Оставь меня в прошлом

      Он смотрит на него, безумно и пусто смеётся, почти не размыкая губ, а из глаз ручейками струятся слёзы. Он говорит, что видел ад, что они просто умрут и всё. Он говорит, что мир прогнил так, что всё уже кончено. Триады из сотен слов выстраиваются в вереницу безумия. Вот так всё и кончается. Вот так.       Вот так уходят люди из сопротивления. Вот так, плача и смеясь, они говорят, что видели ужас. И ничего, что это они видели до этого его каждый день. Страх накапливается в сознании, как радиация в теле, постепенно приводя к его смерти, уничтожению, к безумию в чистейшем его виде. Да, к смерти       Вот так они умирают. Умирают бесславно и пусто. Всех их когда-нибудь, как Джейкоба сейчас, быть может, отвезут в психбольницу, плачущих у умоляющих бога об освобождений, может, даже о смерти.       Мы все глупцы, говорит Джейкоб, смотря на молчащего напарника. В глазах тьма, в них уже не вернётся тот лихой энтузиазм, та искра, заставлявшего Фрея идти дальше, сквозь вечную тьму, сотканную из сотен глупых фраз-отговорок, глупых ошибок, лжи. Он поставил его на ноги, он стал его наставником в этом мире, показал, как увидеть эту тьму вокруг себя, как с ней бороться. Он отправился вслед за другими свихнувшимися по куда более тёмной дороге сумасшествия, умоляя о спасении, соря словами куда-то в никуда. А теперь он сломался, как карандаш, с треснутым и искрошенным грифелем внутри, но целой, однако бессмысленной оболочкой. И этот треснутый грифель уже не походил на цельное сознание.       Всё это ёбанное дерьмо не разгрести. Его слишком много. Ты тоже когда-нибудь поймёшь, Фрэй, когда-нибудь ты тоже это осознаешь. И тогда будет не до этих глупых идеалов и мечт.       Джейкоб был не намного старше Фрея. На пару лет, не больше. А ещё парень был на удивление приятным. Немного длинноватые каштановые волосы и приятные карие глаза, внушающие доверие. Может, благодаря именно этой ауре доброжелательности, уверенности и просто наивно-детского дружелюбия Фрей и пошёл за ним.       Теперь эти каштановые глаза наполнились влагой отчаяния и, широко распахнутые, бегали в глазницах, ища какое-то неведомое спасение, которого в этом грёбанном мире не нашёл ещё никто из свихнувшихся. Теперь этому харизматичному мальчишке светит самая дальняя палата в психушке, потому что там тоже не дураки сидят, а как только услышат, о чём говорит новый пациент, запрячут куда подальше в палату с мягкими стеночками и этим сведут с ума окончательно.       Сейчас же он сидит на кровати, ероша свои и без того спутанные волосы. Может, пытается собрать мысли в кучку. И, скорее всего, у него не получиться.       Они вдвоём стоят посреди комнаты ожидания. Недавно они приехали сюда вместе с ещё одним человеком. Он отказался от всего участия в сопротивлений, городил чушь и повторял, что хочет спастись. Это был первый раз, когда он видел этот ужас. И тогда Джейкоб сказал: - если это случится со мной, просто оставь меня и иди дальше. И как можно скорее. Это можно назвать заразным. Чем больше видишь, тем больше хочется присоединиться.       Фрей кивает, и уходит вслед за другом. Позади остаётся ещё один сломанный карандаш, которыми правит историю противостояние.       Сейчас Джейкоб сидит и будто бы умоляющим взглядом сверлит Фрея. Не смотри, шепчет рациональность. Но ему не оторвать взгляда от бездонных карих глаз. В нём его слабость, самая презренная и глупая, какая только может быть на свете. И та же здравомыслящая часть его сознания делает галочку на потом, что больше ни за что и никогда нельзя ни к кому приближаться и привязываться. Но его остальной и большей части сейчас не до этого. Надо уйти сейчас, отвернуться от видящего на диване и нервно бормочущего Джейкоба, или он составит ему компанию в самой дальней комнате с самыми глухими стенами. На секунды, может, даже на доли оных, Фрей согласен на такую перспективу, если ничего не сможет вспомнить из всех этих мучений. Но глупую перспективы изживает пусть и малочисленная, но всё же рациональность.       И всё же он решает позволить себе совсем глупое, но много значащее для него действие. Шаги даются ему тяжело, как и все последующие действия, и Джейкоб, будто понимая это, сидит тише. Может, его стержень и не настолько сильно расколот, но его уже не вернуть. Такие не возвращаются, говорил он сам. Пол отзывается тихим скрипом на неустойчивые шаги. Фрей неуверенно кладёт руки на его плечи, пытаясь обратить внимание на себя и придать уверенности действиям. Наклоняется к сидящему и пристально вглядывается в его лицо. Сейчас и больше никогда. Три слова. -Прости, - ком в горле мешает говорить, но он не имеет права облажаться сейчас - До встречи, - и почти что он уверен в этих своих словах. Когда-нибудь он тоже сойдёт с ума, и они встретятся, не имея сознания. А может им суждено встретиться в загробном мире. А может и не встретятся. Но думать о том, что сейчас придётся уйти навсегда было страшно.       И тогда ему кажется, что он видит в нём прежнего парня, с вечной его ухмылкой и весёлостью в глазах. И в этих же глазах он видит просьбу. Уходи, говорят они. Пожалуйста. И Фрей повинуется. В последний раз сжимает правую руку на его плече, и уходит. Уходит, не говоря больше ни слова и как можно быстрее.       Он набирает знакомый номер, делая последнее одолжение другу. По крайней мере с ним не будут плохо обращаться. В приёмной психбольнице медсестра, отвечающая на звонки, с радостью узнаёт голос старого пациента, и он просит ту об одолжении. И почти сразу сбрасывает номер.       И рациональная часть сознания помнит с усмешкой об опыте, полученном в это истории. И, безусловно, будет помнить эту душевную пустоту тоже. Что ж, он примет это к сведению.       Где-то вдалеке выехала машина за новым пациентом. Где-то вдалеке осталось его прошлое. И где-то в глубине своего сознания ему предстоит запереть ещё один скелет в шкаф, который такими штуками уже полнится. Скелет с призраком задорных карих глаза и объяснениями по поводу всего нового в мире.