Разговоры по душам

Дни после Интерхая похожи на густую патоку. Тянутся липко и вязко, и Сангаку чувствует себя пчелой, по собственной глупости вляпавшейся в приторно-сладкую тягучую массу. Кому-то янтарь и вечная память, кому-то патока, такая жизненная несправедливость. Сангаку бесцельно шатается по опустевшей школе — в безлюдных коридорах можно снимать фильмы ужасов, что-нибудь о параллельном измерении или о городе-призраке, или… Вот, в пустом школьном саду можно постапокалипсис снять, будет очень убедительно и правдоподобно. — Эй, чудик. От негромкого оклика Сангаку почти подпрыгивает, в прыжке же разворачивается. Отставить фильм ужасов, теперь можно снимать школьную комедию. Или триллер, как получится. Волосы у Аракиты-сана мокрые после душа. Когда он отряхивается, будто большой пёс, на Сангаку летят брызги. — Что ты тут забыл? — ворчливо (хотя, зная его, можно сказать «благодушно») справляется Аракита-сан. — Каникулы ведь. Вопрос, конечно, интересный. И правда, тут особо не шастают — на каникулы разъехались почти все, кроме таких, как Аракита-сан, для которого, похоже, даже пустая школа предпочтительнее родительского дома. — Я классическую литературу чуть не завалил, — виновато улыбается Сангаку. — Теперь нужно на дополнительные занятия… — Меньше спать на уроках надо, — припечатывает Аракита-сан. — Уже закончили? Или свинтил? — Обижаешь. — И в мыслях не было. Так свинтил? — На пятнадцать минут раньше, — признаётся Сангаку. Аракита-сан удовлетворённо кивает. — Вот это уже больше похоже на правду. Ладно, раз всё равно не занят — пошли, Шинкай просил присмотреть за его животиной. Сангаку только теперь обращает внимание на пакет с овощами. — Шинкай-сан куда-то уехал? — Ага, вместе с Фуку-чаном свалил в Хадано, — фыркает Аракита-сан. — У них свои тренировки. Точно, Шинкай-сан ведь упоминал, что на каникулы вернётся домой. Говорил ещё, что с младшим братом хочет потренироваться, хоть тот и горняк… Интересно будет, если тоже поступит в Хаконе. — Чего застрял? — зовёт Аракита-сан, и Сангаку замечает, что всё ещё покачивается на пятках, не особо перемещаясь в пространстве. — Идём, раз всё равно встретились — хоть языками почешем, а то мне скучно с этой зайчатиной. Если совсем честно — Сангаку боится, чем может закончиться такой разговор. Собственные мысли, стоит встретиться с кем-то из команды, неизменно улетают в одном вполне конкретном направлении, и Сангаку это совсем не радует. Призрак Интерхая заунывно воет над ухом, бряцает цепями и ведёт себя крайне навязчиво. Тем более, с Аракитой-саном они об этом не говорили… Сангаку просто не мог себя заставить — знал, что для него этот чемпионат значил, пожалуй, даже больше, чем для всех остальных; а Аракита-сан то ли проявлял несвойственную ему тактичность и не поднимал болезненную для всех тему, то ли просто не считал нужным «распыляться на ля-ля». С другой стороны, обсудить надо. Только Сангаку совсем не может поручиться, что не сорвётся снова. Не хочется терять лицо ещё больше. Поспевать за широким шагом Аракиты-сана непросто, но Сангаку и в голову не приходит попросить его подождать. Впрочем, Аракита-сан и сам замечает. Он наблюдательный, хоть и нечасто это проявляет. — Сильно хромаешь, — комментирует он, притормозив. Оглядывается, смотрит на Сангаку будто бы недовольно, но без укора. — Болит? Взглядом указывает на колени, и Сангаку немного тушуется. — Немножко. — А по запаху не скажешь, — с сомнением тянет Аракита-сан. — Ты хоть к врачу ходил? Врачей Сангаку не любит даже больше, чем классическую литературу. К сожалению, ни врачей, ни литературу его мнение не интересует. — Мама заставила. — И правильно сделала. Ты нам в осеннем сезоне нужен, так что восстанавливайся шустрее. У всех индивидуалки, а ты кукуешь… Сангаку понуро опускает голову. — Извини, мне пока нельзя ездить. — Да я в курсе, — отмахивается пакетом Аракита-сан. Сангаку едва успевает уклониться от реактивной морковки. — Извиняй. Взгромоздись ты сейчас на байк — я б первый тебя стащил и по ушам надавал. Сангаку от этого становится смешно и горько. А Аракита-сан принюхивается, хмурится недовольно. У него совершенно нечеловеческое чутьё, какое очень уместно смотрелось бы в каком-нибудь фэнтезийном фильме, но в реальной жизни от этого скорее неловко. Сангаку теряется всякий раз, когда Аракита-сан «ставит диагноз» по запаху. Жутковато немного, от него будто ничего не скроешь. Почти ничего. Но, наверное, это и к лучшему. — Ты совсем скис, — констатирует Аракита-сан. — Так, тут направо… О чём задумался? Много о чём, всего не перечислишь, но всего и не надо. Сангаку вздыхает и решает, что хватит уже тянуть кота за все подробности. — Аракита-сан, насчёт Интерхая… Кажется, изначально Сангаку просто хотел извиниться. Или объясниться. Или пообещать, что «в следующем году — обязательно»… но в итоге получается невнятный сбивчивый скулёж, слишком жалобный, чтобы хотя бы отдалённо напоминать конструктивный разговор. Аракита-сан не перебивает, слушает внимательно и, кажется, даже понимает. Пока Сангаку выдавливает из себя повинную, они успевают дойти до вольера Усакичи, стоящего совсем на задворках школы — чтобы не трогали. Аракита-сан проверяет что-то, возится с крышкой, то и дело оглядываясь на Сангаку. А затем сажает ему на колени удивлённо шевелящую носом Усакичи. — Держи, успокаивает, — ворчливо поясняет Аракита-сан в ответ на вопросительный взгляд. — Потискай зайчатину, когда перестанешь всхлипывать через слово — продолжишь. Понял? Сангаку не спорит и послушно успокаивает нервы, пока успокоительное не решает променять его общество на общество овощей. Хорошо, что у Шинкая-сана такой терпеливый заяц. Усакичи хрустит выданными ей пайком и на людей внимания вовсе не обращает. Хорошо ей, отрешённо думает Сангаку, у зайцев вообще очень простая жизнь, впору позавидовать, — и возвращается мыслями к прерванному разговору. Косится на недовольное лицо Аракиты-сана, нервозно трёт шею и всё-таки спрашивает: — Аракита-сан, ты злишься? — Злюсь, — кивает Аракита-сан. Он никогда не покрывает правду сахарной глазурью, в отличие хоть бы и от Тодо-сана. — Мы все вкалывали, как проклятые, чтобы попасть на этот Интерхай. Конечно, злюсь. Сангаку опускает голову, стараясь скрыть лицо чёлкой. Вообще-то он именно этого ожидал, не дурак ведь, но всё равно горько. Даже сейчас, хотя уже времени прошло… да не так много, на самом деле. — А ещё злюсь, что ты такая бестолочь, — добавляет Аракита-сан уже намного спокойнее, миролюбиво даже. — Тебе ведь сказали, смотри вперёд и нацелься на победу. А ты сопли жуёшь. Сангаку не находит, что ответить. Семпаи уже успели прочитать ему лекцию. Даже не ругали, хотя имели полное право. Да чего там, должны были такой ушат грязи на него вылить. Но не стали. Сангаку им за это благодарен, но легче не становится. — Бедовый ты, — констатирует Аракита-сан и неожиданно протягивает к нему руку. Сангаку рефлекторно пытается отшатнуться, но только придушенно сипит, когда его обнимают — крепко, от души, едва не выбив из лёгких весь воздух. Аракита-сан ни в чём не признаёт полумер. Сангаку от этого почти смешно и до жжения в горле горько. Поэтому он ничего не говорит — только шумно выдыхает, прижимается теснее. Вообще-то Сангаку нравится обниматься. Это непривычно — с раннего детства такой возможности не было, — но очень здорово, ободряет, успокаивает. Только ни к кому особо с этим не полезешь. Семпаи у Сангаку замечательные, но не настолько у них близкие отношения, чтобы вот так… Но Аракита-сан свой в доску. Даже такой — ершистый, колючий, временами совсем невыносимый, и когда он щерится на весь мир, от него стоит держаться подальше. Только Сангаку и тогда к нему лезет, как настырный щенок, ластится, разве что хвостом не виляет. Просто чувствует — не укусит. Но чтобы Аракита-сан вот так, по собственному почину… Даже не редкость — нонсенс. И глаза щиплет. Сангаку не знает, сколько они так сидят — наверное, не очень долго, потому что Усакичи всего-то и успевает прикончить морковку и теперь тычется ушастой головой Сангаку в бедро. — Ну что, успокоился? — Аракита-сан негромко фыркает, хлопает его по спине. — М-м? — Можно я ещё немножко так посижу? — просит Сангаку, невольно вцепившись в его футболку. Отстраняться очень не хочется. Не сейчас. И не только потому, что глаза красные, кроличьи, и Усакичи может заподозрить конкуренцию. — Да что с тобой делать, — вздыхает Аракита-сан. Взлохматившая волосы ладонь жёсткая и очень тёплая. — Сиди, от меня не убудет… Мелочь, не грызи мои шорты! Это, конечно, адресовано Усакичи. Она удивлённо шевелит носом и переключает внимание на капусту. У зайцев очень простая жизнь, думает Сангаку, впору позавидовать. Но некоторые радости жизни им недоступны. — Аракита-сан? — снова окликает Сангаку, вспомнив об одной вещи, которая беспокоит его, пожалуй, не меньше больных коленей. — Чего тебе, чудик? — Ты приедешь на следующий Интерхай? В следующем году? — Ясное дело, — Аракита-сан смотрит удивлённо, будто Сангаку сморозил чудовищную глупость, а затем притягивает к себе и от души взлохмачивает волосы. — Буду ждать на горном финише. Поэтому не раскисай, угу? Сангаку судорожно кивает. Всё, надо собраться, подвязать растрепавшиеся нервы... Только не получается. — Слушай, если опять сезон дождей устроишь — я точно тебя к психологичке местной оттараню, понятно? Понятно, кивает Сангаку, как не понять. Аракита-сан вообще очень доходчиво объясняет. — С чего ты вообще взял, что я могу не приехать? — Ну… Ты ведь выпускаешься, — бормочет Сангаку. — И из команды тоже… Наверное, он действительно сказал что-то очень глупое, потому что на лице Аракиты-сана читается искреннее недоумение. Его эмоции вообще довольно легко читать, но временами Сангаку всё равно не знает, чего от него ожидать. Вот как сегодня, например. — Кто сказал, что можно уйти из семьи, — пожав плечами, хмыкает Аракита-сан, и Сангаку громко шмыгает носом — и от смеха, и от странного щемяще-тёплого чувства, наверное, похожего на облегчение. — Взбодрись, чудик. Отвоюешь ещё корону, а пока прекращай меня поливать, усёк? — Усёк, Аракита-сан, — улыбается Сангаку и демонстративно вытирает слёзы о его футболку.