The Last Fall

Утро. Коттедж на окраине города. Девушка лет шестнадцати спит, обняв игрушечного кота. Крашеные чёрные волосы и ярко-красная длинная чёлка — достижение профессионалов. Нет, она не счастлива. Она сбежала из детского дома уже около двух лет назад, забрав все оставленные деньги погибших родителей. Работать пока не брали, и Дана —, а так звали девушку — вовсю тратила родительские деньги, которых было в избытке. Дом, причёска, еда, одежда — у неё было всё. Но она всё же не счастлива. Нападки и смешки людей, считающих её странной, ссоры с подростками сделали её одинокой. Одно утешение — музыка. Рок гремел в её наушниках, обрызганных краской, ещё с ночи. Когда музыка неожиданно выключилась, девушка подскочила. Посмотрев на часы, она поняла, что пора на пробежку. Отрубив начинающий вибрировать будильник и достав из шкафа топ и спортивные шорты, Дана пошла в сторону холодильника, попутно одеваясь. Она достала оттуда бутылку воды без газа и, захватив плеер и наушники, вышла из дома. Она бежала с нарастающей скоростью под играющую в наушниках DESTROYA. Киллджойский паук прыгал на шее. Ноги с непривычки болели. Пробежав полтора километра по набережной, Дана убавила скорость до шага, немножко прошлась и в изнеможении села на скамейку. Сразу же закружилась голова. Похоже, она плохо выглядела, потому что к ней подошли и спросили: — Девушка, с вами всё в порядке? Ответить она просто не смогла. Изображение в глазах помутнело и перешло в синие тона. Сознание отключилось, и мир погрузился в темноту.

***

С трудом открывшиеся глаза уставились в белый потолок. Пришло осознание того, что она в больнице. От появившихся чуть позже чувств заныли лёгкие. Повернув голову налево, Дана разглядела капельницу. Скрип двери и удаляющиеся шаги в коридоре оповестили, что девушка осталась одна. Надсадный кашель — и на полу появилось алое пятно. Дана поняла всю серьёзность ситуации и опустилась на подушку. Дверь распахнулась, и вошла женщина лет пятидесяти. — Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно поинтересовалась она. Дана открыла рот, чтобы вдохнуть — и не смогла этого сделать. В горло как будто вставили кинжалы. — Паршиво, — прохрипела она. Врач всполошилась и передала девушке стакан с водой. Черноволосая глотнула, и стало немного легче. После второго глотка она смогла дышать. — Что со мной? — выдала она, отставив стакан на тумбу. Впрочем, она и сама подозревала, что. — Татьяна, онкологическое отделение… — представилась женщина. Всё стало ясно. — Рак лёгкого, вторая стадия. Дана пожала плечами — мол, бывает — и встала. Врач испуганно подскочила. — Куда вы? — Мне нужна моя… одежда, — хрипло. Черноволосая вытащила иглу из вены. — Но… Не успела Татьяна договорить, как Дана пробежала мимо неё и выбежала в приоткрытую дверь. Оглянувшись в коридоре, она заметила молодую медсестру, выходящую из двери для персонала с какими-то цветными тряпками. Белая, недавно покрашенная дверь без надписей. Девушка поставила себе цель. Нельзя было ждать. Татьяна могла её нагнать, и черноволосая бесшумно скользнула по коридору. Сказывались годы практики. Она проскользнула в не успевшую закрыться дверь и оказалась в полумраке. Лампочка тускло освещала полки с одеждой. Но майки и шорт Даны, как ни странно, не было. Только кроссовки стояли на нижней полке одного из шкафчиков. Девушка подхватила их и выбежала обратно в коридор. Всё произошло в считанные секунды. Черноволосая перескочила низкорослую Татьяну, стоявшую в дверном проёме палаты, и подбежала к окну. Распахнув створки, она вскочила на тут же затрещавший подоконник. Сразу же схватившись за верхнюю раму свободной правой рукой, черноволосая обернулась на палату в последний раз и выпрыгнула. Врач издала надрывный крик. А Дана, усмехнувшись, продолжила подниматься по ржавой пожарной лестнице онкологического отделения. Тапки слетели с ног ещё в прыжке, руку с кроссовками тянуло вниз, но девушке не привыкать. Цель — добраться до Трубы. Вскочив на крышу, черноволосая побежала. Прыжок, кувырок — и она уже на соседней крыше. Бег и прыжки. Паркур. *** — Бельевая верёвка. Передвигаться по ней очень опасно. Сможешь? — парень, прищурившись, смотрел на девочку лет десяти с иссиня-чёрными волосами. В глазах девочки полыхала уверенность. — Если не смогу, то хотя бы попробую! — и она осторожно нагнулась к верёвке. Зацепившись левой рукой в велосипедной перчатке за скрученные нити, а правой — за угол крыши дома, она слезла и повисла. Маленькое и тонкое тело девочки напряглось, и она переложила руку на верёвку. Блондин следил за действиями черноволосой. А она перебирала руками, то и дело задевая футболки и простыни. Случайно дёрнувшись, рука девочки соскальзывает, и малышка полными ужаса глазами смотрит на упавшую вниз от её движений черную футболку. Посмотрев на наставника, она получает приказ двигаться дальше. Наконец-то это кончилось. Девочка вылезла на балкончик и замерла на перилах, едва не оступившись. — Подержи верёвку! — кричит ей блондин. Она судорожно хватает её кончиками пальцев и спрыгивает на пол. — Крепче! Глаза девочки расширились от ужаса, когда парень достал короткий ножик и обрезал верёвку, и, схватившись за неё одной рукой, спикировал вниз. Только спустя некоторое время Дана поняла, что это была всего лишь показуха. Закашлявшись вновь, девушка убежала от крыши «своего первого опыта». А эта футболка до сих пор лежала в шкафу. Черноволосая вспомнила это, когда, спрыгнув, оказалась на своём балконе. Мимолётный взгляд на записку на столе — заходили парни. Для этого балкон и открыт. Комната представляла из себя тёмное помещение. Все стены были обклеены плакатами с группами и сериалами. My Chemical Romance, Black Veil Brides, Bring Me The Horizon, Rammstein, Amaranthe закрывали цвет стен. У шкафа висел плакат с сериалом «Ганнибал», три метра на два: гордость её комнаты. Пол на изображении был сплошь залит кровью, а в ней лежали трое: Грэм, Кроуфорд и Блум. В двери виднелся силуэт уходящего Ганнибала. Дана подошла к шкафу и открыла его. Цвет одежды был не сильно разнообразен: красный, пара зелёных маек и много, очень много чёрного. Одно платье, и то неброское. Для коллекции. Та самая футболка лежала где-то глубоко в шкафу. Девушка пооткрывала все ящики в её поисках. Девочка с высоким парнем шли по торговому центру. У длинноволосой в руках было что-то тёмное и бесформенное, какая-то тряпка. На малышке были шаровары и топ, открывающий спину. У парня волосы с синим отливом были собраны в короткий хвост, а майка оголяла мускулистые плечи, сплошь покрытые татуировками. На странную парочку оглядывались и с неодобрением ворчали. «Довели ребёнка до распутства», — пробормотала одна старушка с авоськой. Тут девочка, освободив руку, указала куда-то в сторону. Синеволосый посмотрел туда и одобрительно кивнул. Странная парочка направилась в ту сторону. «Печать на футболках, кружках, чехлах», гласила вывеска. Черноволосая подошла и робко кашлянула. В их сторону посмотрел продавец. Парень в ярко-жёлтой футболке наклонился к девочке. Та положила на прилавок чёрную тряпку. Синеволосый развернул её. Это оказалась футболка. Чёрная, большого размера, она была чуть влажная после недавней стирки. — Что вам напечатать? — взял футболку продавец. Девочка открыла было рот, но парень прошептал одними губами: — Доверься мне. Тебе понравится. И громко сказал уже продавцу: — Напишите, пожалуйста, белыми буквами по центру «On the way to the Black Parade», — тут он протянул бумажку с надписью продавцу. — Сколько это займёт времени? Парень не обратил внимания на непонимающий взгляд подопечной. — Где-то п-полчаса, оплата по готовности, — парень явно был в ступоре. Видимо, не ожидал увидеть таких необычных, но вежливых клиентов. — Отлично, спасибо, — и синеволосый с девочкой развернулись и пошли куда-то. Парень так и остался стоять с зажатой в кулаке бумажкой и футболкой на прилавке. Он показал Дане фандомы, рассказал о Них. Людях, благодаря которым она жила до сих пор. Кемы забрали девушку в плен. Тогда на стенах её комнаты стали появляться первые плакаты. Дана пристрастилась к чёрному и красному, её гардероб менялся, пусть и не без помощи парней. Потом появилась боль. В тот день, когда девушка примкнула к «Химикам», погиб молодой парень, также принадлежащий к ним. Он врезался в стену дома и упал вниз, на дорогу. Тогда компании пришлось перебираться ближе к краю города, чтобы их не заметили. Спустя какое-то время местом встречи сделали дом Даны и крышу соседнего от неё дома, впоследствии названную «Трубой». Наконец, девушка увидела ту самую футболку в углу нижнего ящика. Дана взяла её и встряхнула; из ткани выпала записка, содержание которой черноволосая знала наизусть. «Я открываюсь под конец». Цитата из «Гарри Поттера». Когда футболка была надета, Дана подхватила запасной плеер, наушники и вытащила мобильник, к счастью, лежавший дома. Она отправила парням сообщение, гласившее: «У Трубы, пять минут». И заметила ещё одно сообщение от неизвестного номера, от содержания которого вопросительно изогнулась бровь. «Ты умрёшь в эти 24 часа, дорогуша» Девушка хмыкнула и напечатала ответ: «Серьёзно? Как вовремя, а» «А я похож на шутника?» Время получения первого сообщения указывало, что ей осталось шестнадцать часов. Дана выдохнула. И, вновь выскочив на балкон, она забралась на крышу и побежала к переходу на Трубу. Скачок вниз, водосточная труба, забор, вновь водосточная труба и соседняя крыша. Лёгкие хрипели, но черноволосая шла дальше с такой же скоростью. На месте встречи обнаружилось трое. Лёгкий и худенький Беркут, сильный и неприступный Далек и ничуть не изменившийся с былых времён Оксид. Далек, стоявший к ней лицом, курил и, заметив девушку, кивнул. Оксид быстро повернулся и подошёл к Дане. Но, заметив знакомую футболку, остановился и побледнел. — Кобра… Что случилось? — он выглядел потрясённым и подавленным. Беркут кинул девушке сигарету из коробочки, которую держал в руках. — А что с ней? — вставил неизвестно откуда взявшийся верзила Сайбер. Вместо слов Оксид указал на надпись на футболке девушки. Кобра стояла, закатив глаза и прислонившись к грубым доскам Трубы. — А разве не ясно? — Дана поднесла сигарету к зажигалке Далека и прикурила. — Рак, естественно. Оксид ударил её по рукам. Сигарета упала на крышу. — Совсем охуела?! Погубишь себя! Черноволосая взглянула на Беркута угрожающе. Он обречённо кинул ей ещё сигарету и отбросил опустевшую коробку в сторону. Дана прикурила, взглянув на дрожащего от бессилия синеволосого. — Уже погубила, Оксид. Вторая стадия, — и снова сигарета во рту. Ставшие родными клубы дыма окутали девушку. Парень словно постарел на десяток лет. Он опустил голову, меж бровей залегла морщинка. Он стал выглядеть на свои двадцать семь. — Кобра… — подал голос Сайбер. — М? — Оксид прав. — Да ну вас! — девушка пнула старую сигарету в сторону Трубы. Кончик всё ещё тлел. Послышался удар о крышу, Беркут обернулся и отсалютовал Штербену. Парень был тощим, но мускулистым, и вливался в компанию своим ярко-зелёным цветом волос. Сайбер кивнул, Дана лениво подняла руку и тут же, выронив сигарету, резко согнулась в приступе кашля. Оксид, заметив движение краем глаза, повернулся. Его лицо исказилось в страхе. Таким оно было только раз, когда умер ДиАй. Видимо, он сильно волновался и тут же подбежал к ученице. Но та мягко отстранила его, прохрипев что-то вроде «сейчас пройдёт». С усилием выровняв дыхание, она разогнулась, заметила обеспокоенные лица ребят, шепчущего что-то Беркуту и Штербену Оксида и, боясь не совладать с голосом, прошептала: — Видите, всё в порядке, спокойно… Тут раздался, словно гром в тишине, голос Далека: — Ребят, мы, кажется, горим. Черноволосая резко обернулась. На том месте, где лежала отброшенная ей сигарета, быстро разгоралось пламя. Подувший внезапно ветер только усугубил положение: огонь только стал распространяться с бешеной скоростью во все стороны деревянной крыши. Оксид молниеносно подпрыгнул и воскликнул, смеясь: — Погнали! И их компания, громогласно хохоча, побежала в сторону соседней крыши, забыв о навалившихся проблемах. Даже Кобра забыла о диагнозе, о странном сообщении её скорой смерти, о котором она так и не сказала друзьям, решив не взволновать их ещё больше. Она просто бежала в компании тех людей, с которыми стоило провести последние пятнадцать часов своей жизни, и широко улыбалась. Небу, ветру, даже огню, который оставался вдалеке. В том месте, куда она больше никогда не вернётся. *** Они просто бежали. Куда-то, не разбирая улиц и крыш. Не глядя на время и не останавливаясь. Присели отдохнуть только тогда, когда начал моросить мелкий дождик, на какой-то из крыш незнакомого района, спрятавшись на пристройке, дверь из которой выходила на крышу. Кобра легла, подложив под голову руки. Бетон приятно холодил разгорячённую от бега кожу, и она прикрыла глаза, посмотрев на часы. Тринадцать часов. Благодаря несложным подсчётам девушка поняла, что умрёт где-то часа в два ночи. Её размышления о смерти прервал полный сарказма голос Беркута. — Жаль, что мы спалили дом. Надеюсь, от него хоть что-то осталось! Раздался негромкий смех. Потом голос Оксида недовольно начал: — Идиоты! Где мы теперь найдём новое место встречи, если Трубы больше нет? Умиротворяющий бас Сайбера негромко успокоил: — Оксид, не кипятись. Будет место, обязательно. И даже лучше Трубы, я тебе отвечаю. Хотя бы здесь можно. — Чувак, ты даже не знаешь, где находится это твоё «здесь». Бежали ведь хер знает куда… — И возвращаться из этого хера будем хер знает как, — подхватил Штербен, голос которого Дана узнала не сразу. Загремел дружный хохот. — Идиоты! — больше ничего разозлившийся синеволосый добавить не смог. Смех только стал ещё громче, черноволосая улыбнулась и погрузилась в себя. Проснулась она резко, не поняв, от чего, ещё готовой уснуть снова. Солнце снова грело. Справа доносились приглушённые голоса… двоих, как поняла девушка. Оксид и Сайбер. — Это место должно быть рядом с её домом, чтобы… чтобы ей было легче добираться. Она больна, блять, Сайбер, понимаешь меня? — Рядом с её домом нет подходящих зданий. И нам нужно держаться оттуда подальше, старина. Понимаешь меня? Ради нашей, и её в том числе, безопасности. — Она будет безопасна только, если не будет бегать далеко! Вдруг она… не сможет добежать до места и начнёт задыхаться? — голос синеволосого дрожал, будто он уже не мог держать свои слёзы в себе. — Но ведь не задыхалась сегодня, когда мы бежали два часа без остановки. — Нет, но… — Чувак, если бы всё было настолько плохо, она не добралась бы сюда. Доберётся и обратно, успокойся. Мы её не оставим. Оксид в ответ лишь резко выдохнул. — Ладно. Только перед следующей пробежкой дадим ей отдохнуть пару дней. — Ох. Это уже не нам с тобой решать, а ей, — послышался шорох, и следующая реплика Сайбера доносилась откуда-то сверху. — Ладно, я пойду. Буду через пару часов со всем необходимым для сегодняшней ночи. Иди, приляг. Я разбужу Беркута подежурить. — Спасибо, друг. Дана удивлённо выдохнула. Такая забота? Но её рот скривился в горькой усмешке. Она, скорее всего. будет мертва уже этой ночью. Тут её ухо опалило горячее дыхание, и Оксид выдохнул: — Спи. И она охотно уснула, так и не зная, сколько осталось ей жить. Просто отключилась, чего так страстно желал её уставший мозг. *** Время. Дану разбудила именно эта мысль. Сколько ей осталось до двух часов времени? Приоткрыв глаза, она подняла левую руку и посмотрела на часы. Пять. Пять грёбанных часов. Она резко села. Спина заныла от долгого лежания на холодном бетоне, но черноволосая думала совсем о другом. Солнце практически село. Его последние лучи окрашивали небо и крыши в красный цвет. Девушка встала, оперевшись о бетон, завороженная видом последнего в её жизни заката. Черноволосая запоминала вид неба и алых облачков вдали и улыбалась. Небо всегда было самой прекрасной частью этого мира для неё. Уж не чёрствость и лживость людей точно. И только «Химики» могли в её понимании называться Добрыми. По-настоящему. — Хэй, Кобра! Штербен махнул ей рукой. Отражающиеся от его блестящих волос лучи оставляли красноватые отблески. Это завораживало. Парень сидел на каком-то старомодном ковре, сложив ноги по-турецки, рядом с большим чайником. Двлек наливал себе чай в чашку с выщербленными краями, Беркут лежал головой на ковре, раскинув ноги в стороны, и, казалось, спал, но лениво приподнял руку, приветствуя девушку. Сайбера с Оксидом нигде не наблюдалось. На немой вопрос Даны Штербен пожал плечами. — Будешь чаю? — Да. Кобра села на ковёр. Далек передал ей кружку с изображённым на ней щитом Капитана Америки. Девушка узнала чайник и кружки из дома Сайбера, где была не раз. — Печенек? — передал ей упаковку Беркут, всё так же не открывая глаз. Черноволосая благодарно приняла угощение, достала оттуда одно печенье и откусила. С мармеладом. Апельсиновым, кажется. — Спасибо, — девушка отхлебнула чаю из кружки. — Давно они ушли? — Да с час назад. Мы решили дать тебе выспаться и не стали будить, — ответил Штербен. — Думаю, скоро должны вернуться. — Так и не узнали, где мы? Далек, в это время пивший чай из кружки с изображением Пикачу с отколотым краем, захлебнулся и закашлялся, при этом пытаясь смеяться. — Нет, — фыркнул он. — Если, конечно, эти сейчас не сориентируются внизу. Времени дохера, еда есть, спать можно. Куда нам торопиться? Девушка мрачно заметила, что с места они сегодня ночью не сдвинутся. — Соскучились по нам? — донёсся вдруг голос из-за спины Даны. Она резко обернулась и увидела приближающихся Оксида и Сайбера. Синеволосый нёс за спиной что-то длинное и чёрное, блондин тащил электрический фонарь. Брови девушки взметнулись вверх. Штербен задумчиво прищурился. Потом его лицо прояснилось, и он, выбросив руку вверх, воскликнул: — Отличная идея! — Да что вы задумали? — раздражённо произнёс Беркут, наконец открыв глаза, чтобы рассмотреть пришедших. — Действительно, — ухмыльнулась черноволосая. — Объясните. — Ночь у костра? — задал вопрос Далек. — Именно! — просиял Сайбер. — Начнём? Только, когда кружки были убраны вместе с чайником, а «Химики» сели на ковёр, устроившись поудобнее, Оксид расстегнул чехол и достал оттуда потрёпанную акустическую гитару. Дана сразу же выдернула инструмент из рук наставника и стала поглаживать гитару по грифу. — Кто начнёт? — спросил Сайбер и обвёл глазами круг. — Я не умею, — быстро сказал Далек. — Простите. — Это ожидалось, всё в порядке. — Можно мне? — Беркут принял гитару из рук Кобры и сразу стал выглядеть задумчивым. Он настроил гитару на слух и начал играть. Все поражённо застыли. Красноволосый нежно перебирал струны, извлекая нежную и грустную мелодию, которая была совсем не свойственна ему. Лицо расслабилось, глаза закрылись, а одинокий голос парня раздавался над крышами города. Никто никогда не видел Беркута таким… настоящим? Когда он закончил, сначала было тихо. Ни звука в стремительно темнеющем небе, ничего. Только затухающий голос струн. А потом робкие хлопки зеленоволосого нарушили пугающую тишину. К ним присоединились все в круге. А Беркут смущённо пробормотал что-то и начал играть другую песню. В глазах Оксида и Даны мелькнуло узнавание. Группа, которая спасла их жизни. Душераздирающая песня. Синеволосый посмотрел на подопечную. Буквы на её футболке будто светились, лицо, казалось, побледнело от тёплого света фонаря. Губы шептали слова песни, глаза неотрывно следили за играющим. Девушка начинала тихо-тихо петь, а Оксид поймал и себя на том, что громко шепчет слова. Беркут играл ещё очень долго, но время летело незаметно. Стемнело быстро, и фонарь остался единственным источником освещения. В темноте гитару передали Штербену. Он сыграл совсем немного, всего пару песен, но одна из них запомнилась многим надолго. Даже те, кто не знал её, пели лёгкий и приставучий припев вместе с зеленоволосым. И ещё долго после того, как песня закончилась, в небе было слышно их «на-на-на». Они стали продвигаться дальше по кругу, и гитара оказалась у Сайбера. Тот очень долго думал, что же сыграть, так долго, что все успели за это время закончить одну и начать новую тему. Наконец, у блондина забрали гитару и отдали её уже готовому играть Оксиду. Он начал с The Beatles, Rammstein и даже сыграл несколько песен Scorpions, которые они пели все вместе. А потом резко оборвал одну, заглушил струны, отпустил их и тихо начал наигрывать что-то, смутно знакомое Дане, но узнала она песню только с первых слов. И она присоединилась к синеволосому в припеве, уже более смело вытягивая ноты. Их голоса не сливались, но сочетались, превращали стиль пения во что-то совершенно другое, странное, но прекрасное. Их завороженно слушали. — Your hand, my knife, your heart, my life… Когда песня закончилась, раздались вторые аплодисменты за ночь. Но Оксид заглушил их, начав говорить что-то по-английски. Глаза Кобры загорелись, но парень, продолжавший говорить, покачал головой. Та закатила глаза, но села и стала пристально смотреть на то, как пел синеволосый. Уже пел, проговорив всё, что нужно было во вступлении. Он запрокидывал голову, хмурясь и зажмуриваясь, он слился с этой песней до конца. Казалось, она была очень важна парню. А в конце Дана, не удержавшись, пропела с ним последнюю строчку. — To the end!.. Поражённые, «Химики» сидели, казалось, даже не дыша, и ожидали, что будет дальше. Ну, а Оксид передал гитару Сайберу, что, казалось, был готов. А он действительно был, потому что решил сыграть один из альбомов Green Day целиком. Так как петь блондин не умел, этим решил заняться Штербен, который знал эти песни действительно хорошо. Так прошло ещё около часа. Окна в соседних домах почти все погасли, с горизонта подтягивались маленькие облачка. По крайней мере, казавшиеся маленькими. Кобра получила гитару через Оксида и села, посмотрев на часы. Пять минут третьего. Предполагаемое время смерти: два часа девятнадцать минут. Собравшись с мыслями, черноволосая откашлялась и громко заявила: — Спасибо за сегодняшний день. Я думаю, он запомнится нам на всю жизнь. Плохо, конечно, что мы спалили Трубу, но не должно ли нам теперь быть на это похуй? Новое место, дом хер знает где — место, куда всех посылают, найдено! — В дом? — хмыкнул Беркут. — Ну, если для тебя хер является домом, то да, — ухмыльнулась Дана. Химики громко рассмеялись над красноволосым, попавшим в ловушку собственного сарказма, а девушка продолжила: — А теперь прошу всех заткнуться нахер, и я начну. Парни снова расхохотались, а Кобра терпеливо ждала с ухмылкой на лице. Когда они «заткнулись нахер», девушка с улыбкой произнесла: — Так как вы затыкались слишком долго, я буду играть всего три песни! — Окончание предложение потонуло в дружном «ну э-э-э». — Никаких «э»! И черноволосая, вновь откашлявшись, резко ударила по струнам медиатором и гаркнула так, что все вздрогнули: — Under the surface!.. — и продолжила петь нормально. Далек, узнавший песню, шёпотом произносил слова вместе с девушкой. Затем она спела неизвестную парням песню, записанную, видимо, для женского вокала, потому что сочеталось просто превосходно. А закончила, расслабившись, перебирая струны на высоких ладах, даже не начиная петь, но это за неё сделал Оксид, не удивлённый тому, что она выбрала именно эту песню. — Спасибо! — ещё раз воскликнула черноволосая и закашлялась, задыхаясь. На этот раз приступ кончился быстрее, чем в прошлый, она разогнулась и, успокоив парней, встала и подошла к краю крыши. Десять этажей, соседние здания ниже, чем это. Как она умрёт? Кобра вновь смотрит на часы. Семнадцать минут третьего. Через две минуты она умрёт. Ведь всё же верит тому человеку, да? Одна минута. Может, попрощаться? Да, точно, надо попрощаться с ними. Они столько для неё сделали. Она повернулась спиной к краю. — Парни! Оксид и Штербен резко обернулись. Видимо, слух был хороший. — Прощайте, парни! — крикнула Дана и сделала шаг назад, поддаваясь минутному порыву. Оксид побежал, но он катастрофически не успевал её схватить. Она падала и видела стремительно отдаляющееся небо. Чувствовала ветер на волосах. И тут у неё перед глазами встал тот, последний для неё, закат. Он так и остался там, как и осталась её улыбка на лице: навсегда. В соседнем здании, на седьмом этаже мужчина из окна увидел падающую девушку. Ту самую, которую ему нужно было убить. Она упала спиной на асфальт и больше не шевелилась. Мужчина выдохнул и достал рацию. — Первый, я второй. Объект мёртв. Через шипение донеслись какие-то слова. — Окей. Конец связи. И, собрав винтовку, мужчина ушёл из этого здания навсегда.