Огонь прошлых лет

Если наткнётесь на ошибку в тексте, пожалуйста, отметьте её в ПБ. Заранее спасибо за помощь. Геллерт сидел в кресле перед едва потрескивающим камином и, кажется, дремал. Альбус только мягко улыбнулся, застав друга в столь уязвимом положении, прошёл в гостиную и уселся на соседнее кресло, закинул одну ногу на другую и облегчённо вздохнул. Часы пробили шесть вечера. Дамблдор медленно обвёл глазами комнату, отмечая про себя, что этот вечер был на удивление спокойный, даже какой-то умиротворяющий. До жути умиротворяющий, словно впереди их только и ждала, что война и вечно движимый хаос, в котором покой был лишь утопической мечтой, а глоток свежего воздуха — сказкой. Не прошло и минуты, как Альбус и сам стал клевать носом. Он отложил в сторону книгу, которую собрался почитать, зевнул и сдался на милость царящему вокруг спокойствию. Сон накрыл его почти мгновенно. То есть облепил фрагменты мыслей мягкой податливой материей. Сквозь неё волшебник продолжал хорошо слышать треск поленьев и мерное дыхание Геллерта. Вдруг по комнате разнёсся тихий шорох. Альбус напрягся, не слыша больше безмятежных вздохов подле себя и ощущая, кажется, всем своим телом, что Геллерт смотрит на него пристальным жёстким взглядом. В душе рыжего мага в этот самый миг словно натянулась струна и теперь тихонечко дребезжала в предвкушении. Вновь что-то зашуршало. Вероятно, этот звук издавала мантия Геллерта, которую волшебник на манер домашнего халата как всегда обвязал ремешком вокруг талии. Проснувшийся подошёл к якобы крепко заснувшему другу. Подошёл близко, так что колени магов соприкоснулись, буквально упёрлись острыми костяшками друг в друга, а белые ладони без труда опустились на пламенную макушку, поглаживая ту, мягко и нежно, в надежде разбудить сладко посапывающего колдуна. — А я не будил тебя, когда пришёл, — прошептал Альбус учительским тоном, буквально вынудив Геллерта тихо расхохотаться. — А я не ты, — дружелюбно возразил Гриндевальд. Он присел на корточки и доверчиво уложил кудрявую голову на колени Альбуса. Они немного помолчали. Затем Геллерт вновь завозился, приподнялся и гибким лесным зверьком подтянулся к Дамблдору, обнимая его за плечи и устраиваясь на его коленях. Довольный, волшебник обхватил ладонями худое лицо Альбуса, притянул к себе и поцеловал кончик острого носа. — У тебя сегодня хорошее настроение, — отметил Дамблдор, поглаживая спину Геллерта сквозь тонкую ткань одежд. — Прекрасный вечер… — шепнул Гриндевальд в губы Альбусу. Но не делая ничего больше. Он лишь улыбался самой простой улыбкой, на которую только был способен, и ждал, когда любимый сам к нему потянется. Почти лениво Альбус коснулся приоткрытых красных, как кровь, губ, скользнул в узкую впадинку языком и почти невесомо провёл по чёткому алому контуру самым его кончиком, оставляя пошло поблёскивающий влажный след после себя. Руки Геллерта перекочевали на грудь Альбуса, массируя и оглаживая мышцы, и волшебник на мгновенье оторвался от только занявшихся ласк. Он будто перевёл дыхание перед чем-то более трудным и серьёзным, ближе притянул Гриндевальда к себе, провёл шершавой ладонью по гладко выбритой щеке, схватил острый подбородок пальцами и потянул его вниз, заставляя челюсти разжаться. Геллерт дрожал от предвкушения, едва заметно ёрзая на острых коленках Альбуса. Дамблдор смело накрыл чужой рот своим, тут же встречая почти радостное сопротивление. Чужой язык проник в его рот тут же. Горячий и влажный, он скользил по языку Дамблдора, уступая и напирая единовременно. Дыхание спёрло, и Альбус шумно выдыхал каждый раз, когда Гриндевальд отступал, размыкал губы и убирал руки с его груди лишь за тем, чтобы углубить поцелуй и опустить изящные, но сильные ладони чуть ниже. Дамблдор был возбуждён настолько, что даже не чувствовал веса Геллерта. А ведь они были почти одного телосложения. Каждая клеточка тела, казалось, была переполнена силой, чистой и дикой, как и желание молодых волшебников. Всё было прекрасно. — Сейчас… сейчас… — шептал рыжий маг, быстро соскальзывая от губ к шее, от шеи к груди, которую он тут же, прямо на месте, высвобождал из душного плена мантии. Пуговка за пуговкой, крючок за крючком, поцелуй за поцелуем… И наконец пояс был развязан. Геллерт плотно сжал зубы, пытаясь в свою очередь избавить Альбуса от штанов, но руки, кажется, не слушались его. С большим трудом Геллерту удалось расстегнуть Дамблдору ремень. Впрочем, ему этого вполне хватило, и маг просто засунул ладонь в чужие штаны. — Тебе нравится? Нравится, Альбус? — сбивчиво спросил блондин, обхватывая сквозь исподнее стремительно твердеющее в его руке достоинство. Дамблдор в ответ лишь что-то промычал Гриндевальду в обнажённые ключицы, изо всех сил сжал в руках крепкие ягодицы товарища и так же опустил ладонь на его промежность, прямёхонько на горячий твёрдый бугор. Геллерт протяжно застонал и выговорил: — Смелее… Сожми сильней. Ну… он не кусается… — почти капризно вырвалось из молодого мага. Гриндевальд вдруг изогнулся, совершенно внезапно сильно откинулся назад. И, если бы Альбус до сих пор не придерживал его за талию свободной рукой, то беспечный волшебник почти наверняка упал бы на пол и сильно ушиб голову. А так Геллерт лишь повис в воздухе на пару секунд, вздрагивающий и беспрестанно двигающий бёдрами. Дамблдор почти сразу притянул его обратно, прижал к себе, самостоятельно расстегнул себе ширинку и извлёк трепещущий член наружу. — Вместе… — просто произнёс Альбус, и Геллерт прижал своё достоинство к чужому, обхватил их руками и стал неторопливо поглаживать, а губы магов тем временем вновь воссоединились в поцелуе, страстном, грязном и липком. Дамблдор чувственно постанывал в чужие губы, ощущая, как внутри у него всё скручивает от возбуждения и смелых властных прикосновений к чувствительной плоти, как места соприкосновения двух распалённых тел горят, как кончики пальцев покалывает, а мысли превращаются в бурлящий кисель. Сейчас в голове у Дамблдора была блаженная пустота. Он прикрыл глаза, прислушиваясь к терпкому аромату шеи Геллерта. Немного горьковатый, запах этот был таким родным, знакомым, обожаемым… Волшебники двигались вместе, дышали в сумбурный сбивчивый такт, успевая при этом расправляться с оставшейся на них одеждой. Вскоре на Дамблдоре остались только помятые штаны, с вызывающими пятнами у ширинки. А так как Гриндевальд сидел сверху, ему было проще избавиться от одежды. Он только что стряхнул с ноги бельё и теперь всем свои нагим телом льнул к Альбусу, пытаясь, кажется, слиться с ним, войти в него всем своим существом. Альбус накрыл руки Геллерта своими, усиливая скорость трения ладоней о каменные члены. Потные, жаркие, дрожащие, скользкие, с налившимися кровью головками, почти фиолетовые от натуги… Достоинства поддавались незамысловатой известной каждому парню ласке. Влажный возбуждающий звук разлился по комнате. Камин давно погас. Но магов грели объятья друг друга. Даже не так. Они их плавили, жарили, иссушали. Было что-то совершенно первозданное, животное в происходящем. Оно забирало все силы, мысли, тревоги, даря покой, но напряжённая струна всё ещё дребезжала в груди Альбуса. Не стыд перед настоящим, но страх перед будущим мучал волшебника. «Ты любишь меня?» Этот вопрос жёг губы Дамблдора. «Ты любишь меня?» Но волшебник молчал, лишь краем сознания осознавая всю важность невысказанного. Молодому и распалённому, сейчас ему было слишком хорошо. Отгоняя морок, Альбус ускорил движения ладони, впился в губы Геллерта сильнее, чувствуя в ответ полную отдачу и довольство обычно такого прихотливого партнёра. Маг был на грани. Чувства переполняли его. Всего было слишком много, слишком много, слишком много… Оно заполняло, переполняло и рвалось наружу. Вместе с близящейся разрядкой Альбус вдруг ощутил острое желание всплакнуть. Глаза у него уже были на мокром месте, когда Геллерт первым, вздрогнув в последний раз, размяк у него на руках. Чужое семя горячей тугой струёй ударило в ладонь Альбуса. Это было так возбуждающе непристойно, что рыжий маг в то же мгновенье и сам достиг оргазма. Он застонал. Глубоко и громко. И Гриндевальд, всегда чуть более сдержанный, не смог подавить ленивого довольного смешка, что канул в небытие никем не услышанный. «Какое прекрасное воспоминание», — подумал вдруг директор, заходя за спинку кресла. Затем пожилой маг подошёл ближе к переплетённым друг с другом юношам, нагнулся, всматриваясь в розовое, почти пунцовое лицо Геллерта и нахмурился, словно увидел зловонную язву на чистых острых скулах. Впрочем, сейчас дело было несколько в ином… Израненное голодом, годами и муками лицо, что он всего шесть часов назад увидел в Нурменгарде, было так отлично от этого красивого, нежного и светлого лица, что даже страшно становилось, сколько лет тому назад эти воспоминания были настоящими. Директору было почти больно сознавать себя стариком, глядя со стороны на свою ушедшую молодость. Но он понимал, что даже если бы вернул хотя бы часть утраченного, то всё равно ничего не изменил бы. Уже сейчас, — то есть тогда, — они были такими разными. Дамблдор в слабом, постыдном, жалком жесте потянулся к Геллерту своей старой морщинистой рукой, но в этот момент услышал тяжёлый всхлип. Директор очнулся. Очнулся и Геллерт. — Плакса, — без злобы и без ласки, просто констатируя факт, проговорил Геллерт, взглянув в лицо любовника. — Всё было очень хорошо, — на выдохе прошептал рыжий маг, закидывая голову на спинку кресла, и, кажется, серьёзно надеясь на то, что в таком положении солёные капли затекут обратно в покрасневшие глаза. Но те лишь ринулись быстрым гордым потоком к вороху рыжих волос, там и сгинув. «Ты любил меня?» Это вопрос жёг губы директора до сих пор.