Лето

Вверх, а потом вниз. Из манящей голубой прохлады в пропасть, отчего сладко замирает что-то в груди. Болтая ногами в изящных босоножках, отталкиваясь каблуками – как только не ломаются тонкие шпильки?! – от земли, Грелль взмывает все выше, чтобы дольше падать вниз, зажмуриваясь. Тянется руками к ветке клена над головой, когда качели взлетают наиболее высоко, срывая с нее зеленый клейкий листок. Летать – и наслаждаться этим полетом, свободой, солнцем... и любимым человеком. А Уилл раскачивает поскрипывающие старые качели, на которых сидит его алое любимое чудо, в тихом жарком дворике, утопающем в зелени черемухи. Уилл улыбается – уголками губ, но все же – ведь Грелль такой еще ребенок. Беззаботно хохочет, запрокинув голову, позволяя ветерку ласкать тонкую длинную шею, восторженно-испуганно пищит, когда качели делают "солнышко", а алые роскошные волосы на миг касаются пыльной травы. Куда только исчезает его жеманность, визги по поводу сломанного ногтя и испорченной укладки? Уилл именно таким и любит Сатклиффа – настоящим... И в этом тихом теплом летнем дне, в этом мгновении хочется остаться навечно. И впитывать в себя, как губка, то счастье, что дарят им старые скрипучие качели. Через часок, когда уже начнет темнеть, Грелль слезет с качелей – потирая затекшую пятую точку, пошатывающийся, нетвердо ступающий после многочасового полета, и Уилл возьмет его за руку. Так они и пойдут – два совершенно разных человека, пойдут по еще более шумному, нежели днем, вечернему городу. Оба будут улыбаться, и усталый, довольный, счастливый-счастливый Сатклифф положит Уиллу голову на плечо. Тот не оттолкнет – может, в первый раз жизни не оттолкнет Грелля на людях. Они будут сидеть на скамейке, неотличимые сейчас от сотен других парочек, что гуляют в парке по ночам. А завтра Грелль снова потащит Ти Спирса кататься на качелях.