***
Жарко. Это все, о чем может думать Дайки, пересекая шумную улицу. Асфальт под ногами буквально плавится от аномальной жары, испуская на измученных погодой людей горячий пар. Но Аомине плевать. Никакая сила не способна сейчас его остановить. Слишком уж долго ждал. Через пару метров он уже слышит ритмичные звуки удара мяча об асфальт и прибавляет шагу. Останавливается, как только видит знакомый рыжий затылок. Кольцо на смуглой шее на миг ловит солнечный блик и вновь скрывается под тканью легкой рубашки. — Эй, — окликает Дайки, а когда тот поворачивается, шумно сглатывает: это он. Те же вечно нахмуренные брови, те же завораживающие карминовые глаза и упрямо поджатые губы. Его Тайга. — Сыграем? — предлагает Аомине и довольно улыбается, видя вспыхнувший азарт в глазах напротив. Кагами, а это точно он, долго и внимательно, без всякого стеснения, разглядывает прибывшего. И неожиданно даже для себя выдает: — Мы раньше нигде не встречались? — только озвучив свою мысль, Тайга понимает, что действительно где-то видел этого человека, эти глаза-океаны, смотрящие прямо в душу. Сердце беспричинно ускоряет свой темп, а рыжий недоуменно хмурит брови. Улыбка незнакомца вызывает в нем что-то глубинное, давно забытое. — Возможно, — отвечают ему, и Кагами привычным движением стряхивает пот со лба. — Сыграем.Часть 1
20 октября 2015 г. в 14:45
Они вновь встречаются под низким, тяжелым, свинцово-серым небом, окруженные безмолвными, заброшенными давным-давно домами, что смотрят на них черными провалами окон. Они останавливаются в двух метрах друг от друга, один до предела напряженный, а второй, наоборот, естественно расслабленный. Потому что кто-то из них опасный хищник, а кто-то — добровольная жертва. Воздух между ними искрится, готовый в любую минуту взорваться, промедление в секунду — это верная смерть. Поэтому они действуют одновременно. Первый отработанным движением хватает кольт и стреляет, второй же широко ухмыляется и одним точным ударом отправляет противника в непродолжительный полет.
Кагами пробивает собой хлипкую крышу старой постройки и удачно падает в стог подгнивающего сена. Чертыхается, не делая попыток подняться. Тупой ноющей болью по всему телу отдает сломанное когда-то плечо, и парень обреченно вздыхает. Он снова проиграл, и это заставляет молодого охотника скрипеть от бессильной злости зубами. Остается только дождаться появления вампира в ангаре, сжимая и разжимая кулаки, чтобы не броситься на него вновь. Он знает правила, установленные еще в первую встречу, которые очень хорошо усвоил за все последующие.
Кровопийца не заставляет себя долго ждать, Кагами понимает это только по слабому ветерку, что встревожил засохшие травинки и влажную челку охотника.
— Давно не виделись, сучонок, — весело усмехается он, наклоняясь над поверженным… врагом? Нет, скорее, едой.
Это игра в кошки-мышки, из которой Аомине всегда выходит победителем.
Тайга взбешенно рычит, но быстро затыкается, ощущая мощную силу, которая буквально прижимает его к земле. Бесполезно, все бесполезно.
— Так-то лучше, — хмыкает Дайки и запросто усаживается Кагами на живот.
Охотник уже хрипит, чувствуя, как трещат ребра. Но это не те звуки, которые хочет слышать Аомине, поэтому он ослабляет невидимую хватку и вновь улыбается. Тайга мечтает стереть ее с наглого, самоуверенного лица.
— А знаешь, что… тебе удалось, — Дайки продолжает сумасшедше скалиться, демонстрируя охотнику окровавленные пальцы, а потом переводит взгляд на кровоточащее плечо, — мусор, — добавляет он секунду спустя и бросает на пойманного человека такой выразительный взгляд, что Тайга задыхается.
Оружие, которое разрывает низших на части одним выстрелом, на Аомине оставило всего лишь небольшую царапинку, которая затянется через пару минут. Тайга в который раз думает, что связался с настоящим чудовищем, которого побаиваются даже свои. Но несмотря на это, охотник все равно рад, что задел противника. Впрочем, она в секунду улетучивается, стоит Аомине надавить на грудь сильнее.
— Ты… обещал, — с трудом разомкнув пересохшие губы, напоминает охотник.
— Тц, — вампир недовольно поджимает губы, на его лице отображается мыслительный процесс, от лицезрения которого Тайгу пробивает на смех. Смеется он тихо, то и дело прерываясь на хриплый, надрывный кашель.
— В следующий раз я тебе башку оторву за такое, — недовольно цедит Дайки и медленно слизывает кровь с длинных пальцев, глядя прямо в карминовые глаза.
Рыжий хорошо знает этот жадный взгляд, видит, как в нетерпении сильнее выступают клыки, неосторожно раня тонкие губы. Тайга прекрасно осознает, что произойдет через секунду, и неохотно вытягивает вперед руку, ладонью вверх, а Аомине хищно усмехается в своей обычной манере.
Сколько бы лет ни прошло, Кагами всегда будет помнить их первую встречу до мельчайших мелочей. Жесты, взгляды, даже интонации голоса врезались в память с каждым новым ударом, новой вспышкой боли и унижения, навечно оставаясь там яркими воспоминаниями.
Почему Кагами не убил кровососа когда была возможность? Это же его долг, его прямая обязанность! Только потому что он спас девочку, укрывая её от смертельной пули, выпущенной дрожащей рукой молодого, еще неопытного охотника, когда сам Тайга катастрофически не успевал? Или потому что этот вампир старается не убивать людей, не выжимает их досуха, как все остальные? Может, и то, и другое вместе. А может, потому что Аомине Дайки — очень странный вампир с невозможно синими, как сам океан, глазами. Но охотник эту мысль упорно гонит от себя.
Хорошо, не убил. Так, возможно, поступили бы многие охотники. Но давать свою кровь этому ублюдку? Пусть и с целью защиты людей. Кагами сразу же казнят, когда (не если!) об этом узнает верхушка Круга. Или запытают до смерти, если первыми до него доберутся фанатики из Ордена. Долго так продолжаться не может, и это понимают оба. Тайга покорно примет наказание, а вот что творится в голове Аомине, угадать не может никто. Даже он сам.
Из воспоминаний Кагами выдергивает неожиданно ласковое прикосновение к запястью. Кончик языка легко скользит по розовым выпуклым шрамам, оставленных когда-то острыми клыками.
— Что ты делаешь?
— Заткнись, не мешай, — отвечают ему грубо, и Тайге приходится подчиниться.
В другой руке он крепко сжимает свой кольт — залог того, что охотник останется жив, если вампир вдруг увлечется и выпьет слишком много.
Хоть Кагами молча сносит все странности проклятого ублюдка, внутренне он напряжен до предела. Что творит этот ненормальный? Чего добивается? Ему неприятны осторожные касания, они заставляют привыкшего к боли охотника нервничать и неспокойно ерзать под сильным телом.
Да, кусает Аомине всегда очень больно, разрывая кожу на запястьях будто вечно голодная, безмозглая низшая тварь. Так, что Тайга еще долго прячет глубокие раны под повязкой и длинными рукавами плаща, подальше от любопытных глаз.
Когда влажный язык двигается вверх по выпуклым венам к чувствительной коже на сгибе локтя, железная выдержка охотника дает сбой.
— Какого хрена ты творишь? Прекрати, — гневно шипит он, безуспешно пытаясь выдернуть руку из цепкой хватки.
Аомине молча поднимает голову и в упор смотрит на Кагами. У последнего кровь в жилах стынет от этого взгляда, голодного, жадного, и охотник готов поклясться, что видит, как краснеет радужка его глаз. Тайга сглатывает и оставляет свои нелепые попытки освободиться, а Дайки возвращается к прерванному занятию. Рыжий думает, что Аомине — дикий зверь, привыкший всегда получать свое, поэтому охотник ему поддается. Поддается сумасшедшему напору вампира, что сейчас жадно облизывает его кожу. Господи, лишь бы хватило сил вытерпеть.
Охотник знает, что Аомине нравится слышать его болезненные вскрики, нравится наблюдать за его перекошенным от муки лицом, поэтому учится переносить все молча, чтобы ни единый мускул не дрогнул. А Дайки в отместку кусает еще больнее, вгрызается в ладонь и с силой сжимает челюсти. Но не добивается желаемого. Кагами лишь прикусывает свои полные губы, когда боль становится нестерпимой.
Сегодня он не произнесет и звука. Тайга уверен, что Аомине уже нечем его удивить. И ошибается.
Укус выходит неожиданно… мягким. Ни капли привычной острой боли, что заставляет охотника распахнуть глаза в недоумении. Он неотрывно смотрит на то, как вампир пьет его кровь, как облизывает губы, а затем вновь возвращается к ранке, но не кусает. Только вылизывает выступившую кровь, которая тонким ручейком стекает с локтя. Смотрит и чувствует, как разливается знакомый жар по всему телу, проходясь волнами до самых кончиков пальцев. Кагами шумно сглатывает, не понимая, что с ним происходит. Рука дергается охладить пылающее лицо, скрыть от чужого внимательного взгляда, но все, что Тайга может — это отвернуться. Думать о чем-нибудь отвлеченном, чтобы унять бешено бьющееся сердце.
Помогает ровно до того момента, как он чувствует горячее дыхание на шее.
Инстинкты срабатывают быстрее, чем Кагами соображает, что происходит. Дуло кольта вжимается вампиру прямо в грудь, причиняя ему боль. Но Аомине даже не морщится, наоборот, его ухмылка становится только шире.
— Я предупреждал, что оторву тебе голову за такое? — интересуется он.
— А я предупреждал, что пущу тебе пулю в лоб за нарушение договоренности?
— Ну давай, попробуй, — ухмыляется Дайки, обжигая дыханием ухо.
От этого шепота, почти интимного, у рыжего переворачивается все внутри, сердце стучит, оглушая своим ритмом, а рука, в которой зажато оружие, мелко подрагивает.
— Медлишь? — вновь подает голос Аомине, пальцами направляя кольт ближе к сердцу, — всего одно движение, и ты избавишься от массы проблем.
— Тебе не нужно уговаривать меня, проклятый кровосос!
— Ну вот, снова вернулись к тому, от чего начали. — его губы кривятся в привычной усмешке, — Но твоя проблема в том, Кагами, что ты не можешь убить меня. Ты не нажмешь на курок, потому что…
— Заткнись! — Тайга не знает, что за «потому что», в любом случае, это просто глупая чушь. Кагами в состоянии спустить курок. Как только уляжется предательская дрожь, он это сделает.
— Стреляй или опусти оружие. Эта игрушка мне уже надоела, — теперь его голос звучит раздраженно, пропали тягуче-ленивые нотки, а в каждом слове сквозит опасность.
Тайга усмехается. Кто такой этот Аомине Дайки, чтобы заставить его?
— Не то я сам отберу, и тогда ты просто так не отделаешься. Например, оторву твою правую руку. Что ты тогда будешь делать, а, Кагами?
— Скажу, чтоб ты шел к черту, ублюдок! — Тайга не уступит, пусть даже противник сильнее него в разы.
Охотник всегда отличался самоубийственной упертостью.
— Другого я от тебя и не ожидал, сученыш, — одобрительно кивает синеглазый вампир и одним движением выбивает кольт из ослабевших пальцев.
Кагами даже моргнуть не успевает. У этого кровососа удивительная скорость даже для вампира, а их за свою короткую, но насыщенную жизнь Тайга повидал немало. Боль от вывихнутого, кажется, запястья заставляет охотника поморщиться, но еще больше рыжего волнует, что он теперь абсолютно беззащитен перед все еще голодным хищником. Хищником, что смотрит на него взглядом, в котором безошибочно читается желание обладать. Это пугает охотника больше, чем участь быть полностью осушенным. Он кидает взгляд на свой кольт и ощущает почти физическую боль от того, что сжимает в руке чужую рубашку, а не его холодную рукоять.
— А теперь лежи и не рыпайся, — приказывает Аомине, вновь приближаясь к его лицу непозволительно близко.
— Еще чего, — Тайга скорее умрет, чем сдастся. Поэтому он делает единственное, что возможно в его положении: с силой бьет противника лбом в переносицу. Конечно, это не может нанести хоть какой-то вред, но охотник надеется воспользоваться секундной заминкой. Которой нет. Хватка Дайки все такая же, а вот взгляд совсем другой. Но Кагами его не видит, голова гудит, словно он ударился с размаху о каменную стену, не меньше.
— Я иногда думаю, почему не убил тебя сразу. Но еще чаще думаю о том, что поступил правильно, оставив на тебе свою метку. Я бы разозлился, если бы тебе разорвал глотку кто-нибудь другой. А ты, знаешь ли, довольно популярен.
Метку? Так вот почему вампиры так старательно избегали встречи с ним!
— Ты, ублюдок! — хрипит Кагами. Осознание, что он уже долгие месяцы ходит под покровительством Аомине, неприятно жжется где-то внутри.
Дайки хватает своего пленника за волосы, предотвращая подобные выходки.
— Ты жив только благодаря мне. И теперь я заберу то, что по праву - мое, — он не церемонится, когда резко поворачивает голову Кагами вправо.
Тайга не сопротивляется. Он морально измотан, только теплится еще надежда, что его просто убьют. Хотя, это же Аомине Дайки — самый непредсказуемый вампир из всех, что он встречал.
С самого начала охотник знал, что доживет, максимум до сорока, каждую секунду находясь в опасности. Вот и пришел его час. И плевать, что ему совсем недавно исполнилось только двадцать четыре.
Мысли испаряются стоит теплому языку коснуться бешено пульсирующей жилки на открытой шее. Кагами дергается, пытаясь отстраниться, но Дайки держит крепко, не вырваться. Впрочем, Кагами не собирается бежать. Он сам тогда протянул ладонь этому дьяволу, скрепляя договор, теперь поздно что-либо делать. Бессмысленно.
Аомине тем временем полностью наваливается на охотника, продолжая увлеченно вылизывать кожу на шее, иногда прихватывая ее губами. Будто ласкает любовника.
— Прекрати, — просит рыжий, не надеясь, что его слышат.
— Нравится? — ехидно шепчут в ответ, и на это Тайге нечего ответить. Сказать «нет» — значит соврать.
По телу снова разливается жар, Кагами шумно выдыхает. Пальцы сильнее, до побелевших костяшек, сжимают кусок ткани, когда охотник чувствует, как острые клыки царапают кожу. И едва сдерживает стон, когда язык слизывает выступившие алые капли.
Уж лучше бы кусал как обычно: до темноты перед глазами от острой боли, до искусанных губ и совсем онемевших пальцев, что сжимают рукоять пистолета. С этим Тайга знает, как справиться, а вот со жгучим желанием ощутить на себе прикосновение губ и языка еще раз, рыжий понятия не имеет, что делать.
И, кажется, все его мысли и желания отображаются на лице, потому что Аомине тут же очерчивает языком линию челюсти и слегка прикусывает кожу чуть ниже.
— Нравится… Твой запах мне нравится, — вдруг произносит вампир, заставляя Тайгу изумленно моргнуть.
— Ты же говорил, что я отвратительно пахну, — напоминает он.
— Я соврал.
Это искреннее признание выбивает из Кагами весь дух. Он не находит, что ответить, поэтому просто покорно закрывает глаза, думая о том, что насчет скверного вкуса его крови, Дайки, наверное, тоже солгал. Ох, и почему охотник думает об этом? Ему должно быть все равно. Но в реальности все совершенно не так. Его, сильного, независимого, до перехватившего дыхания волнует, нравится ли его кровь Аомине. Глупые мысли теряются в яркой вспышке внезапного острого удовольствия. Тайгу выкручивает в стальных объятиях, руки сами перемещаются на чужие плечи, а с искусанных губ срывается громкий стон. Ничего подобного Кагами никогда прежде не испытывал. С каждым новым глотком сладкое наслаждение расползается по телу огненной, обжигающей волной, заставляя охотника бесконтрольно дрожать и прижиматься к Аомине теснее. Тайга не понимает, что происходит, он не решается открыть глаза, боясь того, что вампир может в них прочитать. Кагами хочет, чтобы это поскорее закончилось, но в то же время, чтобы эти секунды продлились вечность.
Аомине без труда прокусывает тонкую кожу и чуть ли не жмурится от наслаждения. Неповторимый вкус крови охотника кружит голову, хриплый стон вызывает в нем ответную дрожь, горячие руки заставляют сильнее сжать человека в собственнической хватке. Лишь бы не сломать — Аомине все еще помнит, что под ним лежит хрупкий и беззащитный человек.
— Эй, Тайга… — рука, до этого сжимавшая огненные пряди, ложится на чужую горячую щеку, пальцы поглаживают покрасневшую скулу, а губы осторожно целуют кадык, размазывая кровь по коже.
Кагами молчит, тяжело и загнанно дыша. Весь мир под сомкнутыми веками растворяется, оставляя их наедине. Наедине с холодными касаниями, теплым дыханием в шею и тихим, почти нежным «Тайга» перед очередным укусом, от которого рыжий вновь стонет, обнимая вампира за острые крылья лопаток. И с каждой секундой ощущает, как слабеют непослушные, уже замерзшие пальцы. Ему даже трудно разлепить пересохшие губы, чтобы остановить. Обреченное «хватит» так и остается неозвученной мыслью.
Дайки тоже чувствует, как замедляется пульс сильного сердца, как холодеет кожа под пальцами. И решается. Опять. Осторожно зажимает многочисленные кровоточащие укусы рукой и быстро, не давая себе передумать, разрывает кожу на собственном запястье. Чтобы через секунду приложить руку к приоткрытым губам человека. Кагами инстинктивно облизывается, а когда распознает металлический привкус, резко отворачивается. Кровь оставляет неровную дорожку на его щеке.
— Значит нет? — уточняет Аомине, хмуря брови. Как будто не знал, что охотник откажется.
— Прошу тебя, не надо, Аомине…, — неразборчиво хрипит рыжий, смыкая губы в тонкую линию. Упрямец.
Дайки поднимается на ноги, вытирает губы и в упор смотрит на полубессознательного Кагами. Всего вымазанного в крови, в одной рубашке на холодной земле.
— Тц, — вампир резко разворачивается и идет к выходу.
На Тайге его метка, и никуда человек от него не денется. Не захотел сейчас, захочет потом. В противном случае Аомине не будет спрашивать. Кагами — его собственность, расставаться с которой он не намерен.
— Хватит прохлаждаться, — заявляет Аомине с порога, когда все же возвращается обратно, но в ответ ему полнейшая тишина, — эй!
Тишина, потому что в чертовом ангаре никого нет! Дайки рычит от раздражения, сдерживая порыв швырнуть ведро с водой о деревянную стену. Вместо этого он аккуратно откладывает его в сторону, туда же отправляется подобранный по пути плащ, который вампир скинул с плеч еще в самом начале, и осматривается вокруг. Он сомневается, что охотник мог самостоятельно встать на ноги, не то, что выйти за пределы амбара. Поблескивающий в углу кольт только подтверждает его догадки. Кагами никогда не оставил бы свое оружие по собственной воле. Скорее уж руку. Или непутевую рыжую голову. Аомине озадаченно хмурит тонкие брови и садится на корточки перед кольтом. Осторожно дотрагивается до рукояти и неприязненно кривит губы: холодная сталь обжигает кожу вампира.
Только тут он замечает то, на что раньше не обратил внимания — запах. Мерзкие благовония, что раздражают чуткий нюх. Благовония, что неизменно сопровождают определенных людей.
— Блядь! — ругается Дайки, бешено сверкая глазами, — Грязные церковные крысы!
Именно этих людей Аомине ненавидит больше всего. Презирает даже больше надоедливых охотников. Если последние просто убивают вампиров, желая защитить людей, то церковники косят всех подряд: виновных и невиновных; пытают, получая от этого истинное удовольствие, и только потом сжигают то, что от жертвы остается.
Аомине морщится: связываться с Орденом Пресвятой церкви не любят даже Старшие, не из-за страха — брезгуют. Дайки все еще помнит ту ужасающую картину, что видел несколько лет назад в одной из их темниц. И больше заглядывать к ним не было никакого желания. Но! Ублюдки покусились на то, что принадлежит Аомине, и жестоко поплатятся за это.
И плевать он хотел на все запреты и приказы свыше.
Вампира не было около часа, поэтому они не могли далеко уйти. Аомине ухмыляется их сообразительности: улучили момент, когда Дайки не было рядом, чтобы схватить ослабленного охотника… Мерзкие трусы! Следили с самого начала? Если так, почему он не заметил слежки? Ответ на последний вопрос вампиру прекрасно известен, но он просто от него отмахивается. Сейчас важно исправить допущенную нелепую ошибку. А думать о том, почему рядом с рыжим упрямцем он теряет самообладание, будет потом.
Аомине выходит из полуразвалившейся постройки, но через пару секунд возвращается обратно.
— Бесишь, — шипит он себе под нос, пока заворачивает кольт в свой плащ. Даже на расстоянии охотник умудряется выводить Дайки из себя.
Орден Пресвятой церкви обладает огромной властью по всему континенту. Его церкви везде и всюду. И это играет Аомине на руку — отыскать давно заброшенную церквушку на самой границе такого же заброшенного городка не составляет труда.
Он и не думает скрываться. Поэтому не удивляется, когда к нему навстречу выползают люди в черных мантиях Ордена. И не только люди. В отвратительных существах, что скалят на него зубы и утробно рычат, Дайки с трудом узнает низших вампиров. Но у него нет времени на разбирательства. Аомине идет напролом, пробивая церковникам грудные клетки голыми руками, и отрывая головы тем, кому не посчастливилось оказаться среди низших тварей. Он настолько взбешен, что не замечает, как кровь из растерзанных тел заливает его одежду, как трещат каменные стены от его бесконтрольной ужасающей силы.
Аомине останавливается только тогда, когда пол у его ног буквально устлан трупами. Группа из трех человек жмется в углу, бесшумно шевеля губами. Вампир хватает одного за шею и с легкостью поднимает над полом.
— Где охотник? — рычит он, сжимая пальцы сильнее.
— Богомерзкое… создание, — презрительно выплевывает тот в ответ и тут же лишается головы.
Кровь фонтаном брызгает на вампира, заставляя того брезгливо сморщиться.
Дайки швыряет бесполезный кусок мяса под ноги оставшимся и бредет дальше. Его беспокоит, что он не чувствует Кагами, даже находясь так близко.
Чем дальше Аомине идет, тем хуже ему становится: святая земля жадно, не хуже голодного зверя, вытягивает его силу. Но он словно этого не замечает, продвигаясь вниз, к темницам, и уничтожая всех, кто пытается ему помешать.
С каждым новым шагом Аомине все четче ощущает запах крови Кагами. И это единственный ориентир, ведущий его по бесконечным темным коридорам. Метка, создающая имитацию настоящей Связи, оказалась здесь раздражающе бесполезной.
Тайгу он находит спустя долгие двадцать минут. Без сознания, всего залитого кровью, с пугающе посиневшими руками — на цепях подвешенного к потолку.
Дайки понимает, что у него ничтожно мало времени. Жизнь Кагами с каждой секундой угасает, а сюда наверняка уже направляются разгневанные церковники и, что еще хуже, сами Старшие.
— Давай же…, — вампир тянет железную цепь на себя, придерживая тело Тайги. Крупные звенья, не выдерживая такого напора, лопаются, и Аомине укладывает охотника на пол.
— Очнись, мусор, я не позволял тебе умирать, слышишь меня? — Дайки несильно ударил охотника по холодной щеке. Тот отзывается едва слышным стоном, но в сознание не приходит.
— Проклятье! Эй, Тайга, — на этот раз Аомине бьет ощутимее, в бессилии сжимая зубы. Откуда ему знать, как приводить людей в чувство?
— Дайки? — шепот настолько тихий, что Аомине не расслышал бы, будь он обычным человеком.
Но дело даже не в этом. Кагами в первый раз произнес его имя, которое дрожью прокатилось по телу. Не мог не услышать.
— Как они бесились… когда поняли, что я не обратился, — Тайга пытается улыбнуться, корочка подсыхающей крови на разбитых губах лопается, заставляя охотника поморщиться.
Аомине хмурится, он отлично видит, как ублюдки «побесились», на теле Кагами живого места нет. И не только видит, но и чувствует. Чувствует, как от чужой крови, лужа которой становится все больше, намокают штаны, как ее запах становится все насыщеннее, дурманя разум.
— Тайга…
— Нет, — Кагами прекрасно знает, что Дайки хочет сказать.
Знает, но не понимает, почему Аомине продолжает спрашивать, раз за разом получая отказ. И благодарен за то, что ему всегда позволяли уйти человеком.
— Ты умрешь, если я не сделаю этого, — обманчиво спокойно произносит Аомине.
— Я… Не прощу тебе…, — паузы между словами становятся все длиннее, кожа — белее, а карминовые глаза, что прежде всегда ярко сверкали, тускнеют.
— Ты моя собственность! Никто и не спрашивает твоего разрешения. Ты не умрешь, понял меня?
Кагами на это лишь улыбается. Они оба знают, что Дайки блефует. Так давно, что оба почти в это поверили.
— Спасибо… — шепчет охотник одними губами. Дайки тяжело сглатывает и кладет ладонь на такую же холодную щеку, прижимается губами к чужим, но Кагами этого уже не чувствует.
Аомине бережно стирает с его лица кровавые подтеки, убирает со лба слипшиеся пряди волос, затем достает завернутый в плащ кольт.
— Это твое.
Минуты тянутся одна за другой. Дайки спокойно стоит, спиной оперевшись о стену церкви. Нагрудный карман отяжеляет заляпанное кровью кольцо, которое он снял ранее с пальца Кагами. А еще он кожей чувствует приближение врагов и хищно усмехается. Наконец-то он выпустит всю ярость и боль, что терзает, казалось бы, давно зачерствевшую душу вампира.
Он обещает, что сотрет Орден с лица Земли, не оставив от него даже воспоминаний.