Per aspera ad astra

Глава 1. Возвращение в Хогвартс. Солнце медленно садилось за горизонт, придавленное ошметками тяжелых грозовых туч. Только что закончился дождь, тот самый дождь, с которого обычно начинается промозглая осень. Завтра будет уже первое сентября, и жаркие летние дни окончательно останутся позади. Беззаботное веселье сменится учебной суетой, а легкая одежда отправится в шкаф, уступив место школьной форме. Но все это будет только завтра, а сегодня шел дождь. Долгий, он лил стеной, не позволяя разглядеть даже цветы под окном. Он скрыл от взгляда весь внешний мир, всего лишь на один день дав Драко Малфою иллюзию покоя и одиночества. В его родовом поместье было как никогда тихо. Юный наследник ни разу не вышел из своей комнаты, проигнорировав и завтрак, и обед, и ужин, предпочтя всей этой рутине совершенно бесполезное и никому не нужное сидение на подоконнике. Раньше он никогда не позволял себе такого, потому что ему постоянно напоминали, что нужно что-то делать или куда-то идти. Всевозможные приемы, дома или у друзей, званые ужины или обеды, навязанные развлечения и натянутые улыбки. Все это долгое время являлось неотъемлемой частью его летних каникул. Но нынешнее лето было совершенно иным. Люциуса Малфоя посадили в Азкабан, а его жена, Нарцисса, слегла. Вся ответственность в одночасье легла на плечи их единственного сына. Тот принял ее спокойно и с долей безразличия, как и подобает члену семьи Малфой. Возникавшие проблемы быстро улаживались, счета исправно оплачивались, дом процветал. Со стороны складывалось впечатление, что для Драко управление имением не стоило и малейших усилий — конечно, ведь его готовили к этому с самого детства, — но никто даже не смел предположить, что самому юному наследнику новые обязанности и привилегии не приносили ни малейшей радости или хотя бы удовлетворения. Он чувствовал себя так, словно находился под Империусом: делал то, что нужно, говорил то, что нужно, улыбался так, как нужно, ходил туда, куда нужно, — и все без малейшего энтузиазма или хотя бы мимолетного проблеска интереса в серых глазах. Сегодня у Драко выдался самый счастливый день этого лета. Причина была до невозможного проста: он ничего не делал. Если бы не естественные нужды, то ему и вовсе не пришлось бы двигаться с места. Разошедшийся ливень наконец прогнал удушливую жару из воздуха вокруг поместья и прибил назойливую пыль, которая постоянно норовила забиться в швы дорогой одежды и оседала на начищенных домовыми эльфами туфлях. Надоевшее до чертиков солнце скрылось за долгожданными тучами и только теперь, под вечер, чуть выглянуло из-за них, чтобы мазнуть на прощанье теплым лучом по бледной щеке Драко и скатиться за горизонт, оставив после себя лишь бледную полосу на темневшем небе. Но и та вскоре пропала, бережно укрытая пухлым серым облаком, которое из-за отсутствия достаточного освещения стало казаться почти что черным. Тихий глубокий вздох на считанные секунды нарушил тишину запертой изнутри комнаты. Сегодня сюда не посмел сунуться ни один домовой эльф, никто не решился потревожить уединение строгого хозяина. Когда возникала необходимость, Драко мог становиться пугающе похож на своего отца. Тот мог бы гордиться сыном в подобные моменты, но его не было рядом, и он не видел этого. И не получалось с уверенностью сказать, хорошо это или все же печально. Всю свою сознательную жизнь, на сколько хватало памяти, Драко пытался заслужить уважение Люциуса, но теперь, когда он был далеко, это перестало казаться столь уж необходимым. Юный Малфой понял, что уже достоин уважения за то, что сделал. Мать начала вставать с постели, ее взгляд стал более живым, почти как прежде. Это было самым большим достижением. Управление имением таковым вообще не считалось — оно являлось его обязанностью как наследника, да и просто члена семьи. Ничего особенного или даже мало-мальски выдающегося. «Как и в сидении на подоконнике, в общем-то», — усмехнулся про себя Драко, расправив затекшие плечи. Левая рука тут же привычно стрельнула болью пониже локтя. С недавних пор там красовалась Темная Метка — знак Волан-де-Морта. Периодически она напоминала о себе резкими вспышками жара, но это было лишь малой частью того дискомфорта, что она доставляла. Большей и, несомненно, худшей было то, что Драко чувствовал себя чьей-то вещью. Игрушкой, с которой можно сделать все, что угодно, потому что она не имела права возразить. Для юного Малфоя ощущение принадлежности стало, по меньшей мере, странным. К тому же, шло вразрез со многими непреложными истинами, которые в его голову постоянно вбивал отец. С самого детства родители твердили ему, что их род — один из самых древних и уважаемых, они могли позволить себе абсолютно все, ничего не отдавая взамен, и, конечно же, никому не подчинялись. Даже наоборот, все подчинялись им. Слово Малфоев — закон и истина в последней инстанции, с ним не спорили и его не обсуждали, как любой другой приказ. Но теперь по всему выходило, что с самого детства мальчик слушал ложь. Только тот мальчик больше не существовал. Он остался в прошлом, как и многое, к чему он привык. Первым в списке шло спокойствие. Теперь каждый день полнился страхом, жутким страхом перед кем-то более могущественным, кто мог, не задумавшись, не только причинить боль, но и убить, даже не поморщившись. И собственная беспомощность как никогда действовала на нервы. Именно поэтому Драко с завидной регулярностью срывался на домовых эльфов, заставляя их по сто раз переделывать заново еду или стричь траву в саду, убираться в имении или чистить одежду. И ему было откровенно наплевать на то, что все эти поручения исполнились всего лишь получасом ранее. Разум требовал постоянной работы, и абсолютно не имело значения, в чем она заключалась: в прочтении каких-то очередных, несомненно, важных документов или в отчете провинившегося неизвестно в чем домовика. Три месяца, которые раньше казались чем-то светлым, в мгновение ока стали сущим адом. В то самое мгновение, когда на левом предплечье появился череп с выползающей изо рта змеей. С тех самых пор юный Малфой не позволял себе ни минуты лишнего отдыха. Постоянные занятия, какая-то непонятная суета, званые обеды и ужины, отточенные до автоматизма вежливость и манерность, вызубренные до оскомины правила этикета и надоевшая до тошноты маска, которую все считали лицом. Высокомерие и уверенность в себе — это вовсе не было тем, что Драко чувствовал на самом деле. В его мыслях поселились сомнения и робость, а в сердце — страх. Порой хотелось просто сесть и расплакаться, как простому ребенку, на которого слишком много свалилось в одночасье, но он не мог себе этого позволить. «Малфои не плачут», — звучал в такие моменты в голове голос отца, как всегда ровный и холодный. В нем не сквозило ни единой эмоции, разве что уровень презрения был заметно ниже, чем при разговоре с посторонними людьми. Но и этого, как ни странно, всегда хватало, чтобы понять, злился Люциус или нет. К собственному неудовольствию, Драко осознавал, что ему не хватало отца. Его постоянных беззлобных насмешек, которые подстегивали разленившегося сына на какие-нибудь поступки, порой совершенно бесполезные для общества, но нужные им обоим. Этим летом стало понятно, что означала «самостоятельная жизнь». И, с какой стороны ни посмотри, приятного в ней оказалось чертовски мало. За окном совершенно стемнело, и Драко неловко спрыгнул с подоконника на холодный пол. На периферии сознания проскользнула мысль, что, возможно, стоило бы закрыть окно утром, но, не найдя должного отклика, скрылась, даже не оформившись до конца. На дорогом паркете собралась довольно приличная лужа и теперь заставляла и без того замерзшие ноги покрываться мурашками. Мышцы затекли и, получив долгожданную свободу, приятно покалывали. Глубоко вздохнув, Драко подпрыгнул на месте, со странным удовольствием услышав под босыми ступнями тихий плеск дождевой воды. В детстве он любил бегать по лужам. Правда, удалось ему это сделать всего лишь один-единственный раз, да и то паникерши-няньки не позволили маленькой радости продлиться долго. И сейчас, вспомнив давнее ощущение, он незаметно улыбнулся. Словно кто-то мог бы увидеть и отругать его за эту непозволительную для Малфоя слабость — улыбку. Ведь с тех самых пор, когда он еще не ходил в Хогвартс, его учили держать собственные эмоции в узде. А это, что ни говори, было очень трудно для ребенка. Прошлепав по «домашней» луже до кровати, Драко упал на мягкое покрывало и прикрыл глаза. Завтра он будет далеко от этого места. Завтра закончится вся затянувшаяся свистопляска вкупе с самоистязанием на каких-то балах и приемах. Завтра будет солнечное утро, а может, и дождливое, но, в любом случае, очень хорошее, потому что не придется думать, чем себя занять весь предстоящий день. Завтра наступит Первое сентября. Завтра Драко Малфой вернется в Хогвартс. *** Это утро тоже выдалось дождливым. На асфальте маленькими озерами собрались лужи, в которых отражалось серое небо, затянутое тяжелыми тучами. Грозы, как вчера, не было, что немного огорчило Драко — он больше любил ловить взглядом яркие вспышки молнии и ждать, когда через какое-то время прозвучит гулкий громовой раскат. Но сегодня просто шел дождь. К вокзалу Кинг-Кросс подъехал шикарный черный автомобиль малоизвестной и очень дорогой марки. Случайные прохожие, встречавшиеся по пути, выворачивали шеи, чтобы успеть как следует разглядеть на ходу невиданную редкость. Могло даже показаться, словно это — экспонат в музее, на который пришли поглазеть глупые люди. Медленно выдохнув, Драко толкнул дверь и вышел из теплого салона, раскрыв над головой зонт. Резкий ветер тут же ударил в лицо, растрепав светлые волосы. Он пах свежестью и приятной прохладой. Он пах осенью. Маленький домовой эльф за спиной хозяина торопливо выгружал из багажника большие черные чемоданы, аккуратно раскладывая их на тележке. В его движениях была привычная и такая свойственная всем домовикам суетливость. Он путался под ногами Драко, но тот, казалось, не замечал его, обводя взглядом обычную здесь толпу народа. Маги со всей Англии собрались сегодня на вокзале, чтобы проводить своих чад в Хогвартс на еще один учебный год. Будущих первокурсников насчитывалось странно мало, но никого особенно и не удивляло — слишком опасное сейчас было время для учебы, и многие родители предпочитали не отпускать от себя детей. — Шевелись быстрее! — прикрикнул на домовика Драко, когда тот в очередной раз споткнулся и едва не упал. Эльф начал торопливо бормотать извинения и собрался было наказать себя несколькими ударами головой о бампер автомобиля, но его остановил ледяной голос хозяина. — Тронешь машину — по стене размажу. Накажешь себя дома, а сейчас шевелись, я сказал! Холодный взгляд серых глаз безразлично скользнул по разноцветным макушкам людей, вновь перестав обращать внимание на суету маленького услужливого существа. Тяжелый вздох был умело и привычно подавлен, оставив молодое красивое лицо совершенно отстраненным и безэмоциональным. Только легкий привкус горечи на языке стал ощущаться чуть отчетливее. Он появился там сравнительно недавно — с момента, как Люциуса увели из зала суда прямиком в Азкабан. Приговор был суров, но справедлив, все это понимали, в том числе, и сам осужденный. Многие, пострадавшие от его руки, правда, сочли, что он слишком легко отделался, но пожизненное заключение в неприступной тюрьме, охраняемой дементорами, показалось Везенгамоту достаточной мерой. Для Нарциссы же это решение, пусть и ожидаемое, стало слишком сильным ударом, и она почти два месяца не вставала с постели. Драко по возможности больше времени проводил с матерью, поддерживал ее необременительными разговорами, в которых старательно и довольно умело обходил больную тему. Он не хотел давать ей лишний повод для расстройства. Они могли часами обсуждать моду и последние ее странности, светские рауты и приемы, театральные постановки и различные другие культурные мероприятия. Сын стал для Нарциссы единственной отдушиной, а также, как это ни банально, надеждой и опорой, ради которой она и стремилась как можно скорее встать на ноги. Его искренняя забота и любовь помогли этому случиться намного быстрее, чем предсказывали врачи. За время, проведенное с матерью, Драко многое понял и переосмыслил. Ему перестало казаться таким уж важным мнение окружающих и собственная репутация. За последнее время фамилия «Малфой» без того была достаточно опорочена, поэтому хуже, как казалось, стать уже не могло. Но, в то же время, каждый его шаг отслеживался, а журналисты только и ждали момента, когда же юный наследник древнего рода оступится, чтобы окончательно втоптать некогда уважаемое имя в грязь. Но достойного повода не находилось, и корреспонденты различных газет грызли перья с досады. Помимо всего прочего, Драко почти полностью переоценил свою жизнь. С момента заключения отца в Азкабан самым важным в жизни молодого Малфоя стала семья. Вернее, то, что осталось от нее — мать. Ослабленная сильными переживаниями из-за долгих судебных разбирательств, она стала для своего сына центром мира, даже не подозревая этого. В их роду было не принято открыто демонстрировать свои чувства даже близким людям, поэтому Драко умело держал свое желание заботиться о Нарциссе в строгих рамках дозволенного, не давая повода даже самому себе думать, что в его действиях сквозило нечто большее, чем просто привязанность. Любое необдуманное слово могло выдать его с головой, поэтому он тщательно взвешивал каждую фразу, прежде чем озвучить ее. И только по вечерам, закрывшись в своей комнате, юный Малфой позволял себе редкостную слабость — волнение. Он переживал о здоровье своей матери и каждый день, оставшись в полном одиночестве, взвешивал любые, даже самые незначительные, изменения в ее состоянии. Порой они происходили в худшую сторону — в этом случае Драко проводил всю ночь в беспокойстве, меряя шагами спальню, превращавшуюся в одночасье в клетку для дикого зверя. Иногда он позволял себе набросить на плечи теплую мантию и бесшумно проскользнуть по коридорам на улицу, где росли прекрасные цветы, посаженные Нарциссой. Те словно чувствовали состояние хозяйки, то увядая, то расцветая. Многие из них погибли, не выдержав необычной летней жары и палившего солнца. Домовики делали все возможное, чтобы поддержать сад Малфой-Мэнора в прежнем великолепии, но потерпели поражение в битве с природой. Конечно же, за это каждый из них получил строгий выговор от молодого хозяина, но на том и кончилось. Драко прекрасно понимал, что без легкой руки его матери ни один куст не расцветет и в половину так же красиво, как раньше. И гуляя долгими ночами по каменным дорожкам, он начинал чувствовать себя немного лучше, хоть и никогда не мог объяснить себе причину. Когда же Нарцисса наконец встала с кровати, весь дом вздохнул с облегчением. Нервозность и частая несдержанность Драко почти сошли на нет, следы регулярных бессонных ночей на его лице стали проходить, и сам он заметно оживился. Зелья для матери по-прежнему продолжали доставлять ежедневно, но принимать она их стала все реже, отговариваясь тем, что чувствует себя прекрасно и умирать в ближайшее время не намерена. Увещевания домовиков и даже сына оказались совершенно бесполезны — спорить с ней было невозможно. В последний месяц Нарцисса даже появилась на нескольких приемах вместе с Драко, чему тот был безмерно рад. Все же находиться в толпе едва знакомых людей с матерью было намного спокойнее, чем одному. Конечно же, об этом никто так и не узнал — ведь Малфоям не к лицу показывать свои слабости. Последний месяц лета прошел почти спокойно. У Драко появилось больше свободного времени, и он с радостью проводил его дома, порой позволяя себе оставить мать на попечение домовых эльфов. Те относились к подобным поручениям с величайшей ответственностью, зачастую намного большей, чем бывало необходимо. Но они не позволяли себе расслабляться ни на секунду, от всей души страшась гнева молодого хозяина. А он сам в это время уединялся в кабинете отца, просматривая деловые документы и отчеты гоблинов из «Гринготтса». Свои обязанности как наследника Драко исполнял безупречно, однако же не находя повода для гордости. По его мнению, все это являлось совершенно обыденным и безынтересным. К тому же, он был в состоянии управлять собственностью Малфоев уже в десятилетнем возрасте. Отец нанял ему лучших преподавателей, которые в довольно короткие сроки растолковали своему ученику, что к чему. Самому Люциусу было попросту некогда заниматься ребенком — все его внимание сосредотачивалось на расширении круга своего влияния в министерстве и не только. А после окончательного возрождения Темного Лорда времени на сына и вовсе не осталось. Тем не менее, даже в те дни, пусть не самые светлые, но хотя бы спокойные, Люциус всегда умудрялся вырваться с работы и отговориться ото всех дел, чтобы проводить единственного наследника в школу. Для всей их семьи это было негласной традицией, которая нарушилась впервые за шесть лет. Отец не смог выбраться на Кинг-Кросс, потому что сидел в Азкабане, а матери Драко сам не позволил покинуть поместье, сославшись на ее все еще слабое здоровье. Нарцисса, конечно же, изрядно огорчилась подобному решению сына, но спорить не стала. И вот сейчас юный Малфой в полном одиночестве стоял под дождем на платформе «девять и три четверти» и изо всех сил старался не думать о том, как сильно ему не хватало негласной поддержки отца и осторожных прикосновений к плечу — матери. Чувствовать себя ненужным и брошенным оказалось премерзко, хотя и вполне ожидаемо. Но жалеть себя Драко не собирался — не так низко он еще пал, что бы ни говорили о нем или его семье. Быть чистокровным волшебником, наследником древнего рода и просто членом высшего общества означало быть в состоянии нести ответственность не только за самого себя, но и за родственников, и при любых обстоятельствах держать лицо. Этому его обучили, кажется, даже раньше, чем умению ходить. И вот пришло время применять полученные знания на практике. Домовик наконец перестал суетливо носиться вокруг хозяина, закончив с чемоданами. Теперь ему предстояло погрузить их в багажный вагон и с чувством выполненного — пусть и не совсем идеально — долга вернуться домой, в имение Малфоев. С этим Драко предоставил эльфу разбираться самостоятельно, предварительно пригрозив тому немедленной смертью в том случае, если хоть каких-то вещей не будет хватать, и, отдав короткие указания нанятому водителю, уверенно направился к Хогвартс-экспрессу. У самого входа в вагон его внимание привлекли яркие всполохи у прохода на платформу. Обернувшись, он увидел семейство Уизли в полном составе. Их рыжие волосы всегда можно было заметить издалека. Но была среди них и такая знакомая темная макушка с вечно растрепанными волосами. Гарри Поттер, как обычно, явился на вокзал со своими друзьями. Драко только презрительно фыркнул про себя, однако не сдержав гримасы, так и просившейся на лицо, за что тут же себя отчитал — Малфои должны держать свои эмоции в узде. Сложив зонт, он юркнул внутрь поезда, оставшись незамеченным ни кем из ненавистной семейки. Купе все еще пустовали, поэтому можно было спокойно и никуда не торопясь, пройти на свое привычное место и удобно устроиться у окна. Дождь даже не думал заканчиваться, стекая тонкими косыми струйками по прозрачному стеклу. Маленькие капельки, сдуваемые ветром, сплетались в причудливые узоры, которые, впрочем, жили совсем недолго, сбегая вниз и уступая место новым, еще более причудливым, чем ранее. Вскоре послышался знакомый гомон и топот множества ног — скоро поезд тронется, унеся с собой юных пассажиров. Но отнюдь не это волновало сейчас одного из них. Драко совершенно не хотелось видеть никого из своих знакомых однокурсников. Он мог сказать наперед, что будет происходить в ближайшие часы дороги и какие разговоры будут вестись. Участвовать в беседе не хотелось абсолютно, как и отвечать на дежурные вопросы, но выбор был невелик — подозрения вызывать хотелось еще меньше. Через несколько минут Хогвартс-экспресс уже мчал учеников в школу чародейства и волшебства. Мерный стук колес частично помогал успокоиться и сосредоточиться, позволив игнорировать быстро надоевшие голоса спутников и спутниц. Драко умудрился увильнуть от обсуждения новых пассий своих товарищей, причем, сделал это настолько непринужденно, что даже сам себе поверил. Больная голова и плохое настроение — не те причины, которые могли понять слизеринцы. А вот обдумывание некоего важного поручения оказалось вполне весомым доводом. Конечно, не обошлось без вопросов, но, поняв, что ничего не добьются, однокурсники благоразумно оставили его в покое. Решили, если понадобится их помощь, им об этом незамедлительно сообщат. Но Драко их помощь не требовалась: ни сейчас, ни когда-либо потом. Да и, в любом случае, если потребовалась, он бы не стал просить — не так его воспитывали. Самостоятельность была одной из прививаемых еще в раннем детстве черт характера любого уважавшего себя чистокровного мага. Очередной тяжелый вздох умело скрылся, когда мысли вернулись в ставшее с недавних пор привычным для них русло. Как бы ни старался Драко отрешиться от всего, кроме предстоявшей учебы, у него выходило, откровенно говоря, паршиво. Он то и дело вспоминал о своих родителях: об отце, уже третий месяц сидевшем в тюрьме, и о матери, не так давно начавшей возвращаться к привычному образу жизни. Только вот понимание, что не будет уже ничего привычного и прежнего, настойчиво сидело в голове и каждый раз заставляло думать о том, как же будет. И, главное, что теперь делать. Ведь даже собственная жизнь уже не была в его руках. Волан-де-Морт с недавних пор исполнял роль вершителя судеб своих слуг, в число которых входил и Драко. Это обстоятельство совершенно не способствовало поддержанию душевного равновесия, а, если говорить прямо, то и вовсе безумно раздражало. Но даже нечто подобное не могло омрачить безмолвного счастья юного Малфоя. Он возвращался в Хогвартс, где не будет ни Пожирателей Смерти, ни Темного Лорда, ни постоянного страха. Где будет безопасно. Где можно будет представить себе, что отец вовсе не в Азкабане, а просто дома, ждет его на каникулы, ужиная вместе с матерью в столовой после работы в Министерстве. Школа стала для Драко иллюзией привычного спокойствия и уверенности в завтрашнем дне, поэтому он был так рад началу нового учебного года. *** Традиционная церемония распределения первокурсников по факультетам в этот раз была почти неприлично коротка, поэтому даже не успела наскучить. Аплодисменты, раздававшиеся со столов того дома, к которому присоединялся новый студент, звучали тихо и едва ли не печально, словно никто не был рад происходившему. Мысли всех присутствовавших, судя по всему, были далеко от Большого Зала школы чародейства и волшебства. Очередной учебный год в Хогвартсе грозил стать невероятно скучным и долгим, чему Драко в какой-то степени радовался. Но на его отсутствовавшее настроение это ни коим образом не влияло. — Драко! — капризно позвала его Панси, судя по тону, уже не в первый раз за начавшийся ужин. — Что? — безразлично бросил юноша, даже не пошевелившись. Он вяло ковырял вилкой в своей тарелке, которая, к его собственному удивлению, уже наполовину опустела. Сегодня еда казалась безвкусной и какой-то резиновой, словно ее готовили не домовые эльфы, а сапожники, имевшие довольно смутное представление о кулинарии. — Ты сегодня какой-то странный, — ответил вместо однокурсницы Блейз, окончательно переключив свое внимание на неразговорчивого товарища. — Все в порядке, — пожал плечами Драко, лениво переведя взгляд с серебряных зубчиков вилки на Забини. Его глаза были полны холода и хорошо скрытой угрозы, когда он спросил, недовольно нахмурившись. — Что-то не так? — Где ты витаешь целый день? — вновь подала голос Панси, не видевшая в этот момент лица своего собеседника. — Действительно, все молчишь и молчишь, — неуверенно поддержал ее Гойл, метнув быстрый взгляд на Кребба в поисках поддержки, и тот не нашел ничего лучше, чем просто кивнуть с самым серьезным видом, на который только был способен. Тяжелый Малфоевский взгляд теперь обратился ко всем участникам беседы, задержавшись на каждом не дольше секунды. И без того напряженная атмосфера за столом стала почти раскаленной, и казалось, что о ее края удалось бы обжечься. Только никто не хотел лезть на рожон, тем более, в первый же день. Изящная вилка отправилась в полупустую тарелку, а тонкие пальцы, державшие ее всего секундой ранее, привычно подперли щеку, когда Драко неторопливо заговорил, как всегда растягивая гласные. — А вам не приходило в голову, что я просто не имею желания о чем-либо разговаривать? Подобный тон изрядно ошарашил его товарищей, но те довольно быстро взяли себя в руки. Все-таки, как ни крути, они тоже учились на Слизерине — это уже говорило о многом. Скрываться за масками было для каждого обычным делом. — Ты мог бы просто сказать нам об этом, — предложила Панси, сделав маленький глоток тыквенного сока. Воспользовавшись моментом, она поспешно отвела взгляд от серых глаз напротив, и это не выглядело, как признание собственного поражения. — Кажется, я только что это сделал, — с нотками сарказма уточнил Драко, умудрившись остаться предельно вежливым на словах и при этом оскорбить собеседников. Дожидаться ответной реплики от кого бы то ни было он не стал, поэтому неспешно поднялся со своего места и попрощался коротким кивком. — А сейчас, с вашего позволения, я хотел бы отдохнуть, — бросил он, словно последнюю козырную карту на стол, оставив победу за собой, и направился к выходу из Большого Зала. Последнее, что он успел заметить у самых дверей — пристальный взгляд трех пар глаз со стороны гриффиндорского стола. Подобный интерес к собственной персоне за годы учебы в Хогвартсе стал уже привычным, поэтому лишний раз обращать на это внимание не имело смысла. Драко и не обратил. Он просто направился прямиком в свою комнату и, убедившись, что дверь надежно заперта, устало упал на кровать, раскинув в стороны руки. Встреча с «друзьями» прошла намного лучше, чем можно было себе вообразить. Не пришлось поддерживать глупый и совершенно бессмысленный разговор, заставлять себя улыбаться через силу чужим шуткам. Но ничто не вечно под луной. Эта прописная истина в очередной раз доказала свою актуальность, когда Панси, в конце концов, наскучило общество Блейза, Гойла и Кребба. То, что она решила выбрать в качестве собеседника именно Драко, сюрпризом не стало. Все же они считались практически парой, даже какое-то время ходили слухи, что не за горами помолвка, но на деле ничего этого не было. Была только безответная любовь. Слизеринскому Принцу не было дела ни до кого, за исключением самого себя. По крайней мере, он постоянно заставлял всех так думать, часто играя на публику. Ничего серьезного, впрочем, ему делать не приходилось — мелких пакостей и кучи разбитых сердец вполне хватало, чтобы поддерживать репутацию бесчувственной и эгоистичной мрази на должном уровне. Год за годом все повторялось, никаких изменений не произошло и в этот раз. Даже темно-зеленый полог, на который сейчас бездумно смотрел Драко, остался прежним, и это успокаивало. Последнее время слишком много всего произошло в его жизни, чтобы продолжать хотеть чего-то, кроме тишины и спокойствия, которая обычно царила в его комнате. В такие моменты он был даже рад, что являлся старостой факультета и имел собственную спальню, в которую никто не мог заходить без его разрешения. Как оказалось, знакомство с Темной магией не прошло зря — среди прочего, там доставало охранных и сигнальных чар, которыми юный волшебник порой злоупотреблял. Однажды кое-кто из однокурсников на спор попытался пробраться в его комнату и почти сразу же пожалел о своей затее. Даже Круциатус, по мнению смельчака, оказался бы милосерднее, чем дефиле по коридорам Хогвартса, будучи наполовину трансфигурированным в бородавчатую жабу. Мадам Помфри так и не смогла добиться от несчастного, где он умудрился наткнуться на такое странное проклятье, а Драко был почти рад, что наложил на дверь относительно безопасные чары. К его гордости, данный инцидент стал первым и последним за весь учебный год. Больше никто не решался повторить подвиг пострадавшего героя-неудачника. Конечно же, его вылечили, и уже через пару недель, он смог вновь приступить к занятиям, поспешно догоняя своих однокурсников, но спальню старосты с тех пор все старались обходить по широкой дуге, что было вовсе не обязательно, хоть и очень лестно. Подобных забавных и приятных воспоминаний у Драко имелось очень мало, поэтому он относился к ним крайне бережно, порой позволяя себе возвращаться в те редкие светлые дни. В моменты легкой ностальгии ему было жаль, что у него не было личного Думоотвода, но отец всегда отказывал сыну в дорогом подарке, поэтому приходилось довольствоваться собственной памятью. Жаловаться пока, правда, не приходилось, но в ближайшее время в планы юного Малфоя все же вписывалось долгожданное приобретение. Прикрыв глаза, Драко скинул туфли и лег на кровать с ногами. Сейчас его нисколько не заботили дела насущные, в числе которых была и распаковка чемоданов. Они аккуратной горкой стояли в углу комнаты, недалеко он темного дубового шкафа и выглядели как немой укор совести. Но сейчас общаться с этой своенравной дамой не хотелось. С неожиданной силой накатила усталость, напомнив не только о том, каким долгим был день, но и обо всех подобных днях прошедшего лета. «Слава Мерлину, я в Хогвартсе», — с явным облегчением подумал Драко, вытянувшись в полный рост и ощутив приятную истому в мышцах. Засыпать в одежде было не лучшей идеей. Не только из-за того, что наутро обещало ныть все тело, но и из-за того, что одежда грозилась безбожно помяться. Борьба с собственной ленью почти всегда заканчивалась в ее пользу. Только сегодняшний вечер все же стал редким исключением. Поднявшись на ноги с тихим мысленным стоном, Драко готов был поставить себе памятник при жизни, а свое решение приравнять к подвигам. Но ни того, ни другого, он делать не стал, однако возгордившись собственной силой воли, которая в итоге победила в неравной схватке с желанием плюнуть на все и просто провалиться в сон. Матрас мягко спружинил, когда юный Малфой вновь обессилено рухнул на кровать, врезавшись лицом в подушку. В комнате было достаточно тепло, чтобы одеяло, лежавшее под расслабленным телом, осталось проигнорированным. У себя в спальне Драко порой позволял себе отступать от многих правил, которыми его постоянно ограничивали. Здесь можно было делать все, что угодно, вплоть до тотального разгрома, необходимого для успокоения расшатанных нервов. Именно поэтому первую ночь в Хогвартсе, за запертой дверью, махнув рукой на все, он решил провести в одном только белье, и ни перед кем не пришлось бы оправдываться наутро за неподобающий вид. От последней мысли захотелось улыбнуться, но на это уже банально не хватило сил, и, засунув ладони под подушку, Драко Малфой спокойно уснул.