Миры

      Шинейд помнит их первую встречу: Гамильтон смотрелся глупым, невежественным, стереотипным спортсменом, мальчишкой, который изо всех сил старался казаться мужчиной, мальчишкой, который знает свой мир так хорошо, словно потерялся в нем.       Потому что это Гам. Он никогда по-настоящему не хватался за реальный мир, потому что никогда не хотел покидать свой собственный. Он всегда чувствовал, что если однажды выйдет из него, то потерпит неудачу.       Шинейд никогда не увлекалась технологиями так, как ее братья, - она посвятила всю себя попыткам добиться уважения своих товарищей, делая для них что-то насущное. Она сделала реальность своим миром. Но так же, как и он, знала мир так, что сама погрязла в нем.       Они оба были настолько убеждены в своих идеях, что идеализирование вскоре стало для них так же важно, как и дыхание.       - Ты влюблен только в мои идеи, Гамильтон! Я не могу стать королевой твоего мира так же, как ты - моим королем, - воскликнула она и, глубоко вздохнув, продолжила: - Я не могу... Я не могу измениться для всего этого. Я не смогу измениться ради тебя.       - Ты всегда говоришь, что не можешь что-либо сделать, Шинейд! Ты не можешь это, не можешь то. Помоги себе, Шинейд, помоги нам! - ответил Гамильтон. Она тряхнула головой и отвернулась, желая скрыть слезы.       - Мы так погрязли в собственных мирах, чтобы сделать это, - тихо произнесла девушка. - Гамильтон, мы так увязли в своих идеях этих миров, в идеях вообще, что и отношения становятся лишь идеей. Нам нравятся идеи друг друга больше, чем наши собственные, и это печально. Мои ориентиры мне дороже твоих, Гамильтон. Посмотри на меня и скажи, что это так и для тебя.       Парень взглянул на нее и поражено вздохнул. Шинейд права. Он присел, задумавшись.       - Мне жаль. Я просто жалок, Шинейд. Я могу попробовать справиться с этим сам, могу... Я смогу измениться.       Парень склонил голову, зная, что перемены будут лишь принятием желаемого за действительное; он закрыл свой мир так плотно, что ему стало предельно трудно признавать кого-то еще.       - Это не сработает. Нам не удастся. Прости, Гам, я так считаю. - Шинейд грустно улыбнулась ему.       Гам... Она не называла его так с его двадцать третьего дня рождения в прошлом году.       - Ты можешь подарить мне последнюю ночь? - спросил Гамильтон. Это был еле слышный шепот - если бы они не были одни в одной комнате, девушка бы попросту не услышала этого.       - Хорошо, - сказала она, - хорошо.

***

      Они стояли рядом друг с другом той ночью. Гамильтон закрыл глаза и не проронил ни слова. Шинейд просто смотрела на стену, находясь спиной к нему. Они не целовались, не делали ничего - лишь были рядом, позволяя молчанию окутать их.       Она не спала. Девушка не сводила глаз с часов, находящихся рядом с его кроватью, так как считала минуты до полуночи.       11:45. Она села и посмотрела на него и его окружение.       "Это то, что могло быть у меня," - подумала Шинейд.       11:50. Она обулась, взяв ручку и стикер, написала: "Мне жаль".       11:55. Она приклеила стикер на его стол и, схватив сумку, покинула его комнату.       12:00. Она завела машину и поехала к себе домой.       Гамильтон слышал каждый шаг, каждый вздох, каждых штрих ручки. Он избегал слез так долго, как только мог.       12:05. Он открыл глаза и впервые за долгое время расплакался.