Край непуганых идиотов

В Зоне, независимо от сезона, одна погода – осенняя. Да вы уж, поди, и сами заметили. Но вот лето я уже привык выделять. Всё тут поживее как-то. Мутанты ещё заняты воспитанием подрастающего потомства и не очень-то кидаются на нашего брата сталкера. Выбросы, правда, злее, но зато после них такое найти можно!.. Даже у нас, на Кордоне после летнего Выброса самый что ни на есть распоследний салага может дорогую бирюльку цапнуть, особенно не напрягаясь. Главное – прежде чем эту бирюльку голыми руками лапать и в рюкзак без всякой защиты совать, убедись, что она не опасная и не сыграет с тобой злую шутку. Где-то в середине июля отправились мы с Хвостом после Выброса на разведку. Идём, пейзажем любуемся. Там пятно кровавое в виде спирали, видать какая-то тварюка в карусель попала. А чуть левее на ветке тополя торчат вороньи лапки. Только лапки и ничего больше. Ишь ты, блуждающий трамплин пошалил. Хорошо, что они только по верхотуре гуляют. Идём мы, значит, и вдруг видим в кустах что-то чёрненькое белеется. И ничуть не глупо, а как есть, так и сказал! И вообще, будете перебивать, перестану рассказывать. Ишь ты, недоверчивые какие. Ну, ладно. Хвост подходит и заглядывает под куст осторожненько. ‒ Тут, ‒ говорит, ‒ фигня какая-то. Не пойми что. Я под куст не гляжу, потому что по сторонам мыргаю – Хвоста прикрываю. ‒ На что похоже? – спрашиваю. ‒ На фигню какую-то похоже, ‒ отвечает. Вот человек! Ни капли фантазии, если дело халявной выпивки не касается. ‒ Прикрывай, ‒ говорю. Меняемся местами. Теперь Хвост по сторонам мыргает, а я под куст полез. Смотрю – клякса там лежит бесформенная чёрного цвета, но с белым свечением вокруг. И верно, фигня какая-то, но, будем надеяться, дорогая. ‒ Надо, ‒ говорю, ‒ её палкой потыкать. Вдруг она опасная. И тут, ребятушки, я охренел. Хвост закидывает ствол за спину, суёт рожу в куст, хватает голой рукой кляксу и бросает в свой рюкзак. ‒ Чё, ‒ говорит, ‒ её тыкать. Пошли, папаша. Ишь ты, сынок, едренать. Хотел его в таком разе затрещиной отеческой наградить, да подходить побоялся. Вдруг рванёт или ещё что. ‒ Пошли, ‒ говорю, ‒ скорей к Сидооровичу. Пусть он сам разбирается. Ну, идём, снова пейзажем любуемся. Я на Хвоста кошусь, жду, когда его корёжить начнёт. А он ничего, чешет, как по площади, и лыбится, как майская роза. Выходим на дорогу, а там патруль военный, как по заказу. Суки, понаделают камуфляжа – хрен кого различишь на фоне ландшафта. Ну, думаю, кранты. А Хвост при виде вояк совсем расцвёл, будто бабу красивую увидал. ‒ Привет! – орёт. – Ждёте? И – о, чудо – вояки брови нахмуренные расправили и тоже стоят лыбятся. ‒ Хорошо, ‒ говорят, ‒ погудели вчера, да, Хвост? А тот кивает радостно. Ба, думаю, так вот он откуда под утро чуть тёпленький приполз. Подходим ближе, и тут случается ещё одно чудо. Вместо того чтоб устраивать нам основательный шмон, вояки отдают Хвосту вкусно пахнущий свёрток. А тот обрадовался, как дитё малое. ‒ О, грилюшка моя! – орёт. – Спасибо, мужики. Ну, идём дальше. Хвост свёрток развернул, а там курица-гриль, вся из себя румяная, с хрустящей корочкой, а запах!.. Мне, понятное дело, любопытно, аж невмоготу. ‒ Хвост, ‒ говорю, ‒ а это чего? ‒ Да вчера, ‒ объясняет, ‒ мы на спор жгучим перцем закусывали. Я больше всех сожрал, а это мой выигрыш. ‒ Как же, ‒ говорю, ‒ ты жрал? Он же жжётся! А Хвост только скалится. ‒ Так на халяву же. А ещё и курица. Неплохо, а? Тут не поспоришь. Я даже руки потёр от предвкушения и слюну набежавшую сглотнул. И, значит, пока я мечтал, Хвост рюкзак свой открывает и – шварк! – в него курицу. Прямо в ту кляксу, наверное. У меня аж в глазах потемнело. ‒ Хвост, ‒ говорю, ‒ ты чё сделал, собака? ‒ А чего? – спрашивает. Я уже затвор передёрнул, чтоб пристрелить идиота. Еле удержался. ‒ Там же, ‒ говорю, ‒ фигня эта чёрная, а ты на неё еду бросил, кретин. Хвост наконец врубился, полез смотреть. Пошарил и достаёт курицу. Чёрного цвета и свечение беленькое вокруг. Сука-а… ‒ Выкинуть что ль? – робко так спрашивает. ‒ Я тебя, ‒ говорю, ‒ самого сейчас выкину. В трамплин выкину и уйду. Убирай эту фигню обратно в рюкзак. Я всё-таки надеялся, что Сидорович не откажется купить эту дрянь. Пришли, всё подробно барыге рассказали. Сидорович долго ломался, рожу кривил, а глазки-то заблестели. ‒ Ну, не томи, ‒ говорит, ‒ показывай хабар. Хвост лезет в рюкзак и достаёт… курицу-гриль. Обычную, румяную, поджаристую, золотистого цвета, который бывает у хорошо прожаренной курятины. Хвост стоит столбом, ничего не понимает. Я, признаться, тоже. В рюкзак заглянули, курицу потрясли, но только прилавок жиром забрызгали. ‒ Впиталась, ‒ говорю, ‒ та клякса, наверное, пока шли. Смотрю, Сидорович посмурнел и мыргает недобро то на Хвоста, то на меня. А у Хвоста вид такой глупый, что даже ругать его, убогого, жалко. Вот я и получил двойню дозу. Много интересно я узнал о собственном происхождении, сексуальных предпочтениях и особенностях мышления. Да и хрен с ним. Так и сказал, когда Сидорович выдохся. ‒ Хрен с тобой, ‒ говорю, ‒ курицу брать будешь? Взял. Кто ж в Зоне от такой еды откажется? Заплатил копейки, правда, даже на бутылку не хватило. Ушли мы печальные. А наутро… Сидорович вышел из своего подвала. Сам! Чисто для того, чтоб нам деньжат подбросить, о, как! Я, конечно, обрадовался, но осторожность не помешает. ‒ А чё это? – говорю. Сидорович сияет, причём в буквальном смысле – вся рожа от жира куриного лоснится. ‒ Сожрал я, ‒ говорит, ‒ вчера вашу курицу, а все кости на тарелке оставил. Утром иду выбросить, а там снова курица лежит, точно такая же. Я и её оприходовал на завтрак. Через час смотрю, а она опять целая. Спасибо, мужики! Не, я всё ждал, когда он от такой еды дуба врежет, но не дождался. Сидит хмырюга в своём подвале, жрёт аномальную курицу и хоть бы понос его прохватил. А Хвост, получив денежки, на радостях снаряги накупил и двинул по его словам «туда, где халява жирнее». А перед этим два дня всю деревню за свой счёт поил. И то. Совесть такая штука – её не пропьёшь.