***
Джон уставился в потолок, размышляя. Возможно, Шерлок жив. Шерлок может быть живым. Не так давно Джон умолял каждый атом Вселенной, чтобы Шерлок оказался живым. И теперь у него есть письма от него, которые он выбросил в мусор. В четыре утра Джон Уотсон подорвался с постели и вытащил письма из ведра. Он взял их с собой в кухню, где старательно приготовил себе чашку чая. Шерлок послал ему письма. Спустя месяцы молчания. Джон не мог даже начать думать, почему тот сделал это, но и не прочитать их был не в состоянии. Даже если Шерлок мертв, даже если все это было несколько странно, и Шерлок написал все это до того, как спрыгнул, мог ли Джон отказаться от того, что, возможно, было последними мыслями Шерлока перед тем, как он… А если все же Шерлок жив… Шерлок просто не мог быть живым. Наверное, у Джона случилось какое-то психическое расстройство, и на самом деле не было у него никаких писем от его мертвого соседа, лежащих на кухонном столе. Его психотерапевт наверняка расстроится, ведь она вложила в него столько сил. Джон уселся за кухонный стол с чашкой чая и принялся читать. Поначалу письма читались удивительно легко. Шерлок звучал из них громко и отчетливо. Джон практически слышал его голос, когда читал. Казалось, словно Шерлок внезапно зашел и толкнул свою обычную речь обо всех тех вещах, которые раздражали его. Это так напоминало все то, что случилось ДО, что Джон на самом деле забыл о грусти, и просто потерялся в потоке комментариев и замечаний Шерлока. А потом он дошел до «Ты мог просто рассказать их мне. Я выслушал бы все, что ты сказал. Ты должен был сказать. Не могу поверить, что ты этого не знал. Разве ты не знал?» и сердце его замерло. Теперь Шерлок был буквой «Ш». Единственной «Ш» в жизни Джона. Он увидел анаграммы на свое имя, которые были выписаны сбивчивой, нетвердой рукой, и Джону показалось, что здесь, в этом письме, Шерлок цеплялся за него, словно за спасательный круг. Он дошел до «иди сюда немедленно, я нуждаюсь в тебе» и перестал читать, отодвинув письма в сторону. Он положил голову на руки и попытался дышать. Посмотрел на чашку, все еще наполненную теперь уже остывшим чаем. Он встал и вылил его в раковину, наполнил чайник и сделал себе еще одну чашку, а затем сел и потянулся за последним письмом, которое читал, написанным на клочке бумаги, словно вырванном из книги. Он прочитал его еще раз и отложил в сторону, а потом дрожащими руками потянулся за следующим, сделав глубокий вдох. «Не похоже, чтобы ты когда-нибудь увидел эти каракули» писал Шерлок в следующем письме, но это не имело никакого смысла, потому что после он все же прислал их Джону, который сидел сейчас и читал их. Он думал, что Джон просто в ярости отбросит их прочь прежде, чем прочтет? Джон едва не сделал подобное, так что, возможно, это был один из тех редких случаев Шерлоковой ошибки в предсказаниях поведения Джона. Может быть, Шерлок находился вдали от него слишком долго. Возможно, Шерлок недооценил градус жгучей тоски, которая все еще тошнотворно пылала внутри Джона. Джон читал признания Шерлока о том, что тот снова начал курить; Шерлок в отчаянии намеревался извиниться перед светловолосым мужчиной в полосатом джемпере; Шерлок не мог уснуть; Шерлок посмотрел новый фильм о Джеймсе Бонде, у него болела рука, и, вероятно, что-то еще, и это развеяло последние сомнения Джона в том, что письма были написаны уже после мнимой «смерти», потому что было бы невероятно трудно даже для Шерлока написать о поездке и о фильме, который тогда еще даже не вышел, чтобы обмануть Джона, заставив думать, что он не умер в тот день. Единственный вывод, который напрашивался — так или иначе, Шерлок действительно не разбился в тот день. Он выжил, чтобы продолжить заниматься тем, чем в настоящее время и занимался. Он остался один и выплескивал на бумагу все эти вещи, и Джон никогда бы не подумал, что Шерлок мог сделать подобное. Его друг страдал бессонницей, жаловался на отсутствие чая, и сходил на фильм о Джеймсе Бонде, который Джон, здесь в Лондоне, не смог заставить себя посмотреть. Джон тяжело сглотнул и отодвинул от себя полную чашку, снова остывшую. Он потянулся за следующим письмом, которое начиналось с «Дорогой Джон». В первый раз Шерлок обратился к нему с ноткой какого-то чувства, несмотря на всю формальность подобного обращения, часто используемого в начале любого письма. Джон затаил дыхание, читая это прилагательное, стоящее около его имени, он читал о Шерлоке, которого сейчас окружали свистящие пули, оружие и кровь; Шерлоке, одиноком и неуместном среди всего того, что видел, и о том, как он обращался к Джону, который побывал в этом месте задолго до него. Письмо заканчивалось без подписи. Фразой: «Сидишь ли там и смотришь ли в мое ночное небо, подумав, хотя бы коротко — в один миг удара сердца — обо мне». Джон пожалел, что не может отправить ответ. Впервые с тех пор, как начал читать письма, он захотел ответить Шерлоку. Чем-то вроде: «Шерлок, ты идиот, я думаю о тебе с каждым стуком моего сердца. Где ты? Возвращайся домой». Как возможно то, что Шерлок не знал об этом? Как ему вообще могло прийти в голову, что после того, как он оставит Джона, заставит считать его мертвым, тот не станет тосковать по нему каждым ударом своего сердца? И хотя Джон просидел над письмами так долго, что уже наступило утро и ему нужно было собираться на работу в клинику, он оказался не в состоянии пошевелиться, пока наконец не опустил голову на стол, обхватив ее руками, и не зарыдал так, как не плакал ни разу за все пять месяцев и двадцать восемь дней, которые прошли со «смерти» Шерлока Холмса.***
Когда он пришел в больницу, Сара послала ему такой внимательный взгляд, каким не смотрела на него целую вечность. «Ты не в порядке» — говорил этот взгляд. Джон понимал, что до этого все шло своим чередом, он собрал по кускам свою разбитую жизнь, и это позволило Саре немного расслабиться, решив, что все наладилось, так же, как думал и он сам. Джон ощущал себя наркоманом, который перенес рецидив. И это заставило его подумать о Шерлоке. Что было совсем некстати. У него на вечер был запланирован сеанс терапии с Эллой, и это была пытка, потому что ему пришлось идти туда и делать вид, что он в порядке, так же, как и неделей ранее. Элла, конечно, все заметила сразу, но Джон не сказал, что Шерлок жив. Не сказал, что тот прислал ему письма. И он весь день думал о них. Что не знает, что собирается делать. Элла бы забеспокоилась. Шерлок спрыгнул с крыши здания у него на глазах и на глазах других людей. Его смерть была на первых страницах газет. Было безумием думать, что Шерлок Холмс не умер… если вы не знали Шерлока Холмса. Джон думал, что знал его лучше, чем кто-либо, так как же он упустил то, что его одурачили? Почему? Почему из всех людей Шерлок решил солгать именно ему? Джон был в смятении, но Элла не могла помочь ему, что весьма опечалило его. Когда он выходил из кабинета, ему казалось, что он разочаровал ее, но ничего не мог поделать с этим. Он хотел вернуться домой к письмам Шерлока, ожидающим его на кухонном столе. Он отчаянно хотел прочитать остальные, но не знал, сможет ли оторваться от них, чтобы заставить себя работать. Джон даже не стал заморачиваться с чаем, просто сел за стол и нетерпеливо схватил письма. Он не стал перечитывать письмо из Афганистана. Знал, что не сможет. Поэтому двинулся дальше. Следующие три письма были написаны на каких-то бумажных огрызках: Шерлок вымотался, Шерлок не мог уснуть, и Шерлок, видимо, находился в Америке на День Благодарения, который прошел несколько недель назад. Еще одно письмо было написано на клочке побольше, да и само послание было подлиннее — беспорядочный поток сознания, странный и бессвязный, в котором Шерлок обещал ежедневно покупать Джону молоко. Это было почти бессмысленно, что Джона весьма обеспокоило, и тревога его еще больше возросла, когда он добрался до следующего письма, в котором была строчка: «я скучаю по тебе», написанная снова и снова кривым неразборчивым почерком. Джон не мог понять, стал ли Афганистан каким-то поворотным моментом для Шерлока, или это просто психический и эмоциональный кризис, но ведь письмо из Афганистана, казалось, не содержало в себе столько отчаяния. Шерлок распадался на куски в строчках перед ним, и Джон был совершенно бессилен помочь ему. Он сидел в своей уютной кухне, держа на коленях письма от своего затягиваемого в водоворот отчаяния соседа. Джон должен злиться на Шерлока. Так и было еще вчера. Но сейчас он сидел с клочками бумаги в руках, испещрённых «я скучаю по тебе», обращенных к нему, и ярость была самой последней эмоцией, которую он испытывал. Следующее письмо оказалось еще хуже — в нем перечислялось все, по чему соскучился Шерлок: цвет глаз Джона, улыбка, смех и дыхание Джона. Уотсону пришлось положить письмо на стол, чтобы не помять его, когда руки судорожно сжали бумагу. Джон знал, о чем писал Шерлок, потому что сам прошел через это, когда скорбел по нему. Джон мысленно скандировал «я скучаю по тебе», зарываясь лицом в холодную ткань подушки, зажмурившись и ненавидя Шерлока. Он безмолвно перечислял все то, по чему тосковал: неописуемые глаза Шерлока, искренние улыбки, которыми тот осчастливливал его, способность Джона рассмешить Шерлока, неподвластная больше никому, молчаливая поддержка и размеренное дыхание, доносящееся с кухни, когда Джон не мог справится с приступами ПТСР в одиночку. Шерлок переживал утрату Джона так же, как и сам Джон скорбел по Шерлоку, и все это было так бессмысленно… Потому что ни один из них не был мертв, и ярость снова начала подниматься в груди Джона, хотя до этого практически утихла. Шерлок, кажется, собрался в следующем письме, рассказывая какую-то ерунду о семечках в яблоке, и это почти утешило, даже несмотря на то, что в конце стояла подпись «Шерлок» — гораздо более личная, чем детектив вообще когда-либо использовал в общении с Джоном. Следующие письма были чередой усталого отчаяния: размышления о наручниках, раздражение на Джона из-за того, что он не обновлял свой блог, жалобы на скуку. Сейчас Джон невероятно хотел обновить блог, ибо до этого и не подозревал, что Шерлок может таким образом пытаться поддерживать с ним связь. Письмо о кокаине заставило сердце Джона на мгновение остановиться. Он гордился Шерлоком, тем, что тот выдержал искушение, его даже не слишком расстроило возвращение к сигаретам, но Джон очень переживал по поводу того, сколько еще Шерлок сможет сдерживаться и не сорваться на наркотики. Джон никогда не видел Шерлока в таком разбитом и напряженном состоянии, которое явно проступало в письмах, и то, какими к концу письма стали буквы, пляшущие в разные стороны в строке, заставило Джона замереть от ужаса, предполагая худшее. Следующее послание недвусмысленно рассказывало о стрельбе, и Джон пропустил комплимент Шерлока, который тот оставил для него в конце письма: «вполне возможно, что ты умнее меня», и сосредоточился на том, что подразумевалось — Шерлок стрелял в людей. Шерлок всегда казался ему слишком хрупким, чтобы убивать, несмотря на все его великолепие и окружение. Джон видел отблеск разочарования на лице Шерлока всякий раз, когда тот смотрел на труп перед собой. И пусть он делал вид, что все наоборот — он очарован и заворожен причиной смерти, но фактически смерть как таковая была ему неприятна. Джон никогда всерьез не задумывался о предупреждении Салли по поводу того, что Шерлок может начать убивать людей, ведь Джон всегда был уверен — Шерлок никогда не сможет заставить себя сделать это. Очевидно, он преодолел этот барьер, что, вероятно, не было хорошим знаком, учитывая настроение писем, постоянную бессонницу, описываемую в них (и, видимо, беспокойство по этому поводу, так как Шерлок, казалось, никогда раньше не придавал значения отсутствию сна). Почему? Джон не мог понять, что происходит. Где был Шерлок? Чем занимался? Почему так резко инсценировал свою смерть, уничтожив этим Джона, а затем отбыл в это добровольное изгнание, где явно медленно умирал, где поддерживал себя отравой, чтобы продержаться, где убивал людей и сам лез под пули? Для чего все это было? Джон добрался до последнего письма, в начале которого вместо обращения было лишь «Дж…». Письмо было очень длинным — длиннее, чем все остальные, но написанное явно второпях, ибо почерк был неровным, и предложения обрывались, пестря многоточиями. Мысли, которые Шерлок так и не закончил. Джон прочел первые три абзаца, прежде чем понял, что не может, не готов читать его, ведь это последнее письмо, и он не готов к тому, что все закончится. Он положил письмо на стол, встал и прошелся по всей квартире, прежде чем вернуться в кухню и снова взять письмо в руки. Он не присел. Так и остался стоять, когда дошел до «я люблю тебя». Написанное снова, снова, и снова. «Я люблю тебя с того момента, как увидел, с первой секунды», «я полюбил тебя, я любил тебя, любил, и никогда не говорил об этом» — читал он в последнем письме Шерлока, подписанном «твой Шерлок». Джон снова и снова перечитывал письмо, пока не услышал, как церковные колокола на улице пробили полночь. А потом прочитал еще раз. Затем дрожащими руками положил на стол, пошел в свою спальню, чтобы переодеться ко сну, который, он знал это, сегодня точно ему не светит. Его мысли наполняли письма, все их фразы сумбурно вертелись в голове, перекрываемые одной единственной — «я люблю тебя». Почему Шерлок отправил их ему? В конечном итоге? После всего прошедшего времени? Он явно начал писать их сразу после его предполагаемой смерти. Так зачем посылать их сейчас? Особенно когда стало ясно из содержания — совершенно не планировалось, что они окажутся у Джона на глазах. Их переполняли такие откровения Шерлока, которые тот при нормальных обстоятельствах никогда не позволил бы себе озвучить. Джон рассеянно чистил зубы. Он глянул в зеркало, и отражение вернуло ему испуганный взгляд широко открытых голубых глаз. При нормальных обстоятельствах. Джон выплюнул зубную пасту, быстро побежал в кухню и кинулся к последнему письму, фокусируясь на тех фрагментах, которые поначалу прочел не слишком внимательно, ошалевший от откровения «я люблю тебя». «Вообще-то не собирался умирать по-настоящему» — увидел он. «Еще хотя бы раз» — увидел он. «Последняя сигарета» — увидел он — Бл*ь, — выдохнул Джон, и голова у него закружилась, потому что Шерлок никогда бы не послал эти письма при нормальных обстоятельствах. Шерлок послал эти письма, так как был убежден, что умрет по-настоящему.***
Джон был в офисе Майкрофта всего однажды, целую жизнь назад, когда был соседом и другом Шерлока Холмса, и только Бог знает, кем еще на самом деле, потому что чтение писем Шерлока заставило мир Джона перевернуться. Словно в игрушечном сувенирном снежном шаре, который трясли изо всех сил, бесконтрольно смешав все внутри. Когда Джон наведался к Майкрофту в офис в первый раз, то застал кучу людей, хотя был почти вечер. Сейчас, посреди ночи, там сновало не меньше народу, и это поразило Джона. Хоть кто-то из этой толпы вообще бывает дома? Когда он сказал, что хочет увидеть Майкрофта Холмса, несколько человек, очевидно, очень занятых и скучковавшихся у стойки администратора, растерянно замигали, словно совы. Когда один из них спросил, как его зовут, и он ответил: «Джон Уотсон», они налетели друг на друга, едва не упав, и отвели его в то же место, куда он приходил в прошлый раз. Джон направился в офис Майкрофта, повинуясь импульсу, и думал — наверняка нет ни одного шанса, что старший Холмс будет там. Он пришел потому, что был слишком возбужден для того, чтобы просто сидеть дома с письмами Шерлока и ничего не делать. Он думал, что увидит пустые и темные окна офисного здания, развернется и пойдет домой — метаться по квартире дальше. И не ожидал, что его проведут внутрь, словно Майкрофт сейчас действительно примет его. Кабинет Майкрофта был пуст. Джон сел в кресло, его руки плотно сжали письма, которые он принес с собой. Он увидел небольшой молочай*, примостившийся на углу стола Майкрофта, словно напоминание о празднике. Джон сам еще пару дней назад обдумывал возможность установить елку, ибо нужно было двигаться дальше. Господи Иисусе, ему казалось, что это было в другой жизни. Джон находился в эмоциональном раздрае, его мир вывернулся наизнанку, он понятия не имел, что делать, но понимал совершенно ясно, что не ощущал себя настолько прежним, как сейчас, все те пять месяцев и двадцать девять дней. Он чувствовал себя Джоном Уотсоном. Он не знал, кем был двумя днями ранее, но точно не был собой. Дверь открылась и закрылась, и Джон повернулся в кресле, чтобы увидеть Майкрофта. — Джон, — сказал тот с натянутой улыбкой. — Какой сюрприз. Джон заметил отсутствие «приятный» в этом предложении. Он тоже решил, что не собирается разводить светские беседы. Это было единственным, что оставалось прежним, как сейчас, так и два дня назад. — Шерлок жив, — безапелляционно бросил Джон. Лицо Майкрофта почти не дрогнуло. Он прислонился к бюро и бесстрастно посмотрел на Джона. — Он связался с вами? Итак, он даже не собирался делать вид, что не знал об этом с самого начала. Джон хотел задать миллион вопросов, но решил повременить с ними — он задаст их Шерлоку, как только найдет его. Джон также невероятно жаждал как следует двинуть Майкрофту, но рассудил, что и это тоже он сможет сделать с другим Холмсом, едва доберется до него. Так что просто протянул ему пачку писем. Джон вытащил наиболее личные из них, те, что показывали Шерлока со стороны, которую сам младший Холмс наверняка сочтет своей худшей слабостью, и оставил лишь самые необходимые. Джон наблюдал, как Майкрофт пролистывал их, словно они не были самыми удивительными подарками из всех, что Уотсон получал когда-либо. Старший Холмс задержал взгляд на последнем из них. — Мне кажется, он в беде, — сказал Джон Майкрофту, так и не дождавшись от него никакой реакции. — Что заставляет вас так думать? — вежливо спросил Майкрофт. — Потому что Шерлок никогда бы не послал мне это, если бы не попал в беду. — Почему нет? — Майкрофт небрежно бросил письма на стол, не обращая внимания на их значение. — Шерлок всегда очень трепетно относился к вашему душевному состоянию. Было бы глупостью полагать, что он позволит вам думать, будто он мертв, достаточно долгий срок. — Думаю, что он и так делал это достаточно долгий срок, большое спасибо, — отрезал Джон, теряя терпение. — Вы знали, что он инсценировал свою смерть? — Конечно. — Тогда где он сейчас? Майкрофт замялся на мгновение, и это говорило о многом. Джон подумал, что видел его в последний раз таким — колеблющимся, смятенным — когда Шерлок был еще «жив». Сейчас Майкрофт снова мялся, и Джон почувствовал то же давление в груди, с которым жил в первые несколько недель после смерти Шерлока, когда в голове звучало только: «нет, нет, это не может быть правдой». — Я не знаю, — наконец сказал Майкрофт. — Что вы имеете в виду? — Он должен был оставаться на связи. Но так и не вышел. Мы потеряли его. — Когда? — Неделю назад. — Неделю назад? Почему вы мне не сказали? — Джон, неделю назад вы были уверены, что он мертв. Что бы я сказал вам? «Думаю, что на этот раз он умер по-настоящему?» — голос Майкрофта прозвучал резко, предавая всю палитру эмоций, которую он скрывал. Это был непростой разговор и для него, понял Джон. Но его это не волновало. — Где он находился, когда исчез? — В Аргентине. — Чем занимался? — Уничтожал сеть Мориарти. Вот почему все это произошло, Джон. Он избавлялся от Мориарти, чтобы потом вернуться к вам, — голос Майкрофта был ироничным и грустным одновременно. — Так вы послали его туда в качестве оперативника? Шерлока? Майкрофт застыл. — Думаете у меня был выбор? Разве вы не помните, насколько упрямым был этот человек? — Не был. Есть, — настойчиво поправил Джон. — Он упрям, да. И меня это не волнует. Шерлок обладает множеством талантов, но он — не солдат. Вот почему он должен был позвать меня. И вы отпустили его туда одного! — Шерлок любит работать в одиночку. — Шерлок ненавидит работать в одиночку. Как можно не знать этого о нем? Как вы можете так ошибаться на его счет? Шерлок ненавидит одиночество — ему нужны люди, союзники, друзья. — У него нет друзей, Джон, кроме вас. — О, Боже мой, вы всегда так ошибались. Оба. Идиоты, — Джон встал и сердито схватил письма со стола. — С Рождеством, Майкрофт. — Джон, — сказал тот ему вослед. — Мне очень жаль. Но… он мертв. И на этот раз — по-настоящему. Джон помолчал, положив руку на дверную ручку, затем посмотрел на Майкрофта. — Однажды я поверил в это. И не собираюсь совершать одну и ту же ошибку дважды. Я найду его и приведу домой. И Джон, выходя, хлопнул дверью.