Эгоист

Волд пропадал то с французами, то у Вэл. Гарри тоже один раз заглянул в особняк на Гриммо. Волд смеялся как мальчишка и, кажется, полностью отдавался ностальгии. Все-таки Вэл была его лучшей подругой до того момента, как для него исчезло понятие «друзья». Разговор с Ремусом прошел странно. Вроде бы результат получился желаемый, но ощущения на душе остались неприятные. Они встретились в небольшом семейном кафе. Гарри пожал руки мужчинам. — Андромеда, — галантно склонился к тыльной стороне ладони. — Нимфадора, — такой же мягкий полупоклон. — Лучше Тонкс. — Вам не нравится ваше имя? «Подарок нимф». По-моему, вы его достойны. Женщина вспыхнула, но смогла удержать цвет волос русым. — Теодор, покажись мне, — Гарри присел на корточки и обратился к спрятавшемуся за мать малышу. — Я Тедди, — выглянул мальчик. — А ты кто? — Меня зовут Гарри, я кузен твоей мамы. — Привет, дядя* Гарри. — Ой, какой же я дядя?! Разве я такой старенький? Говори просто Гарри. — Хорошо, Гарри, — засмущался мальчик. — Как насчет порции мороженого, Тедди? — Клубничного? — лукаво улыбнулся ребенок. — Тедди, ты еще не обедал, — обратилась к сыну Нимфадора. — Тогда надо пообедать, правда, малыш? — спросил Гарри. Ребенок согласился. В итоге обед заказали все. Гарри не мог заставить себя прикоснуться к тарелке. Одно дело: ставить условия в сделках бизнес-партнерам, а другое: говорить обычной женщине, как она должна растить сына. Совесть неприятно колола. — Гарри, почему ты ничего не ешь? Мама говорит, что надо кушать, чтобы быть сильным. Даже морковку есть заставляет. — Мне мама ужасно давно такого не говорила. — А почему? — Она ушла на небо. — А папа? — Тедди, — попробовала оборвать его Нимфадора. — Он тоже. — А бабушка и дедушка? — И они. — И у тебя совсем-совсем никого нет, кто о тебе заботится? — У меня есть Волд. Я тебя потом с ним познакомлю. — Одного человека мало. Я тоже у тебя буду, хорошо? — Хорошо, — улыбнулся Гарри. — Тогда ешь, — повелительно сказал Тедди. — Ладно, малыш. Но я морковку не люблю, — Гарри скривил какую-то непонятную рожицу. — Эх, — тяжело вздохнул Тедди. — Хорошо, я тебе помогу ее доесть. Но только один раз! Я ее тоже не люблю. Гарри улыбался широко-широко, стараясь не засмеяться. Он и не думал, что детская непосредственность бывает настолько милой. Младший брат Панси бесил его невозможно. Впрочем, Панси и сама этим отличалась. — Тедди, а ты читать умеешь? — Совсем чуть-чуть, но мама мне буковки показывает. — Ооо, — протянул Гарри. — Тогда придется мне повременить с подарком для тебя. Ты все равно его использовать не сможешь. — А может, ты мне сам почитаешь? — Да там книжка про то, как зелья варить, а я это совсем не умею. — Почему не умеешь? Папа говорит, что в Хогвартсе всех учат. Ты ведь там учился? — Да, я там учился, но к зельям у меня таланта нет. — А к чему есть? — Я танцую неплохо. — Глупый ты. Я про магию. — А что магия? Мне вот говорят, что я сильный маг, только я для этого ночи напролет не спал, а тренировался. Магия у всех есть и только ты решаешь, слабым быть или сильным. — Сильным! — Для этого надо много учиться. И книги читать, и практиковаться. Не устанешь? — Нет! А ты будешь мне помогать? Папа сказал, что не будет учить, потому что в школе всему научат. — Ой, в школе очень-очень немногому учат. Чтобы быть по-настоящему крутым, надо знать хотя бы три языка, уметь себя вести, танцевать и заниматься фехтованием и конным спортом. Лучше бы еще на музыкальном инструменте играть, но я и сам не умею. Вместе поучимся, когда ты чуть-чуть старше станешь. Тедди согласно покачал головой. Тед Тонкс, Ремус и Нимфадора смотрели удивленно. Андромеда лукаво улыбнулась. — Меня бы кто так воспитывал. — Мне Вэл призналась, что Сириуса и Регулуса просто заставляла что-то делать, а мне в пятнадцать она объяснила зачем. С портрета особо не заставишь. И она очень удивилась, когда я за три года тренировок превзошел и непослушного, но способного Сири и прилежного, и чуть менее одаренного Реджи, которые учились тому же всю жизнь. — Ты, я надеюсь, не хочешь Тедди забрать? — Куда забрать? — спросил мальчик без какой-то определенной эмоции. — Никуда, кушай. Нет, не хочу. Буду приходить раз в месяц, или раз в неделю. Кстати, дом на Гриммо нуждается в жильцах. Стены не только слышать, но и говорить умеют. — Ты предлагаешь переехать? — Да, я введу-верну всех в Род. Тед, ты же колдомедик? Вернешься в Мунго. Волд ввел законы, защищающие оборотней, так что ты, Ремус, тоже сможешь куда-то устроиться. — Не оправдывай его! Он убийца! — взвилась неожиданно Нимфадора. — Рефлекс собачек Павлова, — осадил ее Гарри. Его едва ли поняли, но тон оценили. — Он политик. На совести Дамблдора тоже есть смерти и поломанные судьбы. Тедди доел картошку и попросил обещанное мороженое. Гарри заказал себе и ему, остальные отказались в пользу чая. Где-то через час все были на Гриммо. — Гарри? — вышел на звук Волд. — Привет, — Гарри поцеловал его в щеку. Тедди споткнулся, упал и заплакал. Волд подхватил его на руки. — Чего ревем? — Боооольно. — Разве ж это больно? Сейчас полечим и все пройдет, — Волд залечил разбитые колени и ладони. — Только не реви, я тебе конфету дам. Тедди моментально успокоился и улыбнулся. — А какую конфетку? — Шоколадную. Тинки, принеси мальчику конфет. — А это кто? А ты Волд? А я теперь тоже о Гарри забочусь! А правда, он хороший? Он сказал, что будет меня учить быть по-настоящему крутым магом. — Гарри, чему ты ребенка учишь? Они в таком возрасте не должны знать слова «крутой». Я Волд, а ты кто? — Тедди, — объяснил ребенок. Тут появился Тинки, и Тедди снова спросил, кто это. Волд объяснил, скормил мальчику конфету, сказал, что вторую можно, когда Гарри все дела закончит. Все это время остальные удивленно молчали. Волд пощелкал пальцами перед их лицами. — Отомрите. Чему вы удивляетесь? Гарри, ты вообще-то знаешь, что я приютский, мог бы догадаться, что умею с детьми общаться. — Что значит, «приютский»? — У меня родителей нет. — А почему? — Мама ушла на небо, а папа меня бросил. — Почему? — Он был плохой человек. — То есть о тебе никто не заботился? — Да. Правда, сейчас у меня есть Гарри. Он обо мне заботится. Ребенок прилип к Волду и даже после ритуала не хотел с ним расставаться. Тедди облазал весь дом, нашел какие-то старые игрушки, поругался с половиной портретов, а с остальными подружился и начал уговаривать родителей жить тут, тем более: «Гарри зовет». Ребенок влюбился в дом, а здание вздохнуло вновь, услышав топот детских ног. Взрослые боялись отпускать мальчика одного с Волдом, но Гарри несколько раз повторял, что все в порядке. Тедди бегал по дому, довольно громко смеясь и что-то рассказывая, так что Волда, чью руку ребенок не отпускал, не могли обоснованно назвать опасным. Через пару дней после этого Волд, придя с работы, нашел любимого в библиотеке. Гарри читал, закинув ноги на спинку дивана: книга была относительно новой и не требовала трепетного и бережного отношения. — Удобно? — Да, привет, — Гарри поболтал ногами. — Погоди, сядь нормально, — Волд подошел ближе. Гарри послушался и очень удивился, когда Волд опустился напротив на колени. Тот взял его ступню в руки и приподнял. — Не показалось, — Волд достал палочку. — И кто только успел? — он колдовал, снимая с Гарри проклятье. — Это пятнышко могло тебя убить через пару месяцев. Волд начал напевать на незнакомом Гарри языке, колдуя уже руками. Над небольшим черным пятнышком начал клубиться дым. Через минуту все кончилось. — Не заметил, когда получил? — целуя в косточку, спросил Волд. — Нет, но ты же меня спас? — едва ли не мурлыкнул Гарри. — Как насчет проверить все остальное на предмет таких сюрпризов? Волд заметил шало блестящие глаза и увеличившийся бугорок в штанах, оценил всю двусмысленность их позы. Паранойя, рвавшаяся искать неудавшегося убийцу, неожиданно успокоилась и он рассмеялся, уткнувшись лбом Гарри в колено. Так же неожиданно Волд магией раздел его, мягко прикоснулся рукой к своим губам и прикусил кончик пальца. Нежные, невесомые поцелуи и едва заметные, будто случайные касания пальцев поднялись от изящной щиколотки к бедру, затем зеркально отразились вдоль второй ноги. Гарри ласково погладил его по волосам, отдельно обведя столь чувствительные уши. Волд, хоть и сам остро реагировал на происходящее, делал всё медленно. Он целовал бедра Гарри, оставляя тёмные метки на коже, обжигал дыханием член, но не прикасался к нему. Гарри ждал, наблюдая за едва заметными на сосредоточенном лице Волда признаками желания. Тот чуть покраснел и полуприкрыл глаза с расширенными зрачками. Он вёл его и управлял им: не заставлял, но вынуждал просить, умолять о чем-то большем. — Волд, пожалуйста… — Гарри мог бы удержаться от стона, но не видел в этом смысла. — Да? — Волд приподнял бровь, почти правдоподобно изображая безучастное отношение к происходящему. — Хах… Волд… Пожалуйста, мне надо больше. Волд ухмыльнулся, но просьбу выполнил без промедления. Губы обхватили головку. Язык ощутил привычную мягкость кожи и твердость мышц. Руки крепко держали Гарри за бедра, мешая ему самостоятельно толкнуться глубже. Волд чарующе медленно двинулся губами вдоль члена. Гарри жалобно всхлипнул. Он вцепился в подлокотник дивана, даже не подумав, однако, крепче сжать пальцы второй руки, все ещё гладящей Волда по волосам. Оба знают, кто сейчас главный. Гарри получает удовольствие, подчиняясь абсолютно, отслеживая каждый взгляд, каждый жест и следуя безмолвным приказам. Волд восхищается и мучает. Он с трепетом и нежностью целует горячий от прилившей крови член, обводит языком выступающие, чётко очерченные вены или заглатывает почти до конца. Гарри смотрит на розовеющие щеки, на чёрные длинные ресницы, едва заметно дрожащие. Иногда он ловит взгляд тёмных глаз, и жгучее, страстное желание в нем опаляет Гарри горячее огня. Он смотрит на собственный член, то исчезающий, то появляющийся между почти красных, ставших пухлыми губ. Волд время от времени чуть отвлекается от процесса, наслаждаясь реакцией Гарри. У того по широкой груди катятся капельки пота, он кусает губы и запрокидывает голову на спинку дивана. Перед глазами у Гарри на миг потемнело, а среди его хриплых вдохов прозвучал стон удовольствия. Волд чуть отстранился, облизывая губы. — Иди ко мне, — попросил Гарри. Волд встал, быстро снимая брюки и белье. Гарри притянул его к себе на колени, поцеловал в шею и обхватил рукой член, обводя головку большим пальцем. Другой рукой он медленно расстегивал пуговицы рубашки Волда. — Какой ты восхитительный. — Что ты?.. — Очень чувственное зрелище, ты знаешь? Кажущаяся невинность. Волд на это заявление только опустил взгляд на скользящую по его члену ладонь. Гарри усмехнулся, обжег дыханием шею и прикусил ему мочку уха. — Такой прекрасный и весь мой. Сладкий и острый, как шоколад с перцем. Провел ладонью по плоскому животу, пересчитал ребра. Пальцы ласково погладили соски, и рука скользнула на спину, обнимая за талию и притягивая ближе. — Такой изящный, обманчиво хрупкий. Хочется запереть: защитить от всех бед мира и забрать в единоличное пользование. Волд уткнулся лбом ему в плечо, пытаясь игнорировать. Гарри редко говорил во время секса, но если говорил, то не какие-нибудь глупости, а проникающие глубоко в душу слова. Комплименты, которые значат больше, чем звучит вслух, принимать в разы труднее. Клятвы, связывающие души вместе прочными канатами, которые врастают так, что, кажется, попробуй оторвать — и скончаешься от боли. — Я знаю ритуал, — произносит Волд спустя пять минут, так и не подняв головы. — Вернее, знаю, где спросить. — Да? — Малфой, который Абраксас, рассказывал как-то одну историю, почти легенду их рода. Ситуация, правда, казалась сказочной, да еще антураж конца восемнадцатого века атмосферы добавлял. У девушки уже была заключена помолвка, но вмешалась любовь. Там еще жених, согласно законам жанра, дурак, нищий и все такое прочее. Тот Малфой на девушке женился все-таки и, насколько я понимаю, выбрал ритуал без помощи родителей. — Получил равный брак с кучей дополнительных ограничений? — Да. Верность, невозможность причинить боль, деление пополам печалей и удвоение радостей, кровная связь, откаты, если любимый не счастлив по твоей вине. Кольца, кстати, им даны ритуалом и брак равный настолько, насколько это вообще возможно. — Ты согласен? Звучит так, будто ты недоволен. — Этот ритуал связывает души. Когда та леди Малфой умерла, ее муж заболел. Он скончался через два дня и все время повторял, что и дальше должен идти с супругой. Сам понимаешь, насколько душа тонкая и неисследованная материя, а учитывая мои… эксперименты в прошлом, и вовсе непредсказуемая. Ты можешь получить часть моего безумия. Или, возможно, этот ритуал соберет мои крестражи вместе обратно. Мне семьдесят, а тебе и двадцати нет, Гарри. Даже если я проживу до ста двадцати, для тебя это будет только семьдесят. — Пятьдесят счастливых лет или ревность? Я все еще голосую за свадьбу. — Я счастлив. — Навестим Малфоев? — Да. Ох, то есть да, конечно, но это будет… познавательно.