Странники в ночи

Тонкая струйка сигаретного дыма поднимается вверх, достигая пожелтевшего потолка, и расползается в стороны, пока ночной воздух не выносит облако из комнаты. Человек в кресле ежится, фуражка сползает на глаза, но не спешит закрывать окно. Курение в мотеле строго запрещено, и, хотя вероятность быть пойманным в такой день стремится к нулю, привлекать лишнее внимание не стоит. Он вытягивает ноги, по прежнему облаченные в синие форменные брюки «Pan American», и откидывается в кресле. Смотрит на одинокий красный шарик, повешенный на гвоздь как единственное напоминание о празднике, и силится подавить горькую усмешку. Очень символично, что самодовольная меланхолия приходит к нему неразлучно с рождественскими хоралами. Насмешка судьбы — грустить, пока остальной мир радуется. Такая же странная рождественская традиция, как звонок детективу. Игла скользит по винилу с характерным шуршанием, бархатный голос Синатры разливается в темноте. В окне напротив танцуют два силуэта, и кажется, будто они движутся в такт мелодии, объятые мерцающим светом гирлянд. Прекрасная ночь для того, чтобы провести её в одиночестве. Саксофоны замолкают, когда полы плиссированной юбки взметаются, а девушка откидывается в объятья своего партнера. Должно быть, они чувствуют себя безумно счастливыми, как чувствовали когда-то его родители. Сейчас их лица кажутся Фрэнку лишь выцветшей карточкой в фотоальбоме, и он отмахивается от воспоминаний, закуривая новую сигарету. Странный день: всё вокруг будто замирает в предвкушении чего-то грандиозного и каждый год Фрэнк чувствует себя лишним на этом празднике жизни, будто все вокруг — одна большая декорация. Внутри суетятся картонные человечки, желая успеть к началу семейного ужина. Но неизменная мысль греет его — в мире есть ещё один человек, который разделяет чувство отчужденности, пускай и неосознанно. Карл. Должно быть, в эту минуту он сидит, склонившись над очередной бумажкой в своей пустой конторе, и потирает уставшие от тусклого света глаза. Интересно, ждет ли звонка? За спиной у Фрэнка что-то щелкает, и он успевает потушить сигарету, прежде чем дверь номера распахивается. Светлая полоска из коридора исчезает, и одинокая фигура проскальзывает в комнату. В ту же секунду Фрэнк испуганно замирает в кресле, подобно каменной статуе, но мозг работает ясно. Он сразу отмечает точные движения незнакомца, наблюдает, как тот крутит головой и осторожно двигается вдоль стены. Коп. И, судя по тому, что он не выкрикивает дежурные фразы с порога, знает, за кем пришел. Самая безумная и очевидная догадка проносится в голове, пока в темноте щелкает револьвер и знакомый голос произносит: — Фрэнк? — Карл, — облегченно выдыхает тот и сползает по спинке кресла. — Я не ждал гостей. — Не ждал, и потому оставил дверь открытой, — задумчиво говорит Карл, убирая револьвер, и окидывает взглядом скромную комнату мотеля. — Вечеринка окончена, ты арестован. Синатра издает последний звук и прерывается, когда он снимает иглу с пластинки. Фрэнк кривится от твердого тона и дергает за нить торшера. Теперь Карл стоит на узком пятачке желтого света, отчего его серьезное и несколько усталое лицо выглядит ещё хуже. Шляпа промокла и потемнела, галстук выбился из пиджака, а на очках виднеются капли. Судя по всему, от аэропорта он шел пешком. — Ты всегда все портишь, — Фрэнк не сдерживает улыбку, ведь, вопреки здравому смыслу, он рад его видеть, — но раз уж ты здесь, не желаешь выпить? Я даже не буду спрашивать, как ты меня нашел. — Какая радость, я как раз не собирался тебе рассказывать, но на будущее: паркуй свой кадиллак не в квартале от аэропорта, — язвит в ответ Карл и принимается протирать линзы очков. — И да, я не позволю тебе снова усыпить бдительность и улизнуть, тем более — я на службе.  — Да брось, ты же не думаешь, что я выскочу в окно? Здесь же четвертый этаж, — проследив за взглядом детектива, говорит Фрэнк и вытягивает руки вперед. Оголяет запястья, демонстрируя готовность принять металлические оковы в любой момент. — Ну же, Карл, сегодня ведь Рождество. Словно в подтверждение слов с улицы доносятся тонкие детские голоса, и Карл неохотно кивает. Наверное, ему стоило бы отказаться и тут же повязать парнишку, но интуиция смиренно молчит. А ведь он уже несколько лет не отмечал Рождество, к тому же они оба знают, что он никому не говорил, куда поехал. — В таком случае, будь добр, верни пластинку на место. Тягучие музыкальные ритмы вновь наполняют комнату, разгоняя незримое напряжение, и Карл, наконец, позволяет себе расслабиться. Все вокруг до боли похоже на обстановку их первой встречи — ровные стопки бумаг, которым суждено в будущем стать поддельными чеками, банки чернил, машинка для чеканки шифров, многочисленные коробки (разглядеть содержимое не позволяет свет), старомодные картины на стенах. И только Фрэнк непринужденно шарит в небольшой тумбе, затянутый в идеально выглаженную форму. — Виски, — гордо поясняет он, опуская на стол два бокала, и передает один собеседнику. — Ну, с Рождеством, Карл! — С Рождеством, Фрэнк, — отвечает тот, одним глотком опустошая бокал. Там может быть транквилизатор, а может, и снотворное, или чего похуже, но Карлу хочется верить Фрэнку. И он верит, подкупленный светлой, дружеской улыбкой. Молчание затягивается: никто не хочет прерывать прекрасную мелодию. Карл смотрит в темные, блестящие глаза Фрэнка, слышит, как переливаются колокольчики, и кажется, будто кто-то водит ладонью по незримым струнам внутри, даруя безмятежное спокойствие. Здесь нет ни полицейского, ни мошенника, сейчас друг для друга они давние друзья, встретившиеся после долгой разлуки. — Знаешь, Фрэнк, я никак не могу понять, зачем ты это делаешь? — голос звучит неестественно, когда Карл решает задать вопрос, который мучает его уже не первый год. — С твоим талантом, ты мог бы достичь высот в любой области, но ты предпочитаешь прятаться в дешевом отеле на краю Луизианы. Зачем? Прямой вопрос требует честного ответа, но Фрэнк не выглядит смущенным или раздраженным. Кажется, будто он ждал подобного разговора и теперь медлит, подбирая правильные слова. — Я и сам не знаю. Цель, ради которой всё начиналось, давно рассыпалась в прах. Теперь я просто продолжаю делать то, что делаю, — задумчиво произносит он, разглядывая отражение в бокале. — На самом деле, есть смысл. Жизнь ради движения, движение ради жизни. Так я не чувствую себя первой мышкой, которая подняла лапки и смирилась, оставляя поиск лучшей жизни ради мифической стабильности. Сложно сказать, ждал ли Карл именно такого ответа, но Фрэнк не требует никакой реакции. Он лишь грустно улыбается и смотрит куда-то сквозь детектива. — И в этом мы похожи, Карл. Я понял ещё тогда, после нашего первого разговора. — Ты ошибаешься, у меня есть цель — отлавливать подобных тебе и сажать за решетку. — Но Фрэнк пропускает слова мимо ушей и придвигается ближе, склоняясь вперед, будто собирается поведать страшную тайну. — Подумай, Карл. Я могу выписать тебе чеки прямо сейчас: сто, триста, тысяча долларов. Сколько пожелаешь. Ты мог бы купить себе новое пальто или машину, подарок для Грейс на Рождество, цветок в свой офис. Но ты никогда не согласишься. — Это почему? — Усмехается Карл, глядя в серьёзное лицо напротив. Его всегда забавляла эта черта Фрэнка: говорить с безукоризненной уверенностью вещи, в которых нельзя быть до конца уверенным. — Все просто: тебе это не нужно. Дело ведь не в страхе перед последствиями и даже не в уважении к закону — причина сидит в самой нашей сущности. Ничего в мире не сможет сделать нас с тобой счастливыми. И перестань так скептически на меня смотреть. Будь по другому, ты бы не просиживал годами за никому не нужными бумажками, а рвался бы на вершину карьерной лестницы. — Ну, предположим, ты прав. Получается, мы живем впустую? — Нет, мы живем не так, как остальные. Всякий раз, когда мы строим шалаш, его уносит ветром. Ни семьи, ни друзей, ни карьеры. Когда ничего не имеешь и терять нечего, остается только безумный бег по кругу. Потому ты здесь. Фрэнк пожимает плечами и достает из нагрудного кармана зажигалку. Он все ещё сидит достаточно близко, опираясь локтями на колени, и внимательно смотрит сквозь бликующие стекла очков в глаза детективу. Разговор по душам не входил в планы Карла, но теперь он не может пошевелиться, прикованный живым сияющим взглядом. — Я здесь, потому что твои выходки вынуждают меня гоняться за призраком по всей стране, — вздыхает он, глядя, как губы Фрэнка растягиваются в улыбке. — Вот он я, пойман, сижу напротив тебя. Сейчас ты чувствуешь себя счастливым? — Нет, ведь ты не в наручниках. — Я так и думал, — говорит Фрэнк, но слова ускользают в темноту прежде, чем детектив успевает понять их смысл.

***

Когда Карл приходит в себя, кресло пустует, а на столе лежит записка, придавленная бокалом: «Прости, мне вновь пришлось тебя обмануть и подсыпать снотворное, но, надеюсь, ты не сильно злишься, ведь никто не узнает. Я уверен, ты поймешь: я не могу сесть в тюрьму сейчас, но, когда придет время, обещаю, я сдамся тебе сам. В тумбочке лежит хрустальный шар, я купил его в одной сувенирной лавке, но теперь хочу, чтобы он был у тебя. Считай это подарком на Рождество. Фрэнк»