Живой

А потом становится совсем плохо. Родя перестаёт совсем спать. Потому что во всех снах: Ванька. И каждое утро: позорно мокрые простыни. И каждый день: стыдные мысли. И каждую ночь: сны. На заданиях Родька начинает лезть под пули, за что получает от Лавровой выговор и угрозу: «Напишу на Вас рапорт!». Тошно и больно. Родион не знает, что ему делать теперь. Может, пойти в гей-бар? Снять себе мальчика? Может, перебесится? Только вот клинит на одном-единственном человеке. Плохо. Очень плохо. Ванька пытается понять, что случилось с другом, а нарывается на грубость. Родя сбегает и оставляет Шишкарёва совершено потерянным. — Больше всего на свете мне хочется подохнуть, — говорит утром Родя собственному отражению в зеркале. Утыкается лбом в холодное стекло и тихо воет сквозь зубы. «Ну почемууу? Ну за что…» Он уже не знает, чего хочет, что ему надо? Нужен Ванька? Ну, даже если представить себе бред, что десантник не окажется гомофобом и… Что «И»? И будет с тобой спать? Нет, Роде нужна нормальная, прежняя жизнь. Без этих гейских заскоков и душных снов. Чтобы можно было спокойно сидеть рядом с Ваней на занятиях. А, ну вот опять. Ваня. Родион не выдерживает через две недели. Приглашает к себе Ваню в гости: поговорить надо. Наливает чаю, а потом мимоходом говорит: — Ты мне нужен. — Родь, я до понедельника свободен. Надо кому-то морду набить? — Нет. Ты мне просто нужен. — Родь, я не понял… Потом Родион с трудом выдыхает такое страшное: — Я… не могу без тебя больше. Жить. Ваня отшатывается, проливает чай. Матерится. А потом смотрит так загнанно, что Родиону хочется удавиться. Только бы не видеть таких глаз. Лучше бы он утром аккуратненько горло бритвой перерезал, пока брился… — Так. Я пошёл. И не трогай меня. Родя сидит на кухне ещё полтора часа после страшного разговора и смотрит в одну точку. Всё прошло так, как он ожидал. Только думал, что Ваня ему врежет. Не ударил. Побрезговал. Долгову так плохо, что можно брать верёвку и вешаться. Жалко только. Всего девятнадцать лет же… Звонок в дверь, а потом резкий стук в дверь. — Открой! Родька, дебил! Открой немедленно! Родион поднимается и идёт открывать. Видимо, решил добить. Главное, чтобы здесь не убил. Потому что соседи вой поднимут. А отец от Ваньки тогда мокрого места не оставит. Жалко Ваню… — Что надо? Ваня так сильно притягивает к себе Родиона, что чуть не падает. — Ты чего? — Ничего. Ничего… Родька оказывается нелепо прижат к стенке и ещё более нелепо поцелован. Больше всего на свете Долгов боится проснуться. Может быть, он уже умер? Вон там, за столом? Только жаркий и глупый шёпот куда-то в район макушки подтверждает: «Ты живой». — Ванька…