Нахер мне город, в котором больше не встретить тебя...

Очередной рабочий день закончился, и я с удовольствием вышел из душного здания телеканала. Под моими ногами черный асфальт, который только высох после недавнего дождя. Весеннее заходящее солнце нещадно било по моим глазам ярким лучом света, меня буквально тошнило от того, что улица кипит от радости и жизнелюбия. Отовсюду слышен смех компаний и парочек, детский галдеж. Один я здесь как черное пятно, словно чума, надвигающаяся на светлый город. Ловить на себе осудительные и странные взгляды, слышать в спину ругательства и проклятья… Знаешь, когда ты был рядом, все казалось намного легче. Я даже с удовольствием прислушивался к гневным крикам со сторон, мне хватало лишь крепко сжимать твою едва вспотевшую руку и наблюдать, как ты будешь улыбаться, глядя мне в глаза. Да, мы давно хотели переехать из Москвы куда-нибудь, где за прикосновения к человеку своего пола тебе бы не отсекали руки. Но все как-то не складывалось : кризисы, рост и падение валюты, проблемы с работой, запои… Да, всего за пять лет мы пережили слишком много, как для двадцатисемилетних парней. Знаешь, я уже иногда и не хочу возвращаться домой. До сих пор скучаю по тому, как ты крепко сжимал меня в своих объятиях, как только моя нога переступала порог квартиры. А теперь здесь только темные мрачные коридоры, которые напоминают мне о том, что этого больше никогда не будет, ровно, как и поцелуев на прощание и перед сном. Чуть пошатываясь, иду на кухню. В глаза сразу же бросается свет из окна, падающий на стол. Сухой хлеб, накрытое тарелкой масло… Да, я уже и не помню, когда последний раз что-то готовил. Раньше это приносило несказанное удовольствие, ведь так было приятно наблюдать, что тебе нравится моя стряпня. Но только кусочек приготовленной мною еды касался моего языка, меня тянуло сиюминутно расстаться с содержимым желудка. Как ты вообще это ел? До сих пор не понимаю. Очередной полуфабрикат оказывается в моем желудке, и я слегка грустно вздыхаю. Скоро, небось, стану как тот американец, с которым мы учились в одном универе. Интересно, как быстро я умру, если буду питаться только этим?.. Тьфу. Ты бы сейчас, наверное, отвесил мне смачный подзатыльник за такие слова. И правильно. Открываю окно и ветер сразу же бьет меня по лицу. Спасибо, блин. Я тоже люблю тебя, весенняя погода. Уже стемнело, и яркие фонари где-то вдали освещали Красную Площадь. Сажусь на подоконник и закуриваю «Беломор». Ох, помню, любил ты поворчать на меня за мое пристрастие, хотя и сам иногда дымил как паровоз. Всё ты боялся, что я либо с окна грохнусь, либо докурюсь до рака горла или легких. Ни того, ни другого, к сожалению, не произошло. До моих ушей доносится громкая музыка из кафе внизу, на первом этаже. В который раз они крутят Земфиру? Черт его знает. Я ее песни уже наизусть знаю. О чем ты вообще думал, когда покупал квартиру над круглосуточным кафе? А, да, это же я сказал, что мне очень нравится Красная Площадь и вид на нее с любой точки. Угодник ты, Ванька. Все сделал в угоду мне, а я даже не спросил, нравится ли тебе новое жилье. Но знаешь, не беспокойся о шуме. Я все равно уже как год не могу нормально засыпать в нашей холодной кровати. Мне остается только мысленно смириться с тем, что никто не обнимет меня, как только я закрою глаза, что в полной тишине я не услышу твоего шепота и шороха простыней. Сквозь сон слышу приятный, знакомый голос. Такой слабый, словно умирающий, чувствую, как в мою толстовку впиваются крепкие пальцы. Опускаю глаза и замечаю на себе теплый, полный слез взгляд, жалкий, как раненый зверь. Даже несмотря на то, что слезы катятся по твоим щекам, словно град, ты широко улыбаешься. Я только сейчас понял, что ты просто хотел меня взбодрить и дать мнимую надежду на то, что не уйдешь. Что просто отлежишься в больнице, а потом придешь ко мне и сожмешь в объятиях, как ребенок большую плюшевую игрушку. И я тогда поверил. Наивно полагал, что все обойдется. Как было всегда. По моим ладоням маленькими ручьями течет кровь, я вспомнил, с какой горечью на лице ты читал отчаяние в моих глазах. Не вслушиваясь в шепот прохожих, трясу тебя, что есть сил. Хихикаешь. С каких пор мне стал противен твой смех? Хотя нет, он не противен, он просто… Я не понимал его тогда. Как и ты, наверное, не понимал всего происходящего тогда. Что все может кончиться через минуты, две. Так скоро. В последний раз увидишь голубое московское небо, его серые и яркие одновременно здания, меня. В небе нагло ухмыляется луна, будто издеваясь над моим горем и затянувшейся глубокой депрессией. Но вот она раздваивается, бьёт своим светом мне по глазам, мне больно, я пытаюсь кричать, но мой полуночный крик заглушается скрипом колёс, эхом отдающимся из моего сна. Я резко распахнул глаза и заметил, что мое дыхание сбито. По всему телу дождем льется ледяной пот, в глазах меркнет, хоть и комната хорошо освещена. Опять весь дрожу. Опять не могу спать из-за повторяющегося ужасного кошмара, поджимаю колени к груди и как маленький ребенок качаюсь туда-сюда, обхватив ноги руками. Задыхаюсь, чувствую, что готов рыдать громко и долго, но вместо этого опускаю и голову и едва слышно всхлипываю, пытаясь спрятать чувства. Только сам не понимаю, от кого. Я один. Теперь я вечно буду здесь один, и я есть только сам у себя. Прятать свои чувства от себя – невероятная глупость, но я продолжаю это делать. Не плачу громко, даже если очень хочется, не бью стены, когда тело ноет вовсе не от физической боли, не говорю ни с кем, хотя послушать есть кому. Как же быстро я успокоился. Дрожь немного улеглась, и я смог встать с кровати, даже одеться. В голову опять пришла мысль напиться в стельку. Все равно сон утерян, я вновь весь взбудоражен и поглощен воспоминаниями. После твоей смерти под сидениями на кухне и в холодильнике не бывает, чтоб не лежала бутылка вина или водки. Чувствую себя каким-то алкашом, который живет лишь ради бутылки. Ничего другого не вижу, как прийти домой и надраться в хлам, потому что не вижу ни в чем другом смысла. Весь день вспоминать тебя, а потом, оказавшись дома или в баре, не отказывать себе ни в чем. Бокальчик, второй… Наверное, я слишком быстро пью. Но это мой способ отдыхать. Кто-то пьет вино, чтоб расслабиться, а кто-то – чтоб напиться. И я, конечно, олицетворяю второй тип людей. Мне некогда рассуждать о смысле жизни за бокалом, ведь смысла у меня теперь, по сути, нет. Некогда читать Гёте в оригинале, пытаясь под градусом разглядеть новые стороны его произведений. Некогда слушать свое исчерченное сердце, которое даже, кажется, от алкоголя устало. Просто хочет покоя. Но я так не думаю. Буду пить, пока не умру. Мне надоело молча давиться болью, которую никто не понимает. Как здорово, когда кружится голова, а есть на что облокотиться. Сразу вспоминается, как ты учил меня курить за школой. Как я с затуманенной головой падал на твое плечо и хихикал, аккуратно вцеплялся пальцами в кожаное пальто и улыбался со своей неуклюжести. А тебя это, кажется, только забавляло. Ты так звонко смеялся, когда меня с одной сигареты уже клонило в сон, а тебе с полпачки хоть бы хны. Сейчас моя очередь смеяться сквозь слезы. Воспоминания вновь душат меня, и я с захлебыванием поддаюсь этому. Ночью самое время ходить на кладбище – вот что я понял за этот год. Только в это время я могу посидеть один на лавочке у твоего надгробия и даже позволить себе плакать на улице. Просто побыть рядом с чем-то, что связано с тобой. Переплетать свои дрожащие пальцы и вздыхать, глядеть на годы, выведенные на мраморе. Почему 27? Почему так мало? Как много бы ты смог сделать, прожив хотя бы еще один год? Пять лет? Десять? Мне горько от того, что ни ты, ни я уже никогда этого не узнаем. Но перед тем, как пойти на кладбище, я должен пройти пару кварталов… «Ты совсем как во сне, Совсем как в альбомах, Где я рисовала Тебя гуашью», - мой пьяный голос, наверное, слышен даже на пятом этаже. Хм. Знакомая песня. Интересно, где же я ее слышал?..