Их последний кадр

      — Это все, что я хотел для тебя, Уилл, — голос Мадса звучит хрипло, непреклонно, так как и положено его персонажу - Ганнибалу Лектеру. Его игра, так же как и Хью, идет превосходно, плавно. Она реалистична настолько, что, если прислушаться, можно услышать со стороны съемочной группы тихие и сдавленные всхлипы. Но ни Хью, ни Мадс не обращают на это внимания. Они поглощены процессом их игры, их последнего дубля и кадра в данном шоу. — Для нас двоих.       "Ганнибал" перестает тупить взгляд, медленно и томительно переводя его на подрагивающего "Уилла", который будто в бреду хватался за одежду "маньяка", не желая отдаляться. Теряться. Не желая терять. Лихорадочные всхлипы и крупная дрожь. "Уилл" буквально через силу улыбается, глядя на "Лектера" мутным взглядом и шепча, чтобы никто не слышал:       — Это прекрасно.       Где-то на площадке послышался сдавленный стон Фуллера. Заметно, что продюсер очень доволен этой игрой, впрочем, как и самим собой, разумеется.       "Грэм" крепко сжимает в ладонях кофту "Ганнибала", падая в его объятия, прижимаясь щекой к широкой мужской груди и хрипло дыша. Так хорошо, так легко, так правильно. Именно так, как оба хотели уже достаточно давно.       Но вот рука "Уилла" мягко обнимает "маньяка" за шею, крепко прижимая того к себе. Дыхание обоих участилось и вот... Двое мужчин падают с обрыва, не в силах более держаться на ногах. Они свободны, они вместе. Теперь вместе...       Но спустя некоторое время слышится тихий смех. Ох, если бы на съемочной площадке все было так же трагично, как и на экране, но нет же.       Стоило низкому мужскому голосу оповестить "Стоп, камера!", как вся группа повскакивала со своих мест, громко и восторженно крича, аплодируя и, кажется, даже открывая бутылочку вина или шампанского. Это был последний кадр, столь грустный и раздирающий душу, но и столь же потрясающий, драматичный и... Идеальный? Да, именно! Именно, что идеальный.       Но за всей этой шумихой никто будто и не заметил, что в толпе плачущего и улыбающегося съемочного состава не было двух самых главных людей, которые так и не выбрались из самодельного обрыва высотой в два метра, на дне которого были расстелены маты. О да, именно этот "обрыв" собирались монтировать под высокую скалу, берег на самом краю Атлантического Океана. Там же, на матах, оставались лежать двое актеров, которые, как возможно выразился бы Брайан, "все никак не выйдут из роли".       — Сбежишь со мной, Уилл? — насмешливым шепотом интересуется Мадс, продолжая крепко держать "окровавленную" рубашку Хью, притягивая того ближе к себе, даже несмотря на то, что тот практически лежал на нем, упираясь одной рукой по правую сторону от головы Миккельсена, а коленом - меж ног датчанина. И это абсолютно никого не смущало. Ну... Может только если бы кто-то из группы их заметил.       — Сбегу, — так же шепотом вторит Дэнси, ложась всем телом на Мадса и нависая над его лицом. Буквально пара сантиметров. Всего лишь... — Сбегу.       Мадс не выдерживает первым, мягко, но торопливо поддаваясь вперед и буквально ловя растянутые в ухмылке губы Хью, целуя их медлительно и нежно. Британец утопал в этом тепле так, как утопал бы Уилл с Ганнибалом в океане. Его накрывала колкая волна желаний так, как накрывал бы толстый слой воды маньяка и профайлера. Он хотел быть с Мадсом так же сильно, как этого хотел Лектер, долгие годы испытывая жажду по одному лишь взгляду Грэма.       И сейчас они были вместе. Как одно целое. Как сшитые воедино. Как те, которых не отобьет друг у друга даже тяжелая волна.       По крайней мере, они будут таковыми, пока их не заметит кто-нибудь с площадки. Пока не остановит их личный последний кадр.