Pulsus

В комнате, где просыпается Трафальгар — духота. Она и сон главенствуют здесь. Сопение, храп — какофония звуков спящих — невыносимый разной тональности, периодически прерывающийся гул давит Трафальгару в барабанные перепонки, режет по нервам. Смертью не пахнет. Совсем. В комнате этой нет места для панихиды, потребность в ней миновала их, обошла стороной. Ло чует, как жизнь по его жилам течет липкой настойчивой жижей, будто кто-то пустил в его вены вместо крови кленовый сироп. Комнату в полутемень оборачивает рассвет, еще слепые слабые солнечные лучи ползут сквозь полупрозрачную штору, как щупальца. У Трафальгара на месте и руки и ноги, и пульсирующая от затылка и по вискам разрывающей болью голова, вроде как тоже прикреплена к телу. Он будто собранный по частям — вроде живой и вроде на половину, словно кто-то насильно впихнул в его разваливающееся от гнильцы сердца тело душу назад, лежит на полу. Ло спиной чувствует жесткие рассохшиеся от старости доски, сбившийся в ком под поясницей плащ и колючее тонкое одеяло, на которое его уложили. Глубоко вдохнуть не выходит, Трафальгар пьет воздух маленькими глотками — бинтами грудь стянута до того туго, что легкие, кажется, превратились в тофу — его перевязывал неумеха, но перевязывал, как сумел, на совесть. Мугивара лежит на кровати, его перебинтованная рука свисает с матраса над Ло. Там, у него в ногах кучерявая черная шевелюра — наверное, их длинноносый снайпер. Трафальгар усмехается. Парней сложили валетом. Среди всеобщего хорового храпа чьего-то конкретного дыхания не разобрать, с ракурса Ло не видно, вздымается ли у Мугивары грудь. Сомнения беспочвенны, но отложить дурную крамольную мысль до утра у Трафальгара не получается. Руки у Ло тяжелые, непривычно тяжелые — правой и вовсе не пошевелить, левая слушается с перебоями. Трафальгар, словно киборг, он слышит, как скрипят жилы, как дрожит от напряжения локоть, который приходится разогнуть — расстояние вытянутой руки оказывается запредельным. Сидящий у стены Ророноа подрывается. Его только что расслабленное тело напрягается, стоит Ло шевельнуться, старпом открывает глаз, его ладонь на мече сжимается, в случае чего, он готов оттяпать союзнику тянущуюся к его капитану конечность, но, видимо, не приметив в намерениях Ло угрозы, не шевелится. В спокойствии Ророноа — подсказка. Ло думает, что все, должно быть, в порядке, раз уж зеленоволосый мечник настолько беспечен, но следуя какой-то вышитой по его памяти опытом паршивой жизни привычке никому не доверять, чувствует просто головокружительную потребность убедиться во всем самому. Усилие, предпринимаемое им для достижения поставленной цели, не соотносится с результатом. Хирургу кажется, что ему приходится преодолевать сопротивление воды, а не воздуха, настолько тяжело и трудно удержать на весу руку — к голове приливает кровь и стучит отбойными молотками, на лбу проступает холодный пот. Ло рвано хватает губами воздух (он горький, он превращается в кактус за кадыком) и тянется к Луффи с такой настойчивостью и усердием, будто совершает последний рывок. Онемевшие пальцы ощущают тепло руки Мугивары не сразу. Трафальгару приходится стиснуть зубы — тошнота подкатывает под самое небо, а в ушах шумит — чтобы переждать волну этой предательской слабости и найти, почувствовать, как бьется, трепещет брегетом под потерявшими чувствительность пальцами на запястье Мугивары пульс. Ло разбивает себя, окончательно разбивает себя, дурнота накрывает и парализует его. Трафальгар выдыхает — это действие болезненно, будто с воздухом он выплевывает свои легкие, и тратит последние силы на удовлетворенную полуулыбку. Мугивара живой, Мугивара живой, а значит ему, Трафальгару, теперь тоже можно. Он отпускает себя резко, будто отталкивается от реальности, позволяет сознанию покинуть его, уронить в нездоровый, но необходимый его телу сон. И уже отчаливая, раскачиваясь на превратившихся в волны досках, чувствует, как сползает его ладонь по запястью Луффи, силой притяжения стремится к земле, безвольная, и потерявшая контроль разума. А Мугивара сквозь сон ловит ее пальцами, сжимает и не отпускает. И Ло чудится, что сон, который им потом снится — один на двоих.