6
27 августа 2015 г. в 02:05
Это даже не смешно уже. Я полчаса стою у этого шкафа и бомбардирую тебя эсэмэсками.
"Что мне надеть?"
"Что угодно, только не свитер."
"НЕ СВИТЕР — ЭТО ОЧЕНЬ РАСПЛЫВЧАТОЕ ПОНЯТИЕ"
"Боже, я не знаю. Что угодно."
"Ясно, я приду в свитере."
"НЕТ! Все решат, что ты к этим свитерам уже просто прирос и возможности отлепить их от твоей кожи не представляется. Сколько их у тебя вообще?"
"Я не знаю, много... И не переводи тему. ЧТО. МНЕ НАДЕТЬ."
"ИДИ ГОЛЫМ, ГОСПОДИ. МНЕ ВСЕ РАВНО, ТЫ ВО ВСЕМ ХОРОШ".
Я выключаю телефон и пялюсь на себя в зеркало.
Может быть, за последние дни мое мировоззрение действительно перевернулось, но внешне я нисколько не изменился.
Все еще тощий, все еще блондин с растрепанной волосней, все еще с заживающими порезами, все еще с черной повязкой на глазу, все еще уставший, все еще веснушчатый и переполненный информацией, все еще с Титаниками внутри, которые тонут при малейшей возможности.
Все еще любящий свитера.
"Я вообще не пойду."
"Очень даже пойдешь, иначе я сам приду к тебе и вытащу твою тощую задницу из дома. Серьезно, чувак. У Венди день рождения. Будет лучше, если мы пойдем".
Лучше? Ну что ж.
Может быть, и лучше, что я скрепя сердце надеваю рубашку, и выхожу из дому в теплую звездную ночь.
Может быть, лучше, что захожу за тобой, и мы идем до места, держась за руки.
Лучше, что ты рассказываешь о своем эссе по литературе так увлеченно, что не можешь заметить, с каким выражением лица я на тебя смотрю.
Лучше, что мы идем по пустым улицам города, тонущего в тысячах рассеянных огней.
Лучше, что созвездия сияют так, будто в них только что лампочки заменили.
Лучше, что мы смотрим на них, и иногда друг на друга и улыбаемся.
Лучше, что на заднем дворе у Венди играет не попса, а фолк-рок.
Лучше, что все здесь знают нас с тобой и рады нам.
Лучше, что я впервые за долгое время чувствую себя прекрасно, сидя в компании кучи народу и ощущая связь со всеми ними.
Лучше, что я дарю Венди коллекционное издание всего Шекспира, и она так рада, что повисает у меня на шее.
Лучше, что я сижу рядом с бассейном, когда ты приходишь.
Мы сначала сидим в тишине, слушая, как поют цикады и приглушенный смех и музыку из дома.
Ты пьешь что-то из своего стакана.
Я дергаюсь. Конечно, качество выпивки у Венди на тусовке гораздо лучше, чем на той, где мы первый раз встретились, но всё равно, от алкоголя много проблем, и мне не нравится, что ты пьешь. Я как раз собираюсь тебе это сказать, но тут ты начинаешь разговор сам.
— Черт, это классная песня! Давай потанцуем?
— Но никто же не... — начинаю я, как вдруг вижу за своей спиной целую кучу покачивающихся в танце парочек.
Ты улыбаешься и делаешь реверанс, протягивая мне руку.
— Ну уж нет, только не это, — говорю я, и думаю, какому количеству глупостей равняется твоя степень опьянения.
Видимо, большому, потому что ты подбегаешь ко мне, валишь меня на лопатки и начинаешь щекотать.
— Я конечно приму ваш отказ, — говоришь ты, пока я пытаюсь тебя как-то с себя скинуть, — но за такую грубость вы подвергнетесь страшным пыткам!
Когда я уже больше не выдерживаю твою щекотку и встаю, наконец, на ноги, то понимаю, что так просто от тебя не отделаюсь.
— НАРУШЕНИЕ ПРАВИЛ! — ты подсекаешь меня и валишь на близстоящий лежак, — МНЕ НЕ ДАЛИ ЗАКОНЧИТЬ МОИ ПЫТКИ! ПРИДЕТСЯ ПРИБЕГНУТЬ К СЕРЬЕЗНЫМ МЕРАМ!
Ты продолжаешь меня щекотать и на этот раз явно не слезешь так запросто.
— Прекрати, — умоляю я в передышках между приступами хохота, — у тебя слишком жестокие методы, и нет права так со мной обращаться.
— ВСЕ У МЕНЯ ЕСТЬ! — кричишь ты, пресекая все мои жалкие попытки тебя остановить, — ТЫ ТЕПЕРЬ МОЙ, МЫ ВМЕСТЕ, И Я МОГУ ДЕЛАТЬ С ТОБОЙ ВСЕ, ЧТО МНЕ ВЗДУМАЕТСЯ!
Мы сцепляемся и лежак, не выдержав силы нашей схватки, переворачивается, и мы падаем на газон.
Когда тебе надоедает меня щекотать, ты переходишь на другой тип атаки — начинаешь целовать меня в щеку без всякой надежды на пощаду.
— Хватит, — прошу я, еле-еле набрав в грудь воздуха.
— Не хватит. Я полон любви, — гордо заявляешь ты.
— Это не любовь, а алкоголь.
— Вперемешку, — ты машешь рукой, а я пользуюсь твоим замешательством и пытаюсь выскользнуть наружу, а ты перекатываешься на спину, не позволяя мне этого делать, и потом мы падаем в бассейн.
Соображаю я это не сразу, а уже когда выныриваю, насквозь мокрый, и с трудом выбираюсь обратно на берег.
Ты садишься рядом, мы смотрим на стекающие друг с друга ручьи воды и хохочем.
А потом ты ложишься на траву и я ложусь рядом.
Ночь такая теплая, что холода от воды даже не чувствуется, и такая звездная, что я отлично вижу каждую твою ресничку.
Ты переворачивается на живот и приближаешь свое лицо к моему.
— Ты врун.
— Почему это?
— Потому что сказал, что никогда не засмеешься, а теперь ржешь, как чертов псих.
И правда. От этой мысли смеяться хочется только сильнее. Ты довольно улыбаешься.
Я вдруг вспоминаю, что надо сказать тебе про алкоголь.
— Ты мог бы сегодня больше не пить?
— А разве я пил? — удивленно спрашиваешь ты.
Пьяный "акцент" куда-то напрочь исчез.
— Ты не пьян?
— Нет, абсолютно.
— Но тогда... получается, ты все это подстроил, чтобы заставить меня засмеяться.
— Именно так, — гордо заключаешь ты.
Я смотрю вверх и вижу тебя и звезды.
— Ты собираешься меня поцеловать?
— Только если ты хорошенько попросишь.
Я издевательски улыбаюсь, а ты немедленно забываешь о своем условии и целуешь меня просто так.
И я целую тебя.
И ты рядом со мной.
В тебе — все. Шум колес машин, мчащихся по ночным магистралям.
Ветер, колышущий верхушки вековых деревьев и тихо треплющий твои волосы.
Море, окрашенными в цвет неба волнами накатывающее на золотистый песок.
Пушистые облака, на выцветшем от жары светло-голубом небе, окрашенные солнцем в золотистый свет.
Гул турбин самолетов, направляющихся в дальние края.
Стрекот велосипедной цепи, когда мчишься куда-то на рассвете, разрезая никем не тронутый воздух.
Самые теплые ночи в самых спокойных городах.
Шелест страниц книг и гулкое эхо в зеленых лесах.
Выгоравшие под солнцем каштановые кудри и вытертая кепка.
Тонкие руки, острые коленки и большие карие глаза.
И ты сам.
Ты не принадлежишь мне, а я — тебе, но всё же наши пути пересеклись и мы сможем сохранять их пересеченными, столько, сколько захотим. И преодолеть все встретившиеся на них трудности.
Наша жизнь — не грустная история, и ничего еще не закончено. Она будет такой историей, которую мы захотим написать сами.
И сейчас я пишу свою, и ты в ней, мой милый — главный герой.
Если однажды устанешь зажигать своими улыбками созвездия — только скажи, и я тебе помогу.