносная реакция Чонина всегда поражала окружающих. Вот и сейчас все и глазом моргнуть не успели, как парень поймал брошенный в него Ифанем тюбик мази. – Вот, помажь этим. Исин, пошли. Поможешь мне. Опять этот приказной тон. Возможно, Чжан послал бы его к черту, не будь он так безнадежно в него влюблен. Но великий и могучий Ифань всегда смотрел выше его головы, не опуская свой взор на тихого и молчаливого Исина. Зачем он вообще с ним общался, если никогда не прислушивался к нему и ни во что его не ставил? О том, чтобы считать его себе ровней даже и речи быть не могло! Ву не забывал напоминать Чжану об этом при каждом удобном случае. Дверь в спальню громко хлопнула, и они остались наедине. Старший молча стянул с себя футболку, садясь на кровать перед Исином. Большинство ударов пришлись по широким плечам. Тело Ифаня сводило с ума Исина, но он просто мастерски маскировался, изображая на лице безразличие «уровень: Бог». – Посмотри, что там у меня с плечом. Болит нещадно. – Там синяк, Ифань. Большой мужской синяк. Тон Исина вовсе не понравился Ву. Но он не привык выставлять свои истинные чувства напоказ. – В следующий раз, когда тебе скажут уйти, разворачивайся и уходи. – В следующий раз, когда захочешь покомандовать, заведи себе собаку, – швырнув в него бинты и обезболивающую мазь, Исин выскочил из комнаты. Как раз вовремя, потому что из Чонина лекарь не лучше, чем повар из Сехуна. Обмазав второго с головы до ног вонючей мазью, Чонин хохотал, тыча пальцем в Тао, что устало валялся на полу. – Чанёль, а мне обязательно оставаться с ночевкой у тебя? – В сотый раз спросил Кёнсу. Уговорить маму отпустить его не составило особого труда. Ей было просто плевать, что с ним будет и куда он идет. Лишь бы не вляпался в очередной раз в неприятности, за которые ей потом придется краснеть. – Конечно обязательно. Ифань пригласил нас в гости, а, зная его, раньше двенадцати домой мы не попадем. – Я не ложусь спать так поздно. Завтра в школу. Тяжелый рюкзак с книгами и сменной одеждой все время сползал с худенького плеча. Чанёль ловко стащил его и закинул себе за спину. – Завтра мы в школу не идем. Из разбитой губы постоянно сочилась кровь. Просто когда Кёнсу рядом, не улыбаться у Чанёля никак не получается. До на автомате смахнул капельку крови своим платочком. – Я не буду прогуливать школу. Мне нужно хорошо учиться, чтобы поступить в колледж. К тому же нуна будет переживать и позвонит маме. А если узнает мама – нам несдобровать. – Не узнает. У тебя номер нуны есть? – Есть, но я тебе его не дам. Ученикам запрещено звонить учителям. – Но ты же звонишь. Против аргументов не попрешь. Пак прав. – Это совсем другое. Иногда от таких звонков зависит моя жизнь. – Зависела. Это было в прошлом и впредь такое повторяться не будет, – поправил его Чанёль. – Ну хорошо, не хочешь давать ее номер, тогда звони сам, – хитрый прищур явно свидетельствовал о серьезных намерениях Пака. Договориться с нуной было нелегко, но не невозможно. К Ифаню они попали уже вечером, часов в восемь. И понеслось… Шум, суета и громкий смех друзей сбивал с толку, будоражил болезненные воспоминания и пугал. Даже когда Кёнсу не был изгоем, у него не было таких вот дружеских посиделок. Сначала было страшно не то что слово сказать, даже дышать. Но потом к нему подошел Чонин и «оторвал» его от материнской груди Чанёля, что везде следовал за ним по пятам. Всучив ему в руки ложку и дав четкое указание довести до ума то, что кипело и бурлило на плите, сам он отправился за выпивкой, прихватив с собой непоседливого ушуиста Тао, который успел разбить бра и сбить ногой со стола графин. Ифань поклялся, что пока Цзы не склеит его «как было», он его из квартиры не выпустит. Исин тоже помогал на кухне, демонстративно избегая взгляда Ифаня и всячески его игнорируя. А парень-то закипал, и это заметил даже ничего не подозревающий Кёнсу. По приходу двоих посыльных, засланных в магазин, все уже давно было готово и стояло на столе. Ребята громко смеялись, рассказывая смешные истории из прошлого, все время перебивая друг друга. Так Кёнсу узнал, что Тао, Сехун и Чонин были неразлучными друзьями еще с младшей школы. Они учились в том же университете, что и Ифань с Исином, только на другом факультете. Про Чанёля и Ифаня Кёнсу рассказывал Исин, а вот о его загадочном появлении не было сказано ни слова. Впервые за вечер, набравшись смелости, Кёнсу задал вопрос: – А как вы познакомились с Исином? – А никак. Нам его подбросили с планеты единорогов и розовых пони, – заразительный смех Чонина тут же вызвал улыбку на лицах парней и даже самого объекта обсуждения. – Он мой одногруппник. Мы с ним знакомы не так давно, но он очень близкий мой друг, – отозвался Ифань. Казалось бы, от таких слов должно стать тепло и приятно на душе, но лицо Исина выражало немного иные чувства. Кто-то предложил выпить, и деликатный отказ Кёнсу потонул во всеобщем гуле голосов. Час спустя парни развалились, кто где. Тао как обычно валялся на полу, у ног Чонина, которые обнимал давно не трезвый Сехун. Сам Чонин был не на много лучше, время от времени напевая какую-то песенку, которая заканчивалась не очень ласкающим слух завыванием парня. – Кыре вульф, нега вульф! АУУУУУУУУУУУУУУУУ!!! – Да заткнись же ты! – Всхлипнул Тао, в глазах которого потолок танцевал рубму, крепко обнимая люстру. – Хен, прошу тебя. Меня и так тошнит, – взмолился Се. Ифаню же выпала честь выслушивать впервые в жизни выпившего и пьяного в зюзю Кёнсу. Малыш был такой забавный, что он не переставал улыбаться ни на секунду. Это не очень нравилось сидящему в кресле Чанёлю и, как оказалось позже, наблюдающему со стороны Исину. Голова Кёнсу то и дело падала на сложенные руки, щеки от выпитого разрумянились, а язык нещадно заплетался. – Ифань-хен, а тебе когда-нибудь говорили, какой ты красивый? Невнятный лепет разобрать было совсем нелегко. С толку сбивали еще и громкие завывания Чонина, мнящего себя Кан Дэсоном из Big Bang. – Говорили. Мне приятно, что ты тоже так считаешь, – ни капли смущения на идеальном лице. А с чего это вдруг ему смущаться, когда он это слышит практически каждый день? – Я никогда не видел таких красивых людей. Но ты тупой дылда! Быть красивым недостаточно. Нужно быть добрым. Как Чанёль, – Кёнсу чуть не клюнул носом в стол, а глаза Ифаня угрожающе сузились. – Кто я? Может, ему послышалось спьяну? Но он, вроде, всего четыре рюмки выпил… – Тупой дылда. Так Исин сказал. Кстати, он тоже добрее тебя, – не поднимая головы, пролепетал почти спящий До. На секунду мозг Ифаня отключился, дабы перезагрузиться. Значит, вот оно что? Выходит, за спиной этот единорог его дылдой тупой обзывает. Тебе не жить, Чжан Исин! Выпроводить всех из квартиры было намного сложнее, чем собрать их тут. – Проваливайте домой. Уже поздно, я хочу спать, – вот и все объяснения. – Поверить не могу! – Наигранно ахнул Чонин. – И с этим человеком я дрался плечом к плечу? – Хен, а что, если к нам маньяки и извращенцы пристанут? – Сехун не хотел уходить. Он хотел спать, и желательно в обнимочку с Тао и Чонином. – Что, что!? Поздороваетесь с коллегами и пожелаете им удачного улова! Всё, всем отбой. Дверь с шумом захлопнулась перед пьяными рожицами ребят. Уже из-за двери Ифань услышал недовольный вопль Чанёля, который еле взгромоздил себе на спину давно спящего Кёнсу: – А почему ты Исина не выгоняешь!? – Он поможет мне с уборкой, – так и не открыв двери, ответил Ифань. – Гэгэ! А как же графин, который я должен был склеить!? – Тао прекрасно знал, что в квартиру их не пустят, но подоставать старшего – это его прямой долг и святая миссия на этой планете. – Завтра склеишь. Валите отсюда, пока я консьержке не пожаловался. Глубоко возмущенный Се выпалил, как ему казалось, самое страшное проклятие: – А чтоб ты женился на ней! И у вас было 10 детей!! – Помилуй Се, ей же около ста лет! – Ужаснулся Чонин. – Вообще-то мне шестьдесят четыре, – послышалось за спинами ребят тактичное покашливание. Они так орали, что консьержку вызывать не пришлось. Она сама к ним пришла. – Чего разорались? А ну-ка, уходите отсюда, пока я полицию не вызвала, – женщина пихала ребятню в спины, желая избавиться от назойливой молодежи. – Вы такая милая. Вы мне бабушку мою напоминаете! – Не унимался Чонин. За свой длинный язык парнишка получил громкую затрещину. – А ну, не бейте его! Он мой брат, – в Тао проснулся дух Робина Гуда. Слава Богу, Се успел перехватить его руку, иначе бабушке прилетело бы в голову. – Что-то не очень вы похожи! – Все просто, бабуля! Тао усыновленный, – Чанёлю не стоило этого говорить, ведь на спине у него мирно спал Кёнсу. А с такой ношей от ЦзыТао далеко не убежишь. Впрочем, как и без нее. Парни медленно брели по пустынной улице, громко смеясь и подшучивая друг над другом. Исин молча убирал весь тот бедлам, что оставили за собой парни. Ну да, он же совсем не годен для того, чтобы махать кулаками! А вот наводить порядок в квартире «господина» – работенка для него. Катись оно все к черту! Он не служанка, чтобы заниматься уборкой в доме Ифаня! Ему за это даже не платят. Швырнув декоративную подушечку, на которой лежал Тао на пол, Исин вдобавок еще и пнул ее. – Бунтарь! Победил в неравной схватке с подушкой, – комментировал вошедший в гостиную Ифань. Исин развернулся на сто восемьдесят градусов. Господи, ну за что? Ну почему именно это он должен был увидеть? Почему он не появился в комнате так же неожиданно, когда Исин в прошлую пятницу героически убил паука, спасая муху из ее пут? К слову, эта муха потом три дня жужжала в комнате Ву, сводя его с ума. – Ну, раз уж в нормальной драке мне участвовать не полагается, то буду довольствоваться этим, – пробубнить это себе под нос тоном, словно тебя укусила девочка-стерва, заразив своим ядом, – это, безусловно, по-мужски и брутально. – А ты хочешь поучаствовать в настоящей драке? – Ифань явно что-то задумал. – Да, черт возьми! Или я действительно кажусь таким слабаком? – Кто это сказал? – Тогда почему мне нельзя участвовать во всех «мероприятиях»? – Не понимал Исин. Что с ним не так-то?! – Прости меня, Чжан Исин. Как я могу искупить свою вину? – Ифань по-царски развалился на кресле. Со стороны выглядело так, будто Исин докладывает ему, отчитываясь о проделанной работе. – Просто оставь меня в покое и прекрати мне указывать, что делать. – Хорошо, я больше не стану этого делать. А знаешь, я считаю, что этого не достаточно. У меня есть предложение. Берегись, Чжан Исин. Сейчас мышеловка захлопнется, и довольный кот поймает тебя за хвостик… – Не терпится услышать его, – всегда внимательный к переменам настроения Ифаня Исин в силу того, что был подвыпившим, немного сдал позиции и совершенно потерял бдительность. – Давай померяемся силой. Кто победит, того и правда. Выиграю я – ты никогда больше даже думать не будешь о драках. Выиграешь ты – я признаю твою правду, и тогда делай, что захочешь. Хоть декана нашего избей, – подозрительно довольная ухмылка осталась так же незамеченной расфокусированным взглядом Чжана. – Очень смешно. Ха-ха! Посмеялся от души. – Но разве не ты всегда говорил мне, что я не считаю тебя равным себе? Вот он момент истины. Я признал наше равенство. Тебе осталось лишь принять мое предложение. Завалишь меня на лопатки – будь по-твоему, – словно ярмарочный зазывала, не унимался Ифань. Манипуляция амбициями и чувствами людей – излюбленное занятие Ву. Пару секунд Исин обдумывал предложение. Разум горел неоновыми вывесками, предупреждая и умоляя бежать домой, уязвленная же гордость в тесном сговоре с выпитым алкоголем нашептывала, что такого шанса больше может не быть. Нужно идти ва-банк и никак иначе. – Я согласен. Но, если что, зализывать свои раны будешь сам! – Пожалей меня. До сих пор лишь ты был моим лекарем. Я ведь могу скончаться, – подначивал Ифань, наблюдая за тем, как гнев плещется в Исиновских глазах. Вальяжно встав с кресла, он даже не стал в боевую стойку, в отличие от напряженного как тетива лука Исина. Первый выпад и первый промах. Исин даже и близко не попал туда, где теоретически мог быть Ву. Второй, третий… а результат тот же. Перейдя в прямую атаку, Исин двинулся на Ифаня, пытаясь перехватить его поперек талии и завалить на пол. Он даже не понял, как так получилось, что его самого перекинули через плечо да еще и оседлали. Было не столько больно, сколько обидно. Опять проиграл. – Сдаешься? – Довольный, как кот, наевшийся сметаны, Ву удобнее устроился на бедрах Чжана, перехватив непослушные ручки. Исин ничего не ответил, лишь отвернул голову в сторону. А что он мог сказать? «Поздравляю, Ифань, ты опять победил меня, доказав, какой я слабак!»? – Сдаюсь. Встань. Ты тяжелый как шкаф! – Нет. Сначала ты мне расскажешь про одного своего товарища, который очень меня заинтересовал. Удивлению Исина не было предела. Что еще за загадочный товарищ, о существовании которого даже он сам не знал? – Ифань, тебе, наверное, последние мозги сегодня в драке вышибли. Какой еще товарищ?! – Тупая дылда. Знаешь такого? Ты про него сегодня Кёнсу рассказывал, – ледяной голос, не сулящий ничего хорошего младшему, тут же отрезвил его. Ждущий взгляд Ифаня, сидящего верхом на нем, и прижатые руки Исина, мягко говоря, убедили второго в том, что без ответа старший его не отпустит. Щеки парня тут же покрылись стыдливым румянцем, а реснички захлопали как у кукольных котят. – Ифань, я… – Что «ты»? – Я ляпнул сгоряча. Не подумав. – Меня это должно успокоить? Теперь как минимум малыш Кёнсу всегда будет считать меня тупой дылдой. И все по твоей милости. – Если не хочешь, чтобы тебя таким считали, не веди себя так! – взорвался Исин. Как оказалось, взрывным характером был наделен не только он. Ифаню надоело церемониться с этой маленькой заразой. Разложить его прямо тут, на полу – идеальное завершение вечера. Но жесткий пол не шел ни в какое сравнение с мягкой кроватью. Молча встав, старший так же молча закинул ошарашенного парня на плечо и в мгновение ока оказался в своей спальне. Все в этой комнате хорошо известно Исину. Он знает каждый предмет наизусть, успел изучить за полгода дружбы с Ифанем. Но сейчас Чжан словно видел ее впервые. Не успел он и рот открыть, как его губы тут же смяли в жестком властном поцелуе. Длился он не долго, потому как Ифаню надоело стоять. Без особого труда он повалил младшего, подминая под себя. Ифань жадно целовал его, растворяясь в фантазиях, что плавили его мозг бессонными ночами. Он слишком долго хотел это тело. Нет, не только тело. Он хотел душу. Хотел его всего, без остатка. Эти руки, что обнимали его; эти губы, что отвечали на его поцелуй, не задавая лишних вопросов и без слов давая понять, что желание обоюдно. Эти тонкие пальчики, что уже пробрались под его футболку; эти бедра, что приподнимались ему навстречу. Он хотел все это. И он это получит, так или иначе. Даже если бы ему пришлось изнасиловать Чжана, его бы ничто не остановило. Уж он бы постарался, чтобы тот получил максимум удовольствия. Избавиться от вещей не составило особого труда, когда оба нетерпеливо начали срывать ее друг с друга. Ифань не мог ждать ни секунды. Ткань под руками разошлась сама. – Эй! Моя футболка… – Наденешь мою, – прорычал Ву, отбрасывая негодную тряпку. Штаны он не порвал лишь потому, что это был плотный джинс, и на это ушло бы полночи. Ифань предпочел провести ее более продуктивно. Абсолютно голый Исин – это нечто. Развратное существо, всего минуту назад распутно целовавшее Ифаня, куда-то бесследно испарилось, оставив после себя смущенного мальчишку. – Не нужно меня бояться. – Я не боюсь, – а взгляд как у несчастной сиротки. – Тогда, можно…? – Ифань мягко по очереди поцеловал запястья Исина, разводя его руки в стороны. Шея – пожалуй, самая эрогенная зона из всех существующих на теле Исина, и Ву находит ее без труда. Руки гладят бока, плавно спускаясь на ноги Чжана, и сгибают их в коленях, пока шея его тает от едва ощутимых прикосновений губ Ифаня. Медленно он спускается к груди, облизывая чувствительные соски Исина. Младший млеет в опытных руках Ву, даже не помышляя о том, что завтра он не то что ходить, сидеть нормально не сможет. Обведя пупок Исина языком, Ифань продолжил опускаться вниз, оставляя влажные следы от поцелуев. Стонущий Исин был наилучшим мотиватором продолжать в том же духе. Хотелось максимально доставить удовольствие этому хрупкому и столь чувственному юноше. Исин не мог оторвать взгляд от совершенного тела Ифаня. А эти синяки, разбросанные по всему телу, делали его лишь сексуальнее и заставляли желать этого безумца, этого дикаря в стократ сильнее. Чжан довольно пошло застонал, когда Ву принялся целовать внутреннюю сторону его бедра. Целый калейдоскоп эмоций накрыл его с головой. Тягучее желание циркулировало по венам, сосредотачиваясь внизу живота, на столь нежном органе. Слова тут были лишними, в них не нуждался ни один из них. Ни Исин, царапающий спину короткими ноготками и томно стонущий под ласковыми руками Ву, ни Ифань, сводящий с ума Чжана покусываниями столь чувствительной шеи. Каждый знал, что друг без друга они не полноценны, они не завершенные. Чего стоит ледяной и властный Ву Ифань без своего лучика счастья и нежности, Чжан Исина? Чего стоит хрупкий и ранимый юноша без своего верного рыцаря, что готов защитить и отбить его от всего мира? Ничего. Вместе они полноценны, как собранный паззл. Совершенны. Исин скривился, когда Ифань проник в него одним пальцем. Нежные стеночки моментально сжались, туго обхватывая уже два пальца Ву. Он не мог оторвать взгляд от лица Чжана. Таким он не видел его никогда, но поклялся себе, что каждую ночь будет лицезреть это снова и снова. Ресницы подрагивали, пухлые губки чуть приоткрыты, дыхание сбито. Кончик розового языка показывается всего на секунду, чтобы смочить пересохшие губы, и тут же исчезает за белоснежным рядом зубов. Ифань слетает с катушек и впивается в его губы со всей страстью, бушующей в нем. Так, как его, он не хотел никого и никогда. А Исин уже жалобно хнычет. Одних лишь пальцев ему мало. Парень ерзает на месте, медленно насаживаясь на пальцы Ву. Руки его сползают на грудь, а затем и на пресс Ифаня, сводя того с ума. Критичной точкой становится момент, когда тоненькие пальчики смыкаются вокруг стоящего колом члена Ву. Гортанный рык разрезает тишину. В мгновение ока он переворачивает Исина на живот, целуя между лопаток, пока рука шарит по прикроватной тумбочке. Крем для рук в самый раз. «Надо купить смазку», – думает Ву, предвкушая реакцию смущающегося по поводу и без Исина. Выдавив немного на руку, Ифань размазывает крем по своему возбуждению, не забыв и про Чжана. Ву предельно осторожен, он не хочет делать больно своему малышу, но это неизбежно. Сначала громкий всхлип, плавно перетекающий в болезненный стон, а затем и в крик, по мере того, как старший проникает в тело Исина. – Прости… – шепчет он ему на ушко, облизывая его тонкую шейку. Давая время привыкнуть телу Чжана к наполненности, рука Ифаня приподнимает его на четвереньки и ложится на член Исина. Никакой реакции. Ему все еще больно. Рука медленно движется по всей длине, завлекая младшего дикий, древний танец. Ифань чувствует ответную реакцию, когда Исин медленно подмахивает бедрами навстречу руке старшего. Комната заполняется тихими стонами. Ву медленно двигается в нем, максимально нежно лаская его член. Постепенно толчки становятся глубже, а стоны Исина громче. Вот то, чего ждал Ифань. Он уже входит до основания, наслаждаясь видом сзади. Но ему это быстро надоедает. Он хочет видеть лицо своего мальчика, когда будет входить в него. Он хочет целовать его губы, когда тот будет стонать от наслаждения. Не выходя из тела Исина, Ифань переворачивает его на спину. Под таким углом ему видно абсолютно все. Ловя губы младшего, Ву просовывает руку между их телами и двигает ею в такт своим движениям. Щиколотки Исина перекрещиваются на спине Ифаня, что меняет угол проникновения. Ву попадает по заветной точке, и Чжан громко и чувственно стонет в поцелуй, прогибаясь в спине, что сводит с ума и без того обезумевшего Ифаня. Блондин насаживает его на свой член, не прекращая помогать рукой Исину. Первым кончает Ифань, увлекая за собой Чжана. Они все еще дышат рвано, кислорода едва хватает, но оба абсолютно счастливы и довольны. – Ты же не разрешишь мне участвовать в драках, да? – Надежда в голосе выдает Чжана с головой. – Никогда. Ты мне нужен живой и здоровый. А для драк и прочего у тебя есть я. Повернув голову, Ифань всматривается в ничего не выражающее лицо Исина, ища там хоть малейшую подсказку или намек на то, что творится в его светлой головушке. Большая рука потирает между пальцами шелковистые прядки волос, затем сбитые костяшки касаются аккуратной скулы, спускаясь вниз по щеке. Пальцы очерчивают идеальные губы, которые тут же накрывают мягкие губы старшего. Притянуть его поближе, чтобы укрыть, крепко обнять и уже никогда не отпускать. – Ты мой единорожек, – тихо шепчет на ушко Ифань, целуя младшего в висок. – Первый в мире, которому удалось приручить дракона, – сонно отвечает Исин. Он уже спит и не слышит тихой исповеди лидера шайки: – Первый и единственный. Мой. – Да что ж ты такой шумный-то? – Чанель едва перебирал ногами, поднимаясь на второй этаж. Кенсу же во всю болтал своими короткими ножками, периодически пиная маленькими пяточками Пака по бокам. Взвалив свою ношу на спину поудобнее, Чанель с трудом открыл дверь. Кенсу с такой силой сжал его шею, что тому просто нечем было дышать. Как оказалось, сбросить его со спины было не менее сложно, чем нести. - Ифань-хен такой красивый… - лепетала маленькая пьянчужка, раскинув руки и ноги в форме звезды. - Да-да, красивый. Как свинья в дождь, – пробубнил под нос Чанель, развязывая шнурки на кроссовках До. Раздеть его было относительно легко, а вот надеть на мечущегося по кровати Кенсу пижаму – это целый подвиг. Чанель еле натянул на него штаны, а вот с рубашкой возиться уже не было сил. Плюнув на все, он быстро разделся и юркнул под одеяло к теплому и крепко спящему Кенсу. Борясь с желанием обнять хрупкого мальчонку, Чанель придвинулся чуть ближе и аккуратно положил руку на его талию. Дальше сработал принцип домино. Так нуждающийся в ласке и тепле Кенсу сам свернулся калачиком в руках Пака, утыкаясь носом в его голую грудь. «Наверное, нужно было надеть шорты», – пронеслось голове Чанеля. Сон одолел его мгновенно. Тяжелый день, да и пирушка, которую они закатили после, дала о себе знать. Парень просто вымотался. Единственное, о чем он успел подумать перед тем, как провалиться в царство Морфея, так это то, что Кенсу мило причмокивает губами во сне, как маленькие котята. Если зло и существовало на этом свете, то, похоже, средоточие его находилось в комнате Пака. Будильник нещадно трещал, вызывая лишь одно желание – убить, уничтожить и растереть в порошок источник шума. Голову словно залили свинцом, поднять ее с подушки не представлялось возможным. Чанель сбивал рукой с прикроватной тумбочки все, что попадалось на его пути. - О Боже… что это? Конец света? – Прохрипело тело рядом с ним. Из теплых объятий сна, Кенсу вырвал ужасный звук, не похожий ни на что. С трудом разлепив один глаз, он понял, что теплые объятия были вполне реальными. Голая грудь и шея – вот что первым увидел До. Мальчик шарахнулся в сторону, не понимая, что происходит. Кошмары прошлого всколыхнулись в еще не пробудившемся сознании. В какой-то момент ему показалось, что он лежит на полу раздевалки, и сейчас над ним прогремит злотворный смех озабоченных одноклассников. - Тихо ты, сейчас грохнешься с кровати, – прохрипел над его головой Пак. Чанель все-таки добрался до будильника и выключил его. Об стену. - Ах… как приятно слушать тишину… - с наслаждением протянул Пак, не открывая глаза. Пытаясь нащупать источник тепла, пару секунд назад лежащий возле него, и не найдя его, он открыл глаза. Вид у Кенсу был странный. То ли напуганный, то ли непонимающий взгляд был устремлен на Чанеля. Нет, не на него. До словно смотрел сквозь парня, силясь вспомнить хоть что-то. - Проснулся? - Что… где… где мы? - Завертел головой До. - У меня дома. Ты вчера знатно набрался. Обозвал Ифаня дылдой. Как же приятно наблюдать за тем, как глаза Кенсу увеличиваются по мере поступления информации. Мальчик не знал, чего бояться больше – того, что он в чужой постели (полуголый, следует заметить), или того, что вчера он, похоже, подписал себе смертный приговор. - Прости, ЧТО я сделал? - Обозвал Ифаня дылдой, - смачно зевнув, ответил Пак. – Тупой дылдой. По лицу Кенсу Чанель догадался, что с юмором у него все плохо и тот уже мысленно выбирает урночку для своего праха, в которую его сложат после кремации. Если, конечно, от него, Кенсу, что-нибудь останется. - Ты чего? Не убьет же он тебя, в конце концов. Он же понимает, что ты шутил, к тому же был пьян. Да и вообще! Ты просто повторил слова Исина. А вот что произошло вчера с ним – даже страшно подумать… - наигранно печально протянул Чанель. Кажется, Кенсу начал вспоминать их разговор с Исином. Беда. Теперь он точно труп, потому что если его не пришибет Ифань за личное оскорбление, то это сделает Исин за то, что Кенсу сдал его с потрохами. Завтракать не в одиночестве прекрасно. Это Кенсу понял сразу после того как перестал смущаться присутствия родителей Чанеля. У него была весьма красивая и, самое главное, добрая мама. Наверное, это очень приятно, когда тебя целуют утром, желая доброго дня. Легкая зависть кольнула маленькое сердце затравленного мальчика, сидящего рядом с широко улыбающимся Чанелем. Так он завтракал впервые. Смех и шутки не утихали за столом. Серьезный на первый взгляд отец, глава семейства, не отрываясь от газеты, то и дело подначивал сына и смущал его до глупого румянца, рассказывая смешные истории из детства. Так Кенсу узнал, что, будучи ребенком, измазавшись краской и не дотянувшись до раковины, Чанель умывался в унитазе. И что его застукали за столь неблагородным занятием как наложение макияжа. А вот когда мама хотела рассказать что-то про свои туфли, Чанель поклялся, что если она не замолчит, то он уйдет из дома и станет преступником. Женщина, тактично кашлянув в кулачок, замолчала. Щеки Кенсу болели от улыбки, которая не сходила с его лица. Давно он так не смеялся, искренне и от души. В школу они опоздали. Опять. Заботливый и добросердечный учитель физкультуры несколько раз отходил их деревянной указкой. Но это же так, исключительно в воспитательной цели. Весь урок по классу гуляют странные смешки и летают записки. Нет, это не девочки шушукаются и переписываются, а два болвана по имени Пак Чанель и До Кенсу. Своим поведением они нервируют не только учителя английского языка, но и добрую половину класса. Им как-то ну уж очень в диковинку видеть счастливого и улыбающегося Кенсу. Все привыкли к тому, что максимумом проявлений чувств этого задрота всегда были слезы и мольбы. А тут такое ноу-хау – сияющий от счастья До. Надо это быстренько исправить. - Кенсу, ты поел? – учительница Ким всегда внимательна и заботлива к маленькому До. - Нуна, ты так заботишься обо мне. Всегда заботилась. Но ты можешь больше не переживать за меня, теперь у меня есть друзья. У меня есть Чанель. Он говорит с такой уверенностью, что она почти верит ему. - Вы с ним так сдружились в последнее время. Это хорошо. Это значит, что я тебе больше не нужна, - деланно дуется девушка. Хотя, доля обиды все-таки присутствует. Кенсу впервые позволяет себе столь фривольное действие как обнять учительницу. - Нуна, ты всегда будешь мне нужна. Ты же моя спасительница, - мальчик крепко прижимает девушку к себе, утыкаясь ей в плечо носом. Ким по-матерински гладит его по голове и думает лишь о том, как же она будет защищать его дальше, если в конце этого года он выпускается? Она будет думать о нем всегда и не сможет вести уроки. Будет переживать о своем младшеньком братике и не будет находить себе места. А вдруг они с Чанелем поругаются, кто тогда будет его другом? Кто защитит ее Кенсу? - Кенсу, а ты уверен, что он твой друг? – Осторожно спрашивает учительница. - Раньше я был так одинок. Я никому не был нужен кроме тебя. А потом появился Чанель. И Крис, и Сехун с Тао и Чонином. Знаешь, нуна, а ведь эти трое неразлучны! Они всегда и всюду вместе! Видела бы ты, как они дерутся! Всегда прикрывают друг друга, как настоящие братья. А еще есть Исин. Мне кажется, Крис любит его, поэтому никогда не разрешает ему драться с ними. Они всегда вместе. Исин лечит Криса всякий раз, когда тот калечится в драках. Это так… так приятно, когда есть человек, который заботится о тебе. Вот и Чанель заботится обо мне. Девушка понимает, насколько важным человеком для него стал Пак, и спокойно выдыхает. Пусть так. Главное, что он не одинок больше. Ну что она могла ему дать кроме своей заботы и временного пребывания в его жизни? Ничего. А Пак его ровесник, одноклассник. Его присутствие рядом с Кенсу объяснить намного проще. - Кенсу, ты же знаешь, как сильно нуна любит тебя? – Маленькие женские ручки ложатся на щеки До. - Знаю, - детское личико парня светится от удовольствия, ведь он и правда знает ответ на этот вопрос. - Как от Земли до Луны и обратно. - Правильно, - смеется она в ответ. Кенсу вот уже больше недели приходит домой абсолютно счастливый и без синяков. Впервые за долгое время у мальчика ничего не болит. Старенький телефон вибрирует в кармане, но До нет нужды смотреть, кто там звонит. Он и так знает. - Ты дошел домой? – Басит на другом конце Пак. - Ты же сам провел меня до двери. - А вдруг тебя похитили где-нибудь, скажем, между прихожей и кухней! - Дурачится Чанель. - Дурак, кому я нужен, чтобы меня похищали, - смеется Кенсу, надевая рубашку. Одной рукой это сделать не так-то просто. - Мне нужен. До замирает, не зная, что сказать и как вообще понимать эти слова. Нет, он-то давно уже понял, что Чанель ему ни разу не просто друг. Но Паку это знать вовсе не обязательно. Кенсу и так все устраивает. - Кенсу. - Мм? - Окно открой. - Ээ, что? - Говорю, окно открой, - тихий стук за спиной удивляет До не меньше, чем широко улыбающийся Чанель. Окно распахивается настежь, впуская в комнату холодный весенний воздух. - С ума сошел? А если мама узнает? Тебе лучше уйти, - шепотом отчитывает незваного гостя До. - Не узнает, если ты будешь тихо себя вести, - так же шепотом отвечает Чанель. - Уже поздно, иди домой. - Ты гонишь меня? – Несчастные рожицы – конек Пака. Если бы была такая профессия, он весьма преуспел бы в ней. - Нет, я… просто уже поздно, и если мама зайдет, я никак не смогу объяснить ей твое присутствие. - Она не зайдет сюда, верь мне. Голос Чанеля слишком уверенный, это не может не настораживать Кенсу. - Ты… что-то сделал с ней?! - Вот дурень, - смеется Пак. - Ну что я мог ей сделать? Просто заглянул в ее окно прежде твоего. Она знатно набралась, спит сейчас. - Нехорошо подсматривать в чужие окна. - Я ошибся окном, пока искал твое, - оправдывается Чанель, приближаясь к Кенсу. - Замерз, между прочим. - Дать тебе кофту? – До ищет любой предлог, лишь бы отойти подальше от наступающего Чанеля, но тот разоблачает его по-детски примитивный план. - Иди сюда. Миг – и маленький Кенсу в теплых и крепких объятиях Пака. Настойчивые губы воруют вот уже второй по счету поцелуй прежде, чем Кенсу успевает возразить. В отличие от теплых губ, руки у Чанеля ледяные, но это нисколько не останавливает чуть осмелевшего До, которому приходится стать на цыпочки, чтобы дотянуться до высокого не по годам парня. Как удачно, что он не успел застегнуть свою пижамку с динозавриками. Это существенно упрощает задачу Пака. Длинные пальцы проходятся по выступающим ребрам мальчика. Он хочет, очень хочет все сделать правильно. Поцелуй из нежного и неуверенного плавно перетекает в страстный. Кенсу давит на плечи Чанеля, чтобы тот присел хоть чуточку, но у второго есть идея получше. Почему бы не подхватить его на руки и не уложить (пусть и весьма неудачно) на кровать? Стянуть одежду с До намного проще, чем снять с самого себя. Все эти барахтания приводят к тому, что маленький комок под его боком давится смехом, закрывая рот кулачком. - Эй! Не смешно. Мог бы и помочь, - бухтит Чанель, потерявшись где-то между собственной пайтой и футболкой. Маленькие ручки помогают выпутаться из одежды, и наступает неловкая пауза. Чанель просто сидит на коленях напротив Кенсу, пытаясь рассмотреть его в почти темной комнате. Нет. Все должно быть не так, не впопыхах. Это должно быть медленно, аккуратно и очень тягуче, словно карамель. Чтобы послевкусие потом еще долго оставалось во рту. Кенсу первым подается вперед. Он точно не знает, что нужно делать дальше, но приблизительно догадывается. Уже теплыми руками Чанель крепко прижимает мальчишку к себе, зарываясь носом куда-то в его шею. «От него пахнет банановым молоком», – это первая адекватная мысль, посетившая голову Пака за последние полчаса. Руки блуждают по чужому телу, словно пытаясь впитать все его тепло, вобрать в себя. Чанелю мало просто обнимать его и целовать. Неуверенно и очень медленно он стаскивает нижнее белье с Кенсу. Рука поглаживает живот, плавно накрывая возбуждение До. Тихий стон слетает с губ мальчишки, который тут же закрывает рот рукой. Если мать услышит, если зайдет… Кенсу даже страшно думать о том, что будет дальше. Но Чанель не дает такой возможности. Он занимает губы Кенсу более приятным и полезным занятием – поцелуем. Пак мягко водит рукой по пока еще вялому, но уже изредка подрагивающему члену Кенсу, отмечая про себя, что ему не менее приятно, чем До. Он уже и сам возбужден, да так, что признак его боеготовности упирается в бедро малыша, что ерзает под ним от удовольствия. Кенсу теряет голову, он словно в другой реальности. С ним происходят невообразимые метаморфозы, и он совершенно четко осознает, что хочет большего. Намного большего. Пак лишь краем глаза видел, как растягивать партнера перед сексом, но в подробности не вдавался. Он не хочет делать Кенсу больно, оттого и соскакивает резко с кровати в поисках хоть чего-то, что сгодилось бы для смазки. На глаза попадается только лосьон для тела. Годится. - Кенсу, раздвинь ноги, - тихо шепчет на ушко Пак. Он молча выполняет просьбу, и длинные пальцы осторожно касаются колечка мышц. Один палец скользит в него почти незаметно, а вот когда к нему добавляется второй, До начинает ерзать. - Подожди, не дергайся. Так надо, иначе будет больно. Чанель не мастак в таких делах, он делает это впервые. Растянуть парня – это вам не подрочить ему. Тут все намного сложнее. Пальцы аккуратно растягивают нежные стеночки, пока Кенсу трется стояком об его бедро. Чанель сгибает один палец и комнату заполняет довольно пошлый стон. - Нравится, когда я давлю здесь? Кажется, он нашел заветную точку. Пак еще раз давит пальцем на нее, и стон повторяется, только на этот раз в его губы. Кенсу весь на взводе, он уже вспотел. Это Чанель понимает по соленым капелькам пота, когда целует его шею и ключицы. Пальцы довольно быстро заменяет член Чанеля. До весь вжимается в него, крепко обнимая за шею. - Больно? – Все, что может спросить Пак. Он чувствует, как тело Кенсу сопротивляется, не желая впускать его до конца, несмотря на его полную решимость. - Нет. Просто неудобно. Непривычно. - Расслабься. Чанель медленно начинает двигаться в нем, боясь раздавить эту кроху своим весом. Страсть прошивает обоих невидимой нитью, и никто больше не сдерживается. Это просто невозможно. Пак уже уверенно скользит в восхитительном теле Кенсу, входя до основания. Оба потные и заведенные до предела. От былой робости не осталось и следа. Если бы Кенсу увидел со стороны, как он подмахивает бедрами в такт толчкам Чанеля, он бы умер от стыда. Гормоны бьют через край, в стократ усиливая и ощущения, и восприятие происходящего. Чанель перекатывается на спину, располагая Кенсу сверху, чтобы удобнее было входить. Он уже на пределе. Совсем немного – и он взорвется. Кенсу опережает его всего на несколько секунд. Пак успевает выйти из тела парня, но все же пачкает ягодицы До. Оба лежат, крепко обнимая друг друга и пытаясь понять, что же сейчас произошло. - Кенсу. - Мм? - А ты точно девственник? В комнате раздается громкий шлепок. Ничего удивительного, это просто Кенсу двинул Чанеля по голой груди. Оказывается, в школу ходить не только безопасно, но еще и приятно, ведь там есть Чанель. Вообще-то, Чанель есть везде. С того самого дня он приходит к Кенсу каждую ночь и уходит лишь под утро. Высыпаются оба в школе, и то не всегда. Излюбленным занятием этих двоих становится переписываться записками на уроках. Смс слать нет смысла и возможности, так как телефон Кенсу очень старый, да еще и экран треснул. Ну как треснул, его треснули. Оставленный на парте телефон – не очень хорошая идея. Чанель хочет сделать подарок своему чуду. Он уже купил его и то и дело поглядывает на него, пряча в рюкзаке и гадая, понравится ли Кенсу. На парту До падает очередная записка. «После этого урока большая перемена. Жду тебя в туалете. Если не придешь, начну без тебя». Кенсу краснеет от стыда и… предвкушения. Но ему мало верится, что Чанель «перейдет в атаку» в столь публичном месте как школа. Короткий ответ на бумаге отправляется обратно к Чанелю. Звонок звучит неожиданно, и Пак, оставив записку на парте, спешит покинуть класс быстрее, чем Кенсу успевает окликнуть его. Какая фатальная ошибка. Ее тут же хватают девчонки, желая узнать, о чем же этот уродец переписывается с Чанелем. Глаза их лезут на лоб от удивления. Записка же уже гуляет по классу, донося информацию до всех присутствующих. Чанель врывается в класс так неожиданно, что староста аж подскакивает на месте. Но летающему в облаках Паку нет дела до этих шакалов, он спешил в класс не за этим. Нужно успеть подсунуть в рюкзак Кенсу его подарок и быстренько бежать к нему. Чанель знал, что он не примет от него ничего дороже рамена, поэтому и придумал этот трюк с отвлекающим маневром. Подарок спрятан, миссия выполнена. Пак со всех ног мчит в мужской туалет, даже не подозревая, что его ждет там. Кенсу уже пять минут стоит и не может понять, почему Чанеля до сих пор нет. Может, он пошутил? Наверное… До открывает дверь, но врывающийся в туалет запыхавшийся Чанель с порога хватает его на руки, отрывая от пола. - Постой… - Нет времени, - басит Пак, закрываясь в одной из кабинок. Он приземляется на крышку унитаза, сажая До себе на колени. Проворные руки уже рыщут под его форменной рубашкой, а настырные губы срывают тихие стоны. - Весь урок хотел это сделать, - шепчет Пак, задирая его рубашку и целуя живот. Горячий язык прокладывает дорожку вверх к манящему соску. - Прекрати… не тут. Чанель, остановись же! Пак что-то недовольно бурчит себе под нос, застегивая рубашку Кенсу. На просьбу «я сам застегну» Кенсу получает не менее недовольный довод. Видите ли, даже это он делает слишком сексуально, и Чанелю сносит крышу. Кое-как поправив форму, они быстро вылетают из кабинки и уже перед зеркалом приводят себя порядок. - Я требую компенсации в двойном размере, – Чанель неисправим. Кенсу едва заметно улыбается. Он так любит, когда Пак бурчит себе под нос. Это делает его таким забавным. Не долго думая, До быстро, почти неощутимо целует его в губы и спешит выйти из туалета раньше, чем Пак придет в себя и снова затащит его в кабинку. - Эй, стоять! – От крика Чанеля глохнут даже тараканы в соседнем здании. В классе как-то подозрительно шумно. Кенсу залетает первый и не может понять, с чего вдруг столько внимания к его жалкой персоне? Все странно поглядывают на него и шушукаются. Девчонки хихикают и тычут пальцем, а парни воротят лица так, словно он прокаженный. Кенсу медленно садится за свою парту, как на его плечо тут же ложится тяжелая рука старосты. - Малыш До, что же ты нам не говорил, что в гомики подался? Класс разразился диким хохотом, а Кенсу показалось, что почва ушла у него из-под ног. Отчасти так оно было. Кто-то выдернул из-под него стул, и мальчик больно ударился бедром об пол и локтем об парту. - Фу, а по нему и не скажешь. Странно, что такой как Чанни повелся на такое убожество, - дискутировали девочки. - Мда, на что только Пак не готов пойти, лишь бы присунуть ему. Даже другом притворился. Оскорбления, желчь и гадости сыпались на голову бедного Кенсу нескончаемым потоком. Он несколько раз пытался встать, но его все время валили на пол, пихая и толкая ногами. Кажется, кто-то даже плюнул в него. - Откуда ты узнала, что они с Чанелем спят? - Да он сам рассказал, - красавицам класса было мало физической расправы. Нет же, нужно уничтожить начисто, под корень, убив надежду на счастье, задушив ее голыми руками. - Ты врешь! – Кенсу не верит, что Чанель мог так поступить. Он не мог… - Заткнись, сучонок, - болезненный пинок под ребра – ничто в сравнении с той болью душевной, что разрывает внутренности До в данный момент. Староста присаживается рядом и указывает на экран своего телефона. Ну да, почему бы и нет? Они сняли их, когда те целовались в кабинке туалета. - Эй, утырок, сюда смотри. Узнаешь? – В руках старосты неопровержимое доказательство – записка, которую Чанель написал До. Влетевший в класс Пак чует неладное лишь от одного взгляда на оккупированную парту Кенсу. Так и есть. Он грубо распихивает всех в стороны, и гнев закипает в нем с нечеловеческой силой, стоит только увидеть полулежащего и плачущего Кенсу на полу. - Какого хуя вы, ублюдки, тут творите!? – Орет он на весь класс, пытаясь поднять Кенсу на ноги. Мальчик встает, а затем происходит нечто, что Чанель никак не может объяснить. Все как один замолкают, когда по классу раздается громкий звук пощечины. Кенсу стоит, низко опустив голову, а Чанель держится за полыхающую щеку. Не желая больше видеть кого-либо, До хватает рюкзак и мчится вон из класса. Мир слухами полнится. К концу учебного дня вся школа гудит о гейской парочке из старшего класса. Все знают о странном событии. Все, включая преподавателей. Учитель Ким быстрым шагом идет к классу Кенсу. Она почти срывает дверь с петель. Не обнаружив ни одного, ни второго, она задает всего один вопрос: - Зачем? Зачем вы все это делаете с ним? В ответ тишина. Нет, они нисколечко не раскаиваются в содеянном, просто их гнусные доводы как минимум не впечатлят учителя, как максимум – вызовут ее гнев, и это отразится на их дальнейшем жалком существовании. - Вы хоть понимаете, что уничтожаете человека просто так, забавы ради? Что будет завтра, если с ним что-то случится, а? Как вы будете смотреть на себя в зеркало? Сможете ли?! – Она уже переходит на крик. На лицах многих мелькает тень страха и опасения. Кажется, о таком они задумались впервые. - Чего молчите!? Отвечайте учителю! Тишина. - Я отвечу за вас, смельчаки и задиры. Вы просто боитесь. Боитесь, что можете оказаться на его месте. Поэтому вы – трусливые, жалкие негодяи! В класс очень вовремя входит учитель физкультуры и буквально выносит учителя Ким, потому как той явно есть, что еще сказать этим детишкам. - Да что на вас нашло? Это же дети! С ними нельзя так! - А им с Кенсу, значит, можно!? Вы знаете, что они сделали? – Девушка плачет, плавно оседая на пол. - Да все знают уже. - Что ему теперь делать? - Перевестись в другую школу. Других вариантов нет. Учитель Ким закрывает рот маленькой ладошкой, тихо глотая слезы. - Пойдемте, учитель Ким, я угощу вас кофе. Чанель уже третий час сидит под окном Кенсу, но тот не то что видеть, даже одним с ним воздухом дышать не желает. Он знал, чувствовал, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вот все и всплыло наружу, как дерьмо по весне. Кенсу сам виноват. Не нужно было верить ему тогда, на крыше. Не нужно было верить ему вообще! Наверное, судьбой ему предначертано вечно мучиться и страдать. Опять стук в окно. - Кенсу, открой. Дай мне все объяснить. - Убирайся! – Он даже закричать не может. Так, пищит как мышь. Чанель уходит, но не домой. Теперь он словно сторожевой пес охраняет его входную дверь. В школе никто не замечает отсутствия До. Никто, кроме Чанеля, пялящегося на его пустой стул. Как, оказывается, одиноко и пусто без него, без его малыша Кенсу. Нужно вернуть его! Нужно во что бы то ни стало поговорить с ним. Чанель, полный решимости, хватает рюкзак и выбегает из класса, не отсидев и двух уроков, но в коридоре сталкивается с учительницей Ким. Та хватает его за галстук и грубо тянет за собой, словно собачку на привязи, в ближайший пустой кабинет. Вот уже вторая незаслуженная пощечина прилетает Чанелю за последние два дня. Рука у нее тяжелая, несмотря на всю ее миниатюрность. - Я знала, что тебе нельзя доверять, я говорила ему, но он не послушал. Маленький и наивный, он все еще верит в добро… - Я этого не делал. - Не смей мне врать! – Еще одна пощечина. Да что же это такое?! - Вы правда думаете, что я так поступил бы?! - Полтора месяца назад ничто не мешало тебе так с ним поступать и даже хуже, так что же изменилось теперь? Почему я должна тебе верить? - Потому что я люблю его, – на одном дыхании выдает Чанель. У госпожи Ким, кажется, закончились аргументы. - Я тебе не верю, - все, что она может сказать. - А я вас и не прошу об этом. Сейчас пойду и скажу ему то же самое, и посмотрим, что он мне ответит. Чанель порывается уйти, но учительская рука останавливает его. - Ему нельзя оставаться этой школе… - Мы перейдем в другую. Мои родители помогут. Я пойду с ним. В дальнейшие подробности Чанель вдаваться не стал. Ему нужно поскорее увидеться с Кенсу, чтобы сказать тому что-то очень важное. Чанель снова стучит то в окно, то в дверь, но ответа не получает. Кенсу закрылся не только дома, он закрылся глубоко в себе, и, кажется, это навсегда. У порога дома Пака встречает мама До. - Ты что тут делаешь? - Я… мне нужно поговорить с Кенсу, это очень важно. Но он, кажется, не слышит моего звонка… - Да ну? А мне кажется, что он просто не хочет видеть тебя, - грубо, обидно, но она права. Чанель понимает, что тут помощи можно не ждать. Ну что же, значит, он вернется сюда завтра, послезавтра, после-после завтра и будет караулить, когда черепашка выберется из панциря. - Стой. Куда пошел? А поговорить? Или уже передумал? – Женщина открыла дверь, пригласительным жестом указывая Чанелю, что он может войти. Парень мнется у двери в комнату Кенсу, не зная как зайти, что говорить и с чего вообще начать. Нет, он знает, что сказать. Он не знает, как сделать это настолько быстро и действенно, чтобы Кенсу не успел его выгнать. Чанель хотел войти по-тихому, но получилось как бывает обычно в фильмах про Армагеддон: - Прежде, чем ты выставишь меня за дверь, я хочу сказать кое-что важное! Я люблю тебя! – На одном дыхании выдает Пак. Реакции ноль. Как так-то? Неужели ни один нерв, ни одна мышца не дрогнула от услышанного? Чанель подходит ближе, и легкая улыбка касается его губ. Все очень просто. Его малыш в наушниках и, судя по всему, слушает… Big Bang? Да, точно они. Чанель рад, даже очень, ведь его подарок пришелся по душе Кенсу. Все прозаично и просто – он купил ему новый, хороший телефон. Пак медленно ложится к нему на кровать. Кенсу, почувствовав, как матрац прогибается под чьим-то весом, резко вскакивает, но Чанель тянет его обратно, крепко обнимая. - Как ты сюда попал!? - Через дверь. - Как? Что? Убирайся! - Я никуда не пойду, меня пригласила твоя мама. - Что ты врешь?! - А ты видишь где-то разбитое окно, в которое я мог влезть? - Уходи, - Кенсу хочет встать, но Чанель не дает. - Я не делал этого. Как ты мог так подумать обо мне? Разве я мог? Почему ты поверил им, а не мне? Кенсу молчит. Он не хочет верить, не хочет снова быть обманутым. - У них была записка, которую ты мне написал. Откуда? - Я просто забыл ее на парте. После звонка вылетел из класса поскорее, чтобы ты пошел за мной. Хотел подарок в твоем рюкзаке спрятать. - Забери его. - Тебе не понравилось? - Нет. То есть, он замечательный, но он мне не нужен. Забери. - Кенсу, прекрати. Я не буду его забирать, равно как и не отпущу тебя, пока не смогу переубедить в том, что я ничего такого из того, что они говорили не делал. Разве я мог так поступить с человеком, которого люблю? - Они сказали, что ты это… - Кенсу резко прервался. - Что? Что ты сейчас сказал? – Огромные глаза застилают слезы, но в них все еще плещется надежда. Он смотрит так, словно если не получит ответ, то тут же умрет. - Я сказал, что никогда не поступил бы так с человеком, которого люблю, - уверенно повторил Чанель. - Я тебе не верю. - Да что же такое-то? Сначала ты лупишь меня по лицу, потом госпожа Ким. Затем эта барышня чуть ли не выпускает мне кишки, заявляя, что не верит мне, и теперь ты то же самое делаешь? Зачем ты так со мной? Учти, в новой школе у тебя не будет защитницы в ее лице. Там буду только я! Кенсу хочет верить, но боится. - Это что, шутка такая? - Какая еще шутка? Ты посмотри на мои щеки! По ним лупят второй день к ряду! - Нет, я не об этом! Ты… правда любишь меня? Правда перейдешь со мной в другую школу? - А у меня разве есть выбор? Останусь в этой – госпожа Ким скормит меня червям в каком-нибудь темном лесу, - деланно фыркает Пак. Он давно уже понял, как нужно говорить с Кенсу. Его нужно вгонять в ступор и удивлять. Так хоть есть шанс, что диалог вообще завяжется. - Ты можешь хоть раз в жизни быть серьезным? – Повышает голос Кенсу и делает еще одну попытку вырваться, но тщетно. Чанель просто притягивает его ближе, чтобы поскорее поцеловать, дабы представить неоспоримые доказательства своих намерений. Поцелуй получается очень нежным и тягучим, как карамель. - Да, я люблю тебя, До Кенсу. Да, я правда перейду с тобой в другую школу. Нет, я не хочу и не буду тебя бросать, даже если ты сам меня об этом попросишь. Кенсу опять плачет, а Чанель не пытается его остановить. Пусть, так надо. Сопливый нос то и дело шмыгает в ухо Пака. Одна маленькая ручка сжимает телефон, подарок Чанеля, вторая крепко вцепилась в ворот пиджака. Так они и лежат молча, пока Кенсу не прерывает затянувшуюся паузу. - Нуна действительно ударила тебя? - Два раза так съездила по роже, что я чуть не окосел! Смех Кенсу – бальзам для ушей Чанеля. Господи, да он хоть каждый день готов подставлять всего себя под удары, лишь бы слышать, как его малыш смеется. - Поделом тебе. Считай это отплатой за все то, что было раньше. - Ну, в таком случае она должна была переехать меня катком. Раз двадцать, - размышляет вслух Пак, прижимая Кенсу к себе теснее. - Это точно. - Тебе понравился мой подарок? - Очень, но я все равно его не возьму. Очень дорогой. - До Кенсу, я сейчас сделаю с тобой что-то страшное, если ты не перестанешь нести всякую чушь! Дверь открывается слишком неожиданно, но, тем не менее, хлипкому Кенсу хватает сил в последний миг спихнуть тяжелого Чанеля на пол. Мама Кенсу не то чтобы удивлена… картина-то маслом. Оба растрепанные, один заплаканный. Лежали на кровати и шарахнулись как коты мартовские – все с ними ясно. - Ужин на столе, мойте руки. - А, э… я, наверное, пойду, - Пак кланяется на девяносто градусов. - Куда намылился, эльф? - Что, простите? – Чанеля аж передернуло. Только один человек так его мог называть без серьезных для себя последствий. Ифань. - Я говорю, иди мой руки, и к столу, ушастик. Кенсу в шоке, Чанеля выкинуло в параллельную реальность, зато маме, похоже, весело. - Эй, Кенсу. - Чего? - Я что, правда похож на эльфа? - Ну… при определенном освещении… с определенного ракурса… чуть-чуть… - Приплыли, блин. Она теперь всю жизнь меня так называть будет, да? – Голос Чанеля так и веет безнадежностью что-либо исправить. - Ага, - коротко и честно отвечает Кенсу. - Нам нужно срочно съезжать от родителей, - совершенно серьезно заявляет Пак. - Это произойдет не раньше, чем мы поступим в какой-нибудь университет. И то, если поступим. - Не будь так строг к себе. У тебя все получится, - утешает его Чанель. - Я вообще-то говорил не о себе, - кашляет-хихикает в кулачок Кенсу. Парни спешат за стол, пока мама, чего доброго, не нагрянула к ним в ванную. Ибо там ее будет ждать сюрприз в лице двух страстно целующихся парней.