***
Я не помню, что заставило меня очнуться. Знаю лишь, что пролежал в этой пустой тёмной палате, больше похожей на склеп, уже достаточное время, чтобы быть замеченным, чтобы быть живым и прийти наконец в себя. Кончики пальцев робко подрагивали, зато дыхание было ровным, а сердце спокойно отсчитывало свой ритм. Когда я смог соединить средний палец с большим, то обнаружил катетер, тянущийся от запястья куда-то вверх и наполняющий организм соляным раствором. Взгляд мой скользнул по трубке вверх, но замер, фокусируясь на прикроватной тумбе. До этого мне казалось, что она стояла гораздо дальше, но теперь я мог рассмотреть на ней свои часы, телефон и документы с бумажником. Послышались тихие шаркающие шаги, дверь в одинокую палату отворилась. — Эй! Ты меня понимаешь? Ты понимаешь, о чём я говорю? Знаешь английский? Хоть немного? Чего только мне стоило перевести взгляд с передвигающейся стрелки часов на объект, призывающий меня к ответу. Из общей расплывчатой картины сразу выцепился медицинский халат, накинутый поверх чего-то чёрного, а затем и широкий покрытый щетиной подбородок, двигающийся в такт пересохшим губам. — Понимаю, — протянул я по слогам, сглатывая отсутствующую слюну и снова ища взглядом чего-то. Воды. Хоть капельку. Не столько хотелось пить, сколько смочить ею глотку. Бутылка оказалась на другой тумбе слева, вместе с какими-то пузырьками с таблетками. Я дёрнулся к ней, но тут же схватился за низ живота. Боль. Резкая и разрывающая, заставляла скорчиться и вернуться в исходное положение. Я резко поднял простынку. Глаза расширились от ужаса, а рот открылся в беззвучном крике о помощи. На правой части живота была окровавленная марлевая повязка, которая явно скрывала не столь давние следы операционного вмешательства. — Спокойно, всё в порядке. Мы избавили тебя от аппендикса. Ты же знаешь, что это такое? — незнакомец подошёл ближе и, взяв бутылку с водой с тумбы, протянул её мне. На пальце блеснуло серебряное кольцо с трезубцем, о котором я тут же забыл, как только в моих руках оказалось спасительная жидкость. Открутив крышку, я стал пить большими жадными глотками, с трудом подавляя кашель и приникая к бутылке вновь. — Мы уже связались с твоими родственниками, и завтра ты отправишься домой. Вот твой билет на самолёт. — На столе рядом с часами оказался паспорт с выпирающим корешком билета, на котором значился номер рейса, название города, дата и время вылета. — Врач даст тебе обезболивающее, которого хватит на время полёта. Вот эту справку покажешь в аэропорту, если вдруг что-то запищит, и тебя станут обыскивать… Монотонный голос продолжал надиктовывать инструкции, а я с трудом улавливал обрывки фраз, сосредоточив всё своё внимание на бумажке с печатью, которая легла поверх паспорта с документами. Лишь одно слово выделялось на фоне других, но оно не давало подсказок: «Pacemaker». Что это? Болезнь какая-то? Или кодовое слово. — В аэропорту будет ждать машина. Тебя сразу же отвезут в больницу, а через несколько дней сможешь увидеться со своими родственниками. За тобой присмотрят со стороны. Если что случится, тебе помогут. Доктор всё объяснит. Тяжёлый вдох, скрещенные на груди руки, стучащие по полу каблуки и хлопающая дверь. От меня никаких требований. Даже не потрудился удостовериться, что я понял хоть слово. «За тобой присмотрят». Я отправлюсь домой под конвоем? Что за правила такие в этой сумасшедшей стране? Вновь шаги и вновь тихий хлопок дверью. Голос тот же, что я слышал во сне. Вот только я теперь не уверен, было ли это сном. А доктор всё так же в шапке и в повязке, узнаю его лишь по прищуренным быстро бегающим глазкам. И вновь инструкции, чёткие и очевидные строго по пунктам заготовленным текстом. Три колбы с таблетками, очередной укол. Боль стихает. Отдаётся лишь неясным импульсом на задворках сознания. Мир оживает, вновь становится чётким и ярким, наполненным звуками. И снова. Очередной человек с инструкциями. На мне уже новая повязка. Я умыт и одет, приятно благоухаю. Чемодан мой стоит рядом. Откуда он здесь, и кто собирал — понятия не имею. Но я уже готов двинуться в путь.***
Передвигаться уже не так сложно. Да и очередь двигается не столь быстро, чтобы было заметно. Свой чемодан я уже сдал, и теперь медленно двигаюсь вместе с очередью к полицейскому у железной рамки. В руке телефон, часы и документы - всё, что нужно для успешной регистрации на международный рейс. Пока человек передо мной разувается, в который раз нервно кошусь на аппарат в руках полицейского, которым он проводит вдоль тела очередного туриста или бизнесмена. Дрожащими пальцами вбиваю в переводчик не дающее покоя «pacemaker». Спустя мгновенье высвечивается не самый ожидаемый ответ: «кардиостимулятор». Кардио-стимулятор? Что они сделали с моим сердцем? Во мне сейчас встроен кардиостимулятор?! Могли бы хоть предупредить! Не самая убедительная отмазка. Не уверен, что с таким вообще можно летать! Человека передо мной пропускают, и сердце уходит в пятки. Мужчина в форме уже подозрительно поглядывает на меня, примечая свою новую жертву. Попался. Словно подопытная крыса в ловушке. И нет пути обратно. И объяснений у меня нет. А по мне уже скользит строгий настороженный взгляд, проникая под одежду, цепляя швы, внизу живота, и прорезая их обжигающим холодом. Из последних сил сжимаю спасительный листок побелевшими от страха пальцами. Что-то обрывается внизу, разливаясь по телу жаром и новой волной боли. — Сэр! Сэр! — громкий голос выводит меня из транса. — Прощу, не задерживайте очередь. Медленно опускаю часы и телефон с документами в подставленный пластмассовый контейнер и опускаюсь на колени, расшнуровывая кеды. Боль отступает, сменяясь кое-чем похуже. Страхом. Липким и обволакивающим. Парализующим. Заполняющем грудь изнутри. Кеды уже опустились в контейнер. Хватаю ртом спасительный глоток воздуха и делаю шаг в рамку. Писк. Противный и непривычный. Полицейский уже скользит прибором по поверхности джинсов и останавливается в правой части живота. Вновь писк. — Сэр, что у вас в кармане? — Н-ничего… — Поднимите, пожалуйста, футболку, сэр. Чуть приподнимаю за край кончиками пальцев. Это конец… Бумажка. Где же та бумажка? И паспорт пропал из виду… И кажется, сознание уже оставляет меня на растерзание реальности. — Ваш ремень. Сэр, вы забыли снять ремень! Правда? Смотрю вниз и судорожно выдыхаю. Идиот! Совсем забыл про свою железную бляху с черепом. Начинаю греметь своим ремешком, а вот пальцы не желают слушать. Быстро вытягиваю его из петель и складываю рядом с кедами, в животе отдаёт резкой неприятной болью. Плевать. Уже на всё плевать. Вновь прохожу через рамку. Ни звука. Чист? Я чист? И никакого кардиостимулятора? А кардиостимуляторы вообще пищат в аэропорту? На радостях хватаю свой контейнер и иду к рядам железных сидений, чтобы обуться. Надумал себе всякой фигни. Скоро я уже буду дома. Кто мог знать что меня ожидают адские десять часов полёта…***
Ближе к середине ночи головокружение и тошнота прошли. Странно. Никогда раньше не укачивало в самолётах. За окошком на высоте нескольких тысяч метров в кромешной тьме было видно лишь кучки грозовых облаков, которые самолёт резво прорывал своим острым крылом. Все вокруг уже спали, а я сидел и зажимал пальцами окровавленную повязку, которая уже успела испачкать футболку. Таблетки я принял вовремя, наступила лёгкая эйфория. Ни страха, ни боли, лишь смазанные очертания предметов вокруг и блестящая кровь в тусклом свете лампочки над аварийным выходом. — Всё в порядке. Это выходит sanies*, — ко мне подсел какой-то мужчина и открыл свой кейс, натягивая на руки медицинские перчатки. Он осторожно поднял футболку и оторвал кровавую повязку. Теперь я увидел ровный шов, тянущийся по всему низу живота, местами чуть надорванный, из которого сочилась вязкая тёмная жидкость, больше напоминающая сироп. Он осторожно промокнул тампоном остатки гноя и стал очищать шов бесцветной жидкостью. — Говорил я им, что слишком рано. В таком состоянии можно kick the bucket*. Ну, ничего. Сейчас пойдёшь в туалет и сменишь грязную футболку на вот эту. Как вернёшься, здесь будет стоять пузырёк со снотворным. Двух таблеток будет достаточно. Проспишь до конца полёта. Я забрал красную футболку и направился по тёмному проходу в туалет, а странный мужчина так и остался сидеть на пустом кресле, рядом с моим. Кажется, кто-то позаботился, чтобы это место было свободно. Никому не хотелось отвечать на лишние вопросы. Мне- в том числе.***
Проснулся я от резкого толчка, когда шасси самолёта вдруг коснулось земли, и он стал терять скорость. Люди тут же закопошились, дружно хлопая пилотам, а приятный мужской голос объявил на родном языке: — Мы приземлились в аэропорту Шереметьево-Москва. За окном хорошая погода, местное время 10.23. Добро пожаловать в Россию! Экипаж корабля благодарит вас, что выбрали ***. Удачного дня! Самолёт дёрнулся и встал как вкопанный, с разных сторон послышались звуки отстёгивающихся ремней безопасности. Все повскакивали и стали тянуться за своими сумками. Я медленно поднялся со своего места, прихватив пакетик с таблетками и документами, и стал пробираться к выходу, желая как можно скорее покинуть кабину самолёта. Меня больше не тошнило, самочувствие стабилизировалось, а шов беспокоил. Да и на кроваво-красной футболке вряд ли можно было заметить хоть что-то, даже если моя рана снова начала кровоточить. Я даже не заметил, как мы добрались до терминала. Таможню также прошёл на автопилоте. И вот я уже на свободе. Встречающих было много. Стоило ли забрать чемодан? — Его доставят домой, — предупредил меня мужчина из самолёта, подхватывая под руку и оттаскивая в сторону, где нас уже ждали двое в костюмах. — Будьте с ним осторожны, он плохо перенёс полёт. — Предупреждение на ломанном русском звучало как минимум странно, меня тут же взяли под руки и поволокли прочь из аэропорта. Но к моему удивлению, на улице меня ждала далеко не скорая, а большой чёрный Range Rover. Меня не очень аккуратно втащили в машину и усадили на заднее сидение рядом с каким-то солидным амбалом, из-под пиджака у которого торчало не что иное, как рукоять пистолета. Это заставило меня вытянуться по струнке смирно и задержать дыхание, но и это не помогло. По голове вдруг проехались чем-то тяжёлым, и я в замедленной съёмке стал сползать по кожаному сидению, угасающим взглядом цепляясь за расплывающиеся ухмылки на кривых лицах.***
Никто не спрашивал у меня, кто я, и что здесь делаю. Кажется, вопросы были лишними, а я всё ещё не мог прийти в себя, поэтому общего молчания не нарушал. Я снова в горизонтальном положении. Кажется, теперь подо мной было нечто более твёрдое, нежели больничная койка. Руки не связаны, я провёл кончиками пальцев по гладкой лакированной поверхности, глядя опустевшим взглядом в потолок и с трудом замечая люстру, которая висит прямо надо мной. Стоп! Люстра? Приложив огромные усилия, я мучительно медленно повернул голову в бок, картинка сразу стала чёткой. За гладкой поверхностью, на которой покоилось моё беспомощное тело, сидело три человека в чёрных костюмах. Выглядели они примерно так же, как те, что встречали в аэропорту. И рожи у всех какие-то криминально авторитетные. Мужчины о чём-то тихо перешёптывались, а я вдруг заметил на грубых морщинистых пальцах всё то же кольцо с трезубцем. А вот и на чьих-то длинных элегантных пальцах, буквально созданных для игры на фортепиано, точно такое же. Мне вдруг стало не по себе. Мужчины же не обращали на меня никакого внимания. Наверное, привычное дело, что какой-то молодой парень лежит перед ними на столе, к тому же ещё и… Раздетый?! Я повернул голову и чуть приподнялся, глядя на своё обнажённое тело, раздетое до трусов. Неужели я такой худой и бледный? Повязка всё ещё была на месте, но вновь чистая и не запятнанная кровью. С другой стороны тоже кто-то что-то тихо бормотал, ещё три мужчины в точно таких же костюмах и с такими же кольцами. Чёрт! Что это тут за собрание?! Я у них вместо экспоната, что ли?! — Спокойно… — прозвучал мягкий властный голос над самым ухом. Ледяная рука легла на мой лоб, вновь поворачивая прямо и заставляя глядеть в потолок. Надо мной склонился весьма впечатляющего вида мужчина и дружелюбно улыбнулся. Вот только от хищного взгляда его серых глаз по телу моему пробежала лёгкая дрожь. Что-то здесь явно было не так, и теперь улыбка стала походить на звериный оскал, а ладонь лишь сильнее прижала мою голову к столку. Звонкий щелчок вывел меня из транса, рядом с его лицом блеснуло холодное лезвие ножа. Я резко дёрнулся, пытаясь подняться, и мне это почти удалось. Я лежал на длинном овальном столе в огромном роскошном кабинете, а вокруг сидело с десяток мужчин, которые тут же повскакивали со своих мест, хватая меня за руки, за ноги и прижимая к столу. Их было слишком много… Кто-то грубо впивался пальцами в запястье или в лодыжку, кто-то, наоборот, ласково поглаживал тёплой рукой по бедру. — Тише, тише, малыш, — успокоил мужчина, с какой-то неестественной нежностью поглаживая тонкими пальцами по моей щеке, а затем исчез. Его место занял другой, осторожно кладя руку на лоб и уверенно прижимая к столу. Господи, поскорей бы это всё закончилось. Прикосновения десятков чужих рук были омерзительны. Хотелось сбежать, провалиться сквозь землю. Или хотя бы вновь остаться без сознания. Адская боль полыхнула внизу живота, кто-то неаккуратно содрал повязку. Я дёрнул ногой, пытаясь избавиться от мучителя, но почувствовал, как кончики пальцев сильнее впиваются в кожу. Нечто холодное и металлическое приложили к низу живота. Предмет приятно холодил и остужал горячую кожу. Но облегчение длилось недолго. Шрам прижгло острой болью, а затем что-то вошло внутрь, разрывая шов и прорезая местами стянувшуюся кожу. Я закричал от пронзающей боли, рот мне тут же насильно заткнула чья-то рука. Из глаз брызнули слёзы. Я мычал, стонал и брыкался, оказывая сопротивление, ноги сводило судорогой, а внизу живота что-то нещадно прорывалось внутрь меня, задевая какой-то предмет внутри. Я захлебнулся собственными слезами и гулко закашлял, от чего новой волной боли отдалось где-то внизу. Я уже ничего не соображал, чья-то рука не давала дышать, а лица вокруг неприятно ухмылялись. Всё это мутнело и медленно таяло, на фоне мучительно вползающего в сознание страха и тупой отдающейся эхом боли. Я притих и размяк. Злые лица смазались под напором ощущений, а мягкий голос был так отчётлив поверх общего гула: — Я повредил упаковку, но товар хорош. Угощайтесь, господа. Меня отпустили. Держать не сопротивляющееся и не трепыхающееся более тело не было никакого смысла. Остатками разума я ещё слышал отдалённые чужие разговоры о качестве, о сбыте и о внушительных суммах, которые кто-то выложил. Но уже ни черта не понимал. Наверное, и не должен был. Всё, что мне хотелось — побыстрее забыться.***
— Я умер? — безразлично поинтересовался я у доктора, не поднимая головы. — Пока ещё нет, но мы можем это устроить… — ухмыльнулся мужчина в белом наморднике и стянул испачканные перчатки. — Вот и всё. Полежи так немного. Отойдёшь через пару минут. И где же это ты так накачался, что тебе запретили колоть наркоз? — Не знаю… Я уже ничего не знаю… — Всё в порядке. Теперь я заштопал всё основательно. Постельный режим, всё те же обезболивающие и немного успокоительного. Через две недельки сходишь в больницу, там тебя осмотрят, снимут швы. Внутри уже ничего не осталось, так что не бойся. Я осторожно поднялся и сел. Небольшая уютная комнатка сверкала чистотой. Единственное, что здесь было не так — простыни односпальной кровати, испачканные в моей крови и зелёнке. Врач собирал свои инструменты, разложенные тут же рядом на тумбе, даже не глядя в мою сторону. Внизу живота всё ещё покалывало, но ноющая боль притихла, а с постели я встал как-то больно легко. — Никаких резких движений, — предупредил меня мужчина, захлопывая чемоданчик и накидывая на плечи лёгкое осеннее пальто. — У входа ждёт такси. Поезжай сразу домой и отоспись хорошенько. Последнее напутствие явно было лишним, потому как я и так большую часть последних суток провёл в отключке. Врач оглядел меня оценивающим опытным взглядом и развернулся, чтобы покинуть комнатку. — Эй, док, — позвал я, обнаружив лежащий на тумбе бумажный пакет, — вы тут забыли… — Это плата за твои услуги. И молчание, соответственно. А ещё там внутри визитка. Захочешь подзаработать, звони, — он говорил всё это, даже не повернувшись в мою сторону, а как только закончил, растворился в дверях. Я тут же схватился за пакет, который приятно потянул руку вниз. Внутри оказалось несколько пачек с сотенными купюрами. Свеженькие зелёные доллары приятно шелестели в руках. С виду примерно тридцать тысяч, весьма впечатляющая сумма за пережитые мной события. Без зазрения совести я убрал прилагающуюся визитку в карман, оделся, натянул свою кожаную куртку, засунул пачку с деньгами под футболку с другой стороны от шва, собрал остатки своих вещей и ещё раз огляделся. Всё закончилось. Я выдохнул с облегчением, невольно улыбнулся тому, что остался жив, и покинул комнату, тихонько прикрывая за собой дверь. На душе было гадко, деньги приятно согревали нижнюю часть живота, а на горизонте замаячили знакомая многоэтажка. Так я стал курьером.