Океан внутри...

Странно, но именно со дня влюблённых у братьев как-то разом закончилась любовь. Домой Борька приехал уже утром. Практически одновременно вернулся и младший. Братья вместе раздевались в прихожей, повернувшись друг к другу спинами и делая вид, что второго не существует. В коридор выглянула мама: - Мальчики! Хорошо погуляли? - Да, мам! - неожиданно легко улыбнулся Лёшка и, проходя мимо, чмокнул мамочку в щёку. - Я - спать! Походка Лёхи изяществом не отличалась - он шёл как стеклянный: ноги гнулись невпопад, навигатор явно сбит и то и дело заваливал горизонт. Благо, в коридоре стены близко, корректировать маршрут легко. - Да, иди, конечно… - немного растерянно ответила мама, и когда дверь за младшим закрылась, повернулась к старшему: - Боря, а что он пил?! Ты же знаешь - ему нельзя крепкие напитки, да ещё и в таком количестве! - Не волнуйся, ничего крепкого, просто компот забродил, - отшутился Боря и пошел по направлению к ванной. - Сынок, я ведь серьёзно, - вдогонку добавила мама, и Боря остановился. – Ты же понимаешь, что мы должны заботиться о Лёлином здоровье. - Ничего его здоровью не угрожает. Ну, разве что психическому, - последние он добавил уже тише. - У вас стряслось что-то? – взволновалась женщина и подошла почти вплотную к сыну. – Скажи мне. Я же мать. Я всё пойму. Может, помощь нужна? Поговори со мной. - Мамочка, - протянул Боря и улыбнулся. – Да не слушай ты меня! Просто устал, мы гуляли всю ночь, не спали, да ещё и выпили чуток. Вот и шучу не смешно. Всё у нас хорошо. - Ой, Боренька, волнуюсь я всё-таки за Лёлю, он такой у нас впечатлительный. Ты уж не оставляй его, ладно? Ему без тебя не сладко будет. Слова мамы вдруг раскрыли больше, чем обычно. Борька понял, что сейчас, и правда, им обоим придётся несладко. И самое противное, что каждый будет переживать этот период в одиночку. В первую очередь Борька испугался за брата. Но подойти сейчас первым… нет, он не позволит себе быть тряпкой. Просто забота о ближнем. Не более того. Но ближний, судя по всему, не особо нуждался сейчас в заботе. - У меня всё под контролем, мам, - заверил Боря и пошел наконец-то в душ, чтобы смыть с себя всё веселье, остатки боди-арта и хотя бы часть тяжёлых мыслей. Лёшка уже ничего не слышал, его утянуло в тяжёлый алкогольный сон практически моментально, стоило только прилечь на горизонтальную поверхность кровати. Он даже не успел раздеться, и поэтому, когда проснулся ближе к вечеру, всё тело было намято давящей одеждой. Лёшка, чувствуя себя больным, выбрался на кухню. При мысли о еде замутило, так что он напился холодной воды и отправился обратно, стягивая с себя рубаху и джинсы. Кинув одежду в корзину с грязным бельём, он собрался было опять завалиться и поспать теперь уже с комфортом, но его внимание привлекла навязчиво переливающаяся подсветка аквариума. Казалось, от неё исходят волны боли: вот красный - разгораясь, словно выжигает мозг, начиная с глаз; синий - сжимает горло и солнечное сплетение и тянет нудно и безнадёжно. Зелёный расцветает тошнотворно и едко, въедаясь, словно кислота… Лёха сам не заметил, как подошёл к аквариуму и остервенело выдрал провода и светодиоды, смял колючий клубок в руках и швырнул в открытую форточку - идти на кухню сил уже не было. Клубок змеёй гибко расправился в полёте и повис на ветках дерева под окном. В комнату вползли ватные сумерки ненастного февральского дня. Лёха постоял ещё немного, словно прикладывал эту вату к своей ране, и успокоенно забрался снова в кровать под одеяло, теперь уже как положено, раздетым. Примерно в это же время Боря, сбежавший ещё днём из дома, тоже забрался под одеяло, но в одежде и на диване. Было это дома у Птицы. Он редко встречался с одногруппником вне стен горячо любимой альма-матер, но сегодня ему не хотелось видеть приятные и родные морды. Генка же был самое то! По звонку товарища тот моментально согласился разделить его упадок сил и депру, поэтому зазвал Борьку к себе домой. Район, где обитал Генка Воробьёв, был не шибко фартовым: то прорвёт канализацию, то снимут слой асфальта и забудут обратно уложить, а то и вовсе деревья начинали падать. Хотя фокуса тут никакого и не было, просто район был самым старым, и всё тут рушилось медленно, но стабильно. Вот и в тот день по пути к товарищу Борька увидел жуткую аварию – здоровенная ветка старой липы треснула от старости и рухнула на машину и пешехода. На цветные пятна поверх грязного снега Боря даже смотреть не хотел - тошнило, а наличие двух карет скорой помощи давали понять, что тут всё серьёзно. Поэтому к Птице домой он заявился ещё зеленее, чем был, и тот, как настоящий хозяин, оказал гостю первую помощь: горячий чай с коньяком и одеяло. - Чего это тебя так ушатало? Похмелье десять баллов по шкале Менделеева? – поинтересовался одногруппник и отпил из фляги с выбитыми штампом совдеповским гербом и буквами «СССР». - Да как-то всё разом достало. А тут ещё эта авария, кровь на снегу, бля… - Страшно жить, нужно сдыхать, - подытожил Генка. – Но я пока не готов. - Так и те, на дороге, не готовы были, - Боря протянул руку и отобрал у товарища фляжку. Отпив хорошенько из чашки крепкий чай, он снова долил её до верха коньяком. – Прикинь, если ты так – идёшь, насвистываешь себе от радости, строишь планы, а тут еблысь! И, на тебе, ветка дерева, а ты готовишься в мир иной к корням деревьев… - Или второй вариант, - начал Птица и снова сделал глоток алкоголя, запрокинув голову. – Ты нихера не понимаешь, что на тебя что-то там шандарахнулось, и вдруг оказываешься в мире с полосатыми лугами, фиолетовыми единорогами, клумбами анаши… - По ходу ты и сейчас туда иногда наведываешься, - заржал Борька. – Ты кончай дурью маяться! А то встретишься с Бобом Марли быстрее, чем собирался. - Не, подыхать не хочется, много планов у меня, - констатировал товарищ. - Так и я не весь список дел зачеркнул, - поддержал Борька. - Так что, будем жить? - Я бы даже сказал – будем охрененно жить! Парни ещё какое-то время поболтали, попили коньячку и немножко чай. С Птицей сейчас было совсем не напряжно, и Борька удивлялся, почему тот так часто бесил его в универе? - А чего со своим не релаксируешь? Ты же последнее время никуда без своего Лёхи, - сменил тему разговора Генка. – Или посрались, девочки? И хозяин тут же заржал. А Борька снова вспомнил о двойняхе. Было интересно – как он сейчас? Ещё дрыхнет или куда-то уже смотался? И где это, интересно, он шлялся аж до утра? С дачи-то брат свалил очень рано, и где его носило всю ночь, было вовсе непонятно. Ладно, он сам. Борька-то оставался на даче у Серёги! Там всё чинно и прилично было, во-первых, пару часов подряд его дёргали то Вовик, то Серый, а потом Борьку здорово ушатало, и он просто завалился спать… А Лёха прошлую ночь так и не заснул. Кир дико удивился его появлению на своём пороге - в такой день, без всякой договорённости. - Лёха?! Ты откуда? - Оттуда, - Лёшка кивнул головой в сторону окна. - Пустишь, или я не в тему? - Нет-нет, заходи! – Кир спохватился и отошёл, освободив дорогу. - У тебя случилось что-то? Тебя что, избили??? Что это на шее?! – он потянулся пальцами, но Лёха уклонился. - Да краска это! Дурью маялись, типа – боди-арт… в душ у тебя можно сходить? - Дверь прямо по коридору. Полотенце принесу, не запирайся. - Ладно, - и Лёшка двинул в ванну. Душ был тёплым, краска смывалась легко, даже тереть не надо было – парень просто стоял и наблюдал, как бывшая радуга утекает в сток мутным грязно-бурым ручейком. Дверь стукнула, но Лёхе было влом даже глаза поднять. Зашуршала занавеска, и раздетый Кир шагнул в ванну рядом. - Давай помою… Нежные, но решительные прикосновения мыльной губки, временами ненавязчиво скользящие пальцы – по шее, плечам, спине, рукам… Кир молчал, и Лёшка был ему за это благодарен. Наверное, поэтому и поцеловал оказавшиеся рядом губы. И губы ответили, словно говоря: «ты не один». Также молча они оказались в одной постели на раздвинутом диване в комнате Кира. Всё происходило беззвучно, за исключением всего трёх слов, сказанных Лёшкой: - Нет. Я сверху. Кир спорить не стал. Лёшка чувствовал себя странно. Словно его всего обкололи замораживающими уколами. Что-то чувствуешь, но как-то странно и неправильно. И всё надеешься разогнать этот морок, вернуть себе нормальную чувствительность, но даже вколачиваясь с ожесточением в Кира и чувствуя подпирающий оргазм, он оставался всё таким же занемевшим. - Ну, ты крут! – улыбаясь, выдохнул Кир, повернулся и вмиг посерьёзнел. - Рассказывай. Лёха, слышишь? Не молчи. Когда молчишь – больнее и страшнее. У двойняхи дрогнули губы, и он впервые взглянул на Кирилла, а не сквозь. - А нечего особо рассказывать! Я его люблю. А он меня – нет. Он, мать его, натурал… Мы даже спали, но это нифига не изменило. Ему нужны девицы. Инстинкт, мать его… Потом они пили коньяк – прямо голышом в постели и говорили, кажется, больше, чем за всё время знакомства до этого вечера. Потом снова целовались, но стоило Киру начать активничать, как Лёха опять начинал морозиться. - Не надо… так. - Так не хочешь? Чёрт… ну, и ладно… По обратному сценарию всё складывалось, и Кир, в конце концов, смирился. Какая разница, как удовольствие получать? А утром Лёхе пришлось собраться и уйти, чтобы не столкнуться с мамой Кирюхи. - Увидимся, Кир, - Лёшка обнял его через порог, словно утопающий – спасательный круг. - Спасибо… ты классный! - И ты, Ромео, - усмехнулся Кирилл и хлопнул приятеля по плечу. - Давай, такси ждёт… В старой части города Борька ещё долго зависал дома у Птицы. Парни болтали о всякой чепухе, но временами плывун уносил их в философию. Было ржачно валяться в старенькой пятиэтажной хрущёвке на диване в гостиной Генки и попивать недешёвую коньячеллу. Домой как-то и не тянуло, но когда на часах к двум двойкам уже начали прибавляться минуты, Борька засобирался домой. К себе он приехал уже к одиннадцати и в довольно подпитом состоянии. Благо, мама беседовала с кем-то по домашнему телефону и не успела оторваться на пришедшего сына. Борька мигом смотался в душ, приняв его за полторы минуты, и метнулся в комнату. Брат был дома. Для приличия Борька буркнул: «Спишь?» Ответа не последовало, и даже тело не шевельнулось под одеялом, поэтому старший решил со спокойной душой лечь спать. Выключив свет, он остановился. До кровати дойти оказалось сложно - в комнате было абсолютно темно. Аквариум не светился. Пройдя медленно по комнате, Боря дошёл до окна и выглянул наружу. Фонари освещали часть двора, и снег под искусственным освещением казался вполне чистым, а местами даже сверкающим. Облокотившись на подоконник, Боря наткнулся ладонью на что-то твёрдое. Отлепив непонятный предмет от руки, он поднёс его к глазам – это был оторванный светодиод. Ещё один такой же он почувствовал голой пяткой. - Что за чёрт? – сам у себя спросил Борька и поднял его ногой, согнув её и отшкрябав от подошвы маленькую пластмасску. – Ураган, что ли, прошёл? Ах да… ураган Лёлик, - и он состроил ухмылку в отражение стекла. Бесится, значит! Жаль, конечно, что подарочные рыбки не увидят больше дискотек, но всё же Лёшке не пофиг их ссора! Пусть рвет и ломает, что хочет, а Борька потерпит. С этими мыслями он и отправился в постель. С тех пор в общей комнате братьев поселилось тяжёлое молчание. Новостями они не делились, общие планы не строили, впечатлениями не обменивались; лишь простые бытовые вопросы и односложные ответы да безэмоциональные «привет – пока», вылетавшие, скорее, по привычке. По утрам больше не было болтовни во время сборов на учёбу: даже если парни вставали вместе, то старательно маневрировали по квартире так, чтобы не находиться вместе в одной комнате. Да и вечером, если оба оказывались дома, происходило то же самое. Но такое случалось редко: Лёха не знал, где проводит свободное время брат, но был уверен, что ничего не изменилось – компания, друзья и, разумеется, девицы. Сам же младший двойняха почти всё время проводил с Киром. Дни медленно текли, словно вязкий кисель из чашки. Братья так и продолжали изображать подобие дружбы в присутствии родителей и видимость инфантильности друг перед другом. Боря старался игнорировать Лёшкино частое отсутствие, его телефонные переговоры, при которых тот выходил из комнаты, или приторно-счастливую морду лица, когда двойняха возвращался домой ближе к полуночи. Было очевидно – у него кто-то есть, и это бесило. Чтобы как-то уравновесить всё это, Боря тоже придумал себе «увлечение», на роль которого выбрал старую подругу – Лариску. Они давно знали друг друга, но девушка была совершенно из другой компании, она сама увлекалась здоровым образом жизни и всё больше тусовалась с йогами и веганами. Достаточно было намекнуть Лоре, что он хотел бы попробовать эту «прикольную зарядку», девушка моментально приступила к обучению. Она стала чаще появляться дома у Бори, и со стороны могло показаться, что у них очень бурный роман. Однажды Лёшка застал-таки Ларису, когда Боря после занятия провожал в коридоре девушку. Она вся была раскрасневшаяся, со слегка растрёпанными волосами, а Борька стоял в мокрой майке. Они оба пахли потом. Борьку очень повеселило выражение лица брата, и он вдохновенно представил их друг другу. Лёха учтиво поздоровался, а Боря почти сразу полез целоваться к подруге, восторгаясь проведённым вечером, прощаясь и обещая позвонить уже на следующий день. После того как «мина была заброшена в чужой огород», Борька сообщил Лоре, что йога ему надоела, и девушка перестала приходить к нему домой. Теперь Боря резко заинтересовался вегетарианством и попросил, чтобы подруга почаще звонила к нему и контролировала его состояние. Последующие дней шесть Боря повсюду по квартире таскал за собой мобильный, чтобы по семь раз за вечер поговорить с Ларисой. Важный момент – это всегда, по странному стечению обстоятельств, происходило в присутствии Лёшки. Минуты полторы они обсуждали, как себя чувствует сегодня подшефный Лоры, не «поплохело» ли ему от сыроедения, и когда давался ответ - «всё просто чудесно!», Лариса желала удачи и отключалась, а Боря всё продолжал разговаривать с немой трубкой, но теперь это было похоже на воркование двух до жути влюблённых друг в друга голубков. В определённый момент Лёха не выдерживал этих розовых соплей и либо выходил из комнаты, шумно хлопнув дверью, либо выключал ноут и накрывался с головой. Боря в эти моменты торжествовал! Он был почти счастлив! Но всё равно ему было херово. После той бурной и практически судьбоносной Валентиновой ночи Лёшка и Кирилл сблизились, но определить суть этих отношений сам Лёха не мог. Однозначно, они не были парой, хотя Кир временами раскручивал Лёху на секс. Впрочем, для двойняхи это всё больше походило на взрослую игру под названием «почему бы и нет». Кирилл был внимательным любовником, умел «завести», не ставил условий и ни на чём не настаивал. Лёшка же упорно избегал отдаваться, Кир мог подшучивать по этому поводу, но напролом не лез – очевидно, свежо было воспоминание о том, как поставленный перед жёстким выбором Кораблёв рванул на крышу. Дружбой это тоже нельзя было назвать в полной мере, скорее – приятельством. Довольно душевным, но без малейшего намёка на очарование друг другом. Просто потому что в ту знаменательную февральскую ночь парни вроде как делились самым сокровенным, да и после не обходили тему личного стороной. Это было своеобразное братство товарищей по несчастью. - Все это переживают, Лёшка, - лёжа в постели, Кирилл неспешно водил пальцами по Лёхиной спине, и Лёшка замер, вспоминая касания брата. Он теперь во всех ласках пытался уловить эхо тех, что шли по оголённым нервам, прошибали навылет. А в уши тем временем затекали вальяжные рассуждения Кира: - Первая любовь на то и первая, что потом случается вторая, третья и так далее… Не циклись. Подумай, кого-то ведь и ты так обламываешь. - И мне на это настолько эпично забить, что я в полной мере могу прочувствовать – насколько я ему похуй, - сквозь зубы выдавил двойняха. Кир усмехнулся: - Вот же ты эгоист… Так тебе и надо тогда! Наклонившись, он прикусил и крепко засосал кожу на лопатке. Лёха стерпел, подумав, что «случайно» покажет пятно Борьке – в отместку за эту его Лару. Лариска-крыска. Какой же Борька гад, как он мог притащить её в ИХ комнату!?! Лёшка, конечно, делал вид, что ему глубоко фиолетово, но временами слёзы сами наворачивались на глаза. В такие моменты приходилось сбегать и приходить в себя, повторяя – пофиг, мне пофиг, мне всё равно! У меня есть Кир. И ещё будут! Плохо было только то, что Кир, даже со всеми парнями мира, не мог заменить брата, той волшебной близости душ и тел, которая у них была. А была ли? Или Лёха сам всё выдумал? Эта мысль была самой невыносимой. Потому что если это просто его фантазия, и только, то всё его счастье – ложь. Любовь – ложь, и света в этой тьме нет. Вообще. И, значит, не будет второй, третьей и так далее, раз не было даже первой. В один из дней, когда на улице торжествовала уже законная и по-настоящему слякотная весна, Лёха вдруг слёг с простудой. Всё было не так трагично, но мама решила пару дней подержать его на домашнем карантине. Вокруг стояли баночки с натиранием, полосканием, питьём, а возле кровати тазик с остывшей водой, в которой Леха время от времени парил ноги. Боре было неловко где-то шататься, когда двойняха «гавкает» и чихает, страдая от маминой заботы больше, чем от насморка. Именно поэтому он эти вечера проводил дома и ходил на кухню за закипевшим чайником, чтобы подливать кипяток в таз с тёплой водой и заодно в чашку с калиной, ромашкой и ещё какой-то травой. - Да прекрати, я не инвалид, - сердился Лёха, но всё равно опускал свои ноги в тазик. - Слушай, не выделывайся. Я всего лишь забочусь о твоём здоровье, - Боря в очередной раз доливал в чашку кипяток и садился рядом. Они молча смотрели на лёгкие круги на воде, которые возникали от шевеления Лёхиных пальцев, или вместе разглядывали серебристую полоску на термометре, вертя его в руках. На следующий вечер, когда Боря снова никуда не пошёл и опять проявлял заботу, Лёха уже не выдержал. - Да я сам намажусь! Не маленький! - И на спине? Ты что – из кунсткамеры? Руки загибаются аж до позвонка? - Хватит и спереди, мама вообще говорила – главное, грудь натереть, чтобы бронхи прогреть. - Ну, не будь придурком, не съем я тебя, - устало проговорил Боря, но банку с согревающей мазью всё же отставил на стол. – Ты вообще очень изменился, Лёха. - Взрослею, - съязвил брат. Он старался не смотреть в глаза двойняхе и поэтому постоянно что-то искал то в одеяле, то на столике, а то и вовсе рассматривая собственные ногти на пальцах рук. - Ты вечно где-то пропадаешь, иногда мне кажется, что ты вообще не ночуешь дома. Ложусь – тебя ещё нет. Встаю – тебя уже нет. Не хотелось бы, чтобы ты с какой-то плохой компанией… - С нормальной я компанией! – резче положенного отрезал Лёшка. - Прости, - пожал плечами Боря. – Конечно, я не лезу, ты сам… - Естественно, сам. - Ну да… Просто я переживаю, Лёш. - Не стоит, - буркнул Лёха, но потом добавил: - Ладно, лекарь, мажь, а то ещё маме пойдёшь жаловаться, - хмыкнул он и, задрав футболку, повернулся спиной к брату, продолжая сидеть на краю кровати. Боря потянулся за банкой мази и, как только развернулся снова к двойняхе, обмер. На его лопатке светился засос. Да, именно засос, а не синяк или ещё чего. Он сам не раз девчонкам ставил такие отметины, поэтому прекрасно различал их. Правда, Лёхин засос имел уже бледноватый цвет, а это означало, что ему уже пара дней, и, скорее всего, он был поставлен ещё до болезни. Макнув пальцы в баночку и зачерпнув немного мази, Боря прижал их именно в центр засоса. Захотелось его втереть внутрь, чтобы не видеть. А ещё страх как захотелось схватить брата за волосы, намотать их на кулак и дёрнуть. Чтобы знал, как позволять кому-то чужому пристраиваться сзади и целовать себя до боли в спину! - Какой-то ты… в синячках, - спокойно заметил Борька, продолжая растирать мазь по меченой лопатке. – При занятиях в зале будь осторожнее. Лёха сидел, слегка нагнувшись вперёд и завесив лицо распущенными волосами, поэтому надеялся, что брат не видит, как разожгло ему щёки. Он совершенно забыл про эту оставленную Киром метку и только сейчас вспомнил. И сам не ожидал, но испугался. Вместо того чтобы торжествовать, он обмер при первом же прикосновении и только после замечания брата про «синячки» и зал тихо выдохнул. Конечно, Борька не спутал, просто дал понять, что скандалить не будет. Что признаёт за братом право на личную жизнь. Облегчение сменилось внезапной, непонятной обидой, и Лёшка буркнул: - Это не в зале. - Ну… и там тоже будь осторожнее. Так, на всякий случай, - почти спокойно ответил брат и, резким движением смазав сразу полспины, поднялся с кровати. – Всё, я закончил, можешь ложиться. Лёшка удивлённо оглянулся - Борька разозлился? Да ладно?! И даже не довёл свою заботу до конца?! Да неужели? Значит, не всё равно? Значит, что-то было? И даже - осталось? Губы растянула мечтательная улыбка, глаза засветились - Лёшке показалось, что внутри него включили свет, дали тепло и воду. Можно заселяться! Только вот желающих нет, - вспомнилось ему, и он поторопился отвернуться и снова натянуть футболку. И всё равно… хорошо-то как… На следующий день он чувствовал себя уже совершенно здоровым. Даже жаль было, что пропал повод подставлять брату спину для растирания снова и снова. Иногда Боря пытался быть «нормальным» братом. Он демонстративно весело звал Лёшку куда-то прогуляться в присутствии родителей, а потом, свернув за угол дома, братья расходились в разные стороны. Каждый раз они договаривались, во сколько встретятся, чтобы опять же вместе вернуться и предстать пред очи ясные своих родителей. Парням не хотелось расстраивать в первую очередь маму, ведь она так радовалась, что сыновья крепко дружат. В тот вечер Боря отправился в компанию, где должны были праздновать днюху рыженькой – девушки Серёги. Всё было вполне цивильно, без особого шика, потому что Серый собирал денежку на помпезный праздник – годовщину знакомства со своей любимой. Они неплохо посидели в кафе, правда, просто тортиком и сладкой водой это не обошлось, пили и закусывали по-взрослому. Боря немного больше нормы принял на грудь, поэтому к концу вечера его слегка пошатывало. Очень хотелось поскорее домой, под душ и в кровать. Несмотря на середину весны, на улице всё ещё было прохладно, а ночами так вообще случались заморозки. Вернувшись в условленное время к дому и остановившись у гаражей, где они договорились с братом встретиться для торжественного возвращения в квартиру, Борька не застал двойняху. Покрутившись минут десять, он уже начал тихо материться вслух и достал мобильный телефон из кармана. Набрав номер Лёхи, он послушал на русском и английском трёп оператора и сбросил номер. Через минуты две он повторил попытку. Снова – абонент временно бла-бла-бла… - Какого лешего? - опять возмутился вслух Борька и снова попытался набрать номер. Так продолжалось минут двадцать, пока парень не рассердился и не пнул ногой ворота гаража. В тонкой ветровке было довольно зябко, и руки очень быстро замёрзли. Хотелось материться громко, и желательно в лицо этому гаду! Можно было подняться в квартиру и самому, но мама тут же полезла бы с расспросами: где Лёля, что с ним, вы поссорились? Потому что именно сегодня братья уходили с помпой – нарядившись и облившись одеколоном, сославшись на именины очень милой девушки. Мама, скорее всего, подумала, что это могла быть потенциальная невестка, потому что начала у уже собравшихся сыновей выспрашивать – как её зовут, кто первый познакомился, кто её родители и когда парни пригласят её домой. - Пусть только появится, и я его придушу, - Боря уже начал ходить кругами, а моментами останавливался и производил боксёрские махи руками, чтобы хоть немного согреться. – Нет, его нужно будет ногами отпинать… В доме потихоньку начинали гаснуть окна, люди укладывались спать. В тёплые постели… Дома… Под одеяло… Боря даже взвыл от злости. Выветриваемый алкоголь холодил ещё больше, и он реально начал замерзать. Поэтому, когда в тишине ночного двора раздались шаги, а из тени вынырнула фигура Лёшки, Борька двинулся ему навстречу. - Да я тебе знаешь что?! – рявкнул парень, прихватив двойняху за барки и крутанув того спиной к воротам гаража. Он разок стукнул им по металлу, тут же отпустил, всё ещё продолжая близко стоять, всматриваясь в лицо. – Ты где шляешься?! Я тебе уже целый час звоню! Ты почему вне зоны?! Я совсем околел! Тебе на меня насрать? - Прости-прости-прости! - скороговоркой протараторил Лёшка, подняв руки в жесте капитуляции. - Я не думал, что так поздно! Ки… в смысле, я случайно телефон отключил, на блокировку, наверное, забыл поставить, а у меня будильник должен был на нём сработать, когда выходить. Сообразил, только когда стемнело, - Лёшка тараторил, всё также прижимаясь спиной к дверям гаража и глядя глаза в глаза старшему. В темноте казалось, что губы у двойняхи слишком красные, да и в глазах словно клочья тумана. - Не думал он, - буркнул Боря и внезапно икнул. Алкоголь не очень приятно возвращался, и в голове начало пульсировать. – Мне тут, знаешь, как херово? А я, как пацан, торчу посреди улицы! Ночь на дворе! А тебе хоть бы хны! Свою-то жопу в тепле небось держал, а я свою чуть не отморозил! Не лето, бля! – и Борька шандарахнул кулаком по двери гаража выше Лёшкиного плеча. – Совесть поимей! Лёшка вздрогнул от гулкого удара по железу над ухом, покосился на кулак сбоку от своего лица и спросил: - Борька, ты ужратый, что ли? - как-то вкрадчиво и просто, совсем как раньше, поинтересовался двойняха. - Не твоё дело! За собой следи! Где хочу, там гуляю, с кем хочу, с тем и сплю! Твоя забота – вовремя приходить! Что непонятно?! – продолжал реветь Борька. Он уже не чувствовал холода, адреналин хлестал по всем артериям, и его лицо пылало на весеннем морозце. – Ты кем себя возомнил? С хуя ли мне тут бомжевать, пока ты там с кем-то сосёшься?! Что, другого времени найти не могли? У нас с тобой уговор! В одиннадцать, значит, в двадцать три ноль-ноль! Ясно?! - Ясно, - кивнул Лёшка. Углы губ у него подрагивали. Неожиданно он ухватил брата за затылок и прижался к его рту своим. Борька от неожиданности даже не успел среагировать, просто почувствовал сжатые губы близняхи на своих, словно печать. А Лёшка уже отстранился и спросил без наезда, скорее, участливо: - Успокоился? Больше я так не буду, обещаю! Никогда. - Мо… мо… можно было и без руко… губоприкладства. Я понятливый, - слегка заикаясь, буркнул ошарашенный Борька. Его здорово цепануло, и он ощущал себя реальным колбасёром – будто всю ночь отрывался в клубе под нехилыми стимуляторами. – Ты вообще-то… так поздно не ходи. Мало ли какие гопники могут тут… А я не всегда… Короче, ты понял. Борьку шатало. Но не от алкоголя, тот уже почти весь растворился в организме, оставалось разве что отлить, и уровень был бы в норме. Нет, его торкнуло от абсолютного осознания двойняхи, почти безоговорочной покорности и этого поцелуя, который моментально подействовал как сильное обезболивающее. - Ладно, Лёха, идём, а то меня конкретно харит уже, - Боря устало вздохнул и братья не спеша пошли по направлению к подъёзду. С того дня Лёшка ожил. Теперь он вполне искренне улыбался брату вечерами при встречах, и ему больше не сводило скулы от попыток изображать удовольствие от жизни перед старшим. Ощущение глубокой заморозки начало постепенно проходить. Вернулась радость от случайных пересечений с братом – но и боль тоже стала острее. Теперь Борька легко мог достать его – всего лишь фыркнув в ответ на случайную улыбку, отвернувшись сразу же, как только они оставались наедине, вне поля зрения родителей, или оживлённо воркуя по телефону с Ларкой. Лёшку пронимало до слёз, приходилось забираться в ванну, включать воду и там уже давать выход эмоциям. Он не злился на брата, было просто дико жаль, что всё вот так оборвалось, что не осталось даже прежней дружбы и братского тепла. Успокаивался Лёха только, когда решал, что постепенно всё вернётся, должно вернуться, ведь ничего плохого он брату не сделал. Ну, разозлился за флирт с этой Викой, будь она неладна, ну, подрались. Так если теперь дать брату понять, что все претензии снимаются, и Лёха на него больше не претендует – может, брат отойдёт? Перестанет его тихо изводить? Лёшка поднимал себе настроение, выбираясь куда-нибудь с Кириллом – раз уж теперь брат развлекался сам. Однажды они сходили на рок-концерт всемирно известной группы, и эмоций было просто море! Несмотря на то, что весь концерт Лёха то и дело обламывался, что рядом не Борька. Хотелось разделить это именно с братом, хотя Кирюха отлично подходил для такого мероприятия: подпевал, пританцовывал, орал и вообще отрывался от души. А Бориска, скорее всего, вёл бы себя более «солидно». Но какая разница… Домой Лёха вернулся «утанцованный» и подогретый спиртным, так что бухнулся на кровать в чём был и даже не смыв грим, который он наложил по такому случаю. Борька сидел за рабочим столом и даже не оглянулся, но Лёшка решил, что ему плевать – кто-то же должен начать разговаривать?! - Эх, Борька, я сейчас на таком клёвом концерте был! Такой драйв! Всё-таки когда вживую – это… это охренительно! Разница как между видеопорно и реальным сексом, - младший хохотнул и, задрав голову, глянул на старшего. - Алё, Бориска! Ты слышишь? И только сейчас он углядел, что от ушей старшего спускаются проводки наушников-вкладышей. - Облом, - погрустнев, пробормотал Лёха. - Глухая ты тетеря, а не Бориска. Забил ухи и сидишь бычишь… Бычара. Гад. Сволочь любимая… - голос совсем сел, потому что Лёха вдруг испугался, что Борька всё-таки может и услышать. Испугался настолько, что тут же подорвался и направился в ванную приводить себя в порядок. Медленно закрывая дверь в комнату, он кинул взгляд на старшего – тот так и не двинулся, продолжая щёлкать кнопками ноутбука.