Far too young to die

— Обещай, что это навсегда. Два парня, лежащие под звездным небом на крыше какой-то многоэтажки, смотрели друг другу в глаза около часа. Мальчик, который разрушал себя лезвиями и боялся любви, первым нарушил тишину. Ему просто так часто разбивали сердце, что он просто уже ни во что не верил: ни в дружбу, ни в любовь. Даже доброе отношение к себе он воспринимал так, будто в него в эту же секунду вонзят ржавый нож. Ведь зачастую так и происходило. Он был так молод, а уже был готов к смерти. А смерть никак не хотела его, какая ирония. Мальчик просто разучился верить. А мальчик, который разрушал себя голодом, так смешно дышал ему в шею, лежа на его плече, что этот день стал самым важным для обоих парней. Этот день, когда мальчик, который резал себя, сбросил свои лезвия с крыши десятого этажа и принес огромный шоколадный торт мальчику, который морил себя голодом, потому что так сильно зависел от мнения общества. Они лежали под звездным небом, улыбаясь из-за того, что теплые капли дождя стекали по их лицам. Им нужно было так много друг другу сказать, что они спасли друг друга своей любовью, что теперь они не боятся жить, но это было бы лишним. Потому что мальчик-анорексик бинтовал запястья мальчику-суициднику обрывком своей любимой рубашки, когда тот переборщил с яростью на себя и слишком глубоко прошелся лезвием по запястью в школьном туалете. А мальчик-суицидник убегал ночами из дома для того, чтобы заставить своего друга поесть, когда тот падал дома в голодные обмороки, но никто этого не видел. Они спасали и спасались сами. Анорексик прятал лезвия в доме своего друга, а тот, сидя у мальчика на коленях, заставлял его есть свою довольно-таки вкусную стряпню. Они считали себя ничтожными, но всегда, в своих мыслях, обожествляли друг друга. Их любовь была настолько чистой и настолько правильной, что это грязное общество не хотело их понимать. Анорексик всегда зависел от мнения людей, а суицидник и вовсе боялся их. Нет, он не убегал от каждого прохожего, они ведь его не замечали. Он просто не хотел находиться долгое время с людьми, которые даже не пытались его понять. Именно поэтому он так редко бывал дома. Он просто сидел за домами, там, где нечасто останавливаются проезжие машины, там, где редко появляются люди. Каждый день он приходил на это место, чтобы смотреть на облака. Он находил это таким прекрасным, что другие люди его не понимали. А мальчик-суицидник просто любил небо. Он любил цвет неба, он любил закаты и любил звезды. Он просто сидел на обломке камня и глубоко дышал, пытаясь не сорваться и не сделать новый порез слишком глубоким. Он не боялся смерти, нет, он боялся разочаровать мать. Вряд ли она мечтала, что бы ее сын резал себя на заброшенной стоянке. Но, фактически, она его и доводила до такого состояния. Мальчик нечасто бывал дома, но прогуливать школу он все-таки не мог. Но некоторые уроки он просиживал в мужском туалете. Постоянная привычка прогуливать химию и свела судьбу мальчика-суицидника с судьбой мальчика-анорексика. Тогда последний избавлял свой желудок от завтрака в мужском туалете, он плакал и бил себя за то, что все-таки сорвался и съел этот несчастный бутерброд. Он бил себя кулаками в живот, которого толком-то и не было, он плакал от того, что люди слишком жестоки. Когда мальчик занес кулак для очередного удара по ключицам, ему не дали этого сделать. Мальчик-суицидник подбежал к нему, схватил за запястье и обнял. Просто обнял. Ему так захотелось обнять этого разбитого подростка, чтобы он перестал делать это с собой, но сам он никак не хотел выложить лезвия из своего рюкзака. Взгляд анорексика скользнул по запястью парня, который сжимал его руку, не давая снова себя ударить. Анорексик посмотрел ему в глаза, но промолчал. — Зачем ты делаешь это с собой? — спросил мальчик-суицидник, пряча свои шрамы под рукавами старой толстовки. — Я ничтожество - мне можно, — буркнул мальчик-анорексик в ответ. — Люди — самые ужасные создания Вселенной, как ты можешь слушать их и разрушать себя? — шепотом спросил суицидник. Почему-то от этих слов анорексику стало тепло где-то в области грудной клетки, но, как он всегда говорит себе «процесс разрушения ничтожной личности необратим». Не дожидаясь ответа, суицидник повел его к раковине и смыл с его лица слезы и остатки завтрака холодной водой. — Почему ты помогаешь мне, ты же видишь меня в первый раз? — спросил мальчик, убирая с глаз холодную и мокрую от воды челку. — Лучшие люди всегда находят счастье в страданиях. — Так поэтому ты дружишь с лезвиями? — тихо, стараясь не отпугнуть его, сказал анорексик. — Если бы я считал себя лучшим, я не срывал бы ярость на своих запястьях. И поэтому я хочу помочь тебе, — ответил он. Люди никогда не понимают значимости событий, разговоров или встреч. Но в этот момент такие разрушенные мальчики, стоя в мужском туалете во время урока, поняли, что «чёрт возьми, как он вообще может себя убивать?!» — Я Джерард, — протянул руку мальчик-суицидник. — Фрэнк, — ответил ему анорексик и пожал руку парня. — У тебя такие холодные руки, — шепотом сказал Джерард. — А у тебя, наверно, доброе сердце, - ответил ему Фрэнк, убирая с глаз челку. ---------------------------------- — Обещаю, — ответил Фрэнк, отведя взгляд от звездного неба на Джерарда, на плече которого он лежал, — мы слишком молоды, чтобы умирать.