Народ с лунными глазами.

…И шкура их, точно выдубленная кожа дельфинов с влажной шерстью, веющей запахом прогоревших совиных перьев, горькой соли и прелых водорослей. И пускай они и порождение песни моря, взгляд у них покорный, как у зверя, смотрящего на стрелу, указывающую на него; взгляд сожаления и застывшего северного сияния. Кровь их не вызывает штормов, да и без шкуры их увидишь нечасто, но душа их чиста, как склянки совиной ведьмы Махи. Не услышишь и песни их — только надломленный вскрик, будто напоминающий, что они — не людской, а тюлений народ. Но вот Сирша… Сирша это забыла. Да, она плавает с тюленями и видит сказки, но больше не верит ни во что. Имена лесных духов уже не вспомнить (как и саму песню, что могла пробудить камень и вернуть Махе веру). Сирша больше не пугается совиного взгляда, не обращает внимания на эти палевые перья далеко от леса. Банально, правда? А твои попытки вновь породниться с морем похожи на рецидив болезни. Почему для людей вера в магию равна детскости. Странно, но только тогда мы и не чувствуем боли, от которой хочется вскрыть себе вены или кинуться навстречу шторму. О, а ты все равно как ребенок! Крутишь и вертишь цвета своего мира, пытаясь удержать сказку и реальность на часах весов. Увы, твой выбор был в шестилетнем возрасте. Хэй, Сирша, не грусти. Призрачных псов МакЛира больше нет, как и твоей белоснежной чешуи и возрождающей песни; Маха свободна от своих оков, а Шанаши расплетает косы, всматриваясь в блуждающие огни памяти. Ты сделала выбор: отдать магии и сказкам другой мир. Ты могла уйти с ним, но (ирония) больше ты нигде прижиться не можешь. Кроме моря… Бестолковая селки без своей шкуры пытается утопиться.