Слабость

Он сидел на пыльной парковой ограде, поставив на нее подошву ботинка и уткнувшись лбом в колено. Огненные мотыльки перемигивались в вечернем воздухе пасмурного сентября, подлетали ближе, норовя прожечь тонкую ткань спортивной олимпийки. Пахло дымом и раскаленным металлом. Сигарета в руке подрагивала, будто пытаясь вывернуться из утративших привычную чувствительность пальцев. Голова гудела от дикой какофонии звуков, что разрывали его слух уже целый... час? Минут сорок? А то и вовсе лишь пять. Вряд ли Исогаи мог точно ответить сколько времени прошло с момента взрыва. Он помнил лишь полубезумный вопль своей матери. Совсем рядом. Так невыносимо близко, но достаточно далеко для того, чтобы ничего нельзя было сделать или изменить. Тошнотворный запах гари и чужой крови, вонзающийся в ноздри, миллиард посторонних звуков: криков, стонов, воя сирены, жадного треска беснующегося пламени - этого было достаточно, чтобы мир вокруг превратился в смазанное вопящее на все лады безликое пространство. На тот момент у его мира было только одно лицо - залитое кровью лицо его матери. Они хотели погулять вдвоем, потому что ностальгия смурными осенними вечерами бывает особенно сладка. Казалось, все можно было повторить в ювелирно-хронологической последовательности: пройтись привычной дорогой от школы, завернуть за угол, купить в памятном ларьке лимонад и мороженое, обойти все любимые магазины, рассматривая яркие, пестрящие красочным изобилием витрины и говорить. Говорить обо всем на свете. О том, о чем детям, порой, бывает невыносимо тяжело рассказать родителям: о планах на будущее, о том, что может их сорвать, о старых обидах, о непонимании и любви, о грустном и о забавном, о замечательном и недостойном внимания... Говорить до тех пор, пока сентябрьский воздух не расколет на части оглушительный грохот, а сердце не пронзит отчаянный крик, который разделит жизнь на "до" и "после". На плечо Таичиро легла чья-то заботливая ладонь. Мужчина вздрогнул, и тлеющая сигарета-таки выпала из онемевших пальцев. - Все хорошо. Ее увезли. Вот адрес больницы. Уверяю вас, ее жизни ничего не угрожает, - убежденно произнес Хирото, уверенно глядя в невидящие глаза собеседника и протягивая ему потрепанного вида листок. Исогаи в ответ молчал, затем кивнул, снова уткнувшись лбом в колено и проигнорировав протянутую ему навстречу руку. Приступ паники выкачавший из него всю энергию и снесший даже инстинкт самосохранения уже прошел, оставив за собой безумную слабость и тотальное безразличие. И хотя в глубине души Таичиро понимал, что последнее куда опасней, чем все больные порывы "сделать что-то вот прямо сейчас" вместе взятые, он ничего не мог с собой поделать. Все чего ему сейчас хотелось - это ничего не видеть, не слышать и не чувствовать. Однако у его собеседника была на этот счет иная точка зрения. И за наличие этой самой точки мужчине хотелось пропечатать смазливому бармену промеж глаз, то ли за то, что она иная, то ли потому что верная... - Вам нужна медицинская помощь, - настойчиво повторил Хираи черт знает какой уже раз. - Нет, - отрезал мужчина и мотнул головой, стряхивая со светлых волос остывший уже пепел. Огненные бабочки по прежнему порхали вокруг. - Да! - рявкнул юноша и рывком поднял блондина за руку. Последний, не ожидая такого напора и не рассчитав силы, вскочил на обе ноги. Вскочил и тут же скривился от пронзившей левую лодыжку острой, как бритва боли. - Ну как? - с нескрываемой мрачной издевкой вопросил Хирото, - Приятно? Это называется вывих. И его нужно вправлять. Голеностопный сустав поврежден. Нужна помощь врача и немедленно. Пока вы находились в состоянии аффекта, вы не чувствовали ни боли, ни дискомфорта, но сейчас... Прошу вас, перестаньте упрямиться, идемте! Последняя фраза прозвучала откровенной мольбой, и, встретившись с пронзительным взглядом ореховых глаз, Исогаи послушно оперся на подставленное так вовремя плечо. Когда этот надоедливый рыжий объект возник в его поле зрения, Таичиро не помнил. Может быть, когда его самая любимая женщина хрипела от боли среди бурых разводов на асфальте и подступающего пламени, может быть, когда ее уже укладывали на носилки, или когда он рвался уехать с ней, но его не пускали, оттаскивая за руки: раненых было слишком много и забивать машины скорой помощи относительно здоровыми людьми - обезумевшими близкими каждого из пострадавших, было бы наивысшей степенью идиотизма и садизма в одном флаконе. Итог был один - Хирото наблюдался рядом, он помог, он пытался привести равнодушного ко всему и во всем Таичиро в чувства, и вместе с этим как-то совершенно абсурдно раздражал. Может, потому что они всего один раз пересекались в случайно подвернувшемся гей-баре, может, потому что Исогаи не понимал, что этот персонаж делает в Токио, может, потому что не доверял ему после того, как безо всякой веской причины крайне неуважительно с ним обошелся, заставив нарушить устав заведения и подвергнув риску лишиться работы, и теперь боялся, что юноша ответит ему тем же, но скорее всего потому что терпеть не мог демонстрировать свои слабости. На самом деле, причина была лишь в этом. Его быстро перевязали, вернув на место беглый сустав, и даже сунули под нос ватку с аммиаком. Молоденькая девушка в темно-синей медицинской экипировке удостоверилась, что вездесущий бармен доставит мужчину до дома, что-то быстро втолковала ему, сунула в руку исписанный кривым торопливым почерком рецептурный бланк и ринулась дальше. Уже сидя за столом в родной маленькой кухне и обжигая пальцы фарфоровыми краями своей любимой чашки, Таичиро подумал, что не так уж это и плохо - то, что Хирото сейчас рядом. В эту минуту ему было одиноко, как никогда. Юноша ловко управлялся со скворчащей сковородой и лопаткой для жарки рыбы, решительно настроенный покормить, напоить и спать уложить, прежде чем покинуть скромную обитель мужчины. Исогаи медленно поднялся со стула, отставив дымящийся чай, развернулся к окну. Ему не хотелось, чтобы случайный гость видел его лицо. Хирото выключил плиту и, переложив пышащий жаром и пахнущий специями кусок рыбы на тарелку, обратился к хозяину квартиры: - Все в порядке? Исогаи молчал, разглядывая стелящийся в антрацитовом ночном шелке город и его мигающие разноцветные огни. Хираи подошел ближе, несмело положил руку ему на плечо. - Исогаи-сан? - Как думаешь, она уже пришла в сознание? - Я ммм... - замялся парень, - Мне тяжело говорить это вам, но... Я реалист, так что... Я думаю, нет. Пока, нет, - голос Хирото был тихим и грустным. - Это хорошо, - мужчина обернулся, - Хочу быть рядом, когда она очнется, - его голос был хриплым, отдающий отчаянием и горечью. Они стояли совсем близко. Хираи почти чувствовал теплое рваное дыхание на своем лице. Не выдержав взгляда собеседника, юноша отвел глаза, занавесив их челкой, и чуть сжал на мускулистом плече белую костлявую кисть. Чуткое сердце кольнула острая игла сострадания и чего-то трудноопределимого. Того, чему имя можно будет дать лишь несколько месяцев спустя. Исогаи смотрел на бледное печальное лицо миловидного бармена, видел его выразительные опущенные в пол глаза, ощущал его руку на своем плече и понимал - раздражение давно отступило, осталось лишь ощущение того, что он сейчас в нем нуждается, нуждается в ком-нибудь, кто может успокоить. Хирото, очевидно, мог. Мужчина обессиленно опустился на подоконник и, вцепившись в него руками, обреченно опустил голову. Но получилось, что уткнулся лбом парню в предплечье; последний стоял достаточно близко и не стал возражать - просто обнял. Хирото был теплый и худой, от него пахло миндалем и тимьяном, а от белых рук - чабрецом. Исогаи неловко подвинул больную ногу, с удивлением отмечая, что больнее все-таки саднит в области сердца. Он тихо выдохнул, на мгновение представив, что сейчас, скорее всего, губы юнца касаются его волос. Картина эта оказалась на удивление приятной, хоть и запретной, поскольку противоречила его предпочтениям. Однако переживший сильный стресс разум переиначивал все на свой лад. Таичиро несмело приобнял парня за талию, притягивая ближе. Последний не сопротивлялся, только погладил его по спине. Мужчина прикрыл глаза, ощущая себя преданным самим же собой, но уютно. И хорошо. Перед женщиной показывать подобную слабость тяжело и постыдно, перед другом - неловко, перед Хирото... Перед Хирото - так, как сейчас. Устало. Легко. Безмятежно. Бездумно. "Это всего лишь кратковременный момент слабости. Всего лишь одна маленькая слабость. Слабость..." Что будет, если сам Хирото станет его слабостью, Исогаи пока не думал. Чувственные губы невесомо и ласково касались спутанных серебристых волос. Это была всего лишь маленькая слабость... Тоже.