Камелии

Мицухиде сидит, улыбаясь. Что-то говорит соседу напротив, важному пожилому самураю. Тот улыбается, вежливо прикрыв нижнюю половину лица расписным рукавом. Мицухиде весел сегодня. Он пьет саке, когда господин делает общий знак. Он осторожно касается губами фарфоровой чашки с чаем, когда это полагается всем. Смотрит перед собой, внимательно разглядывает все вокруг, вступает в каждый разговор ровно так, как того требуют приличия. Он даже чуть больше оживлен и радостен сегодня, чем полагается. Впрочем, за это никто не будет винить его. Он почти образец приличия. Внутри что-то взвывает и проводит изнутри грудной клетки острыми кривыми когтями. Вспарывая все внутренности. Акечи даже чувствует, как там, внутри него, из огромных рваных ран толчками льется кровь. То холодеет, то бросает в жар. Он улыбается еще веселее, тихо смеется чьей-то удачной фразе. Внутри тихо рычит, полосует все без жалости, сжимает горло стальным ошейником. Интересно, остальные гости делают так же? Улыбаясь, принимая пищу, восславляя правителя Овари. Его молодую сестру, её мужа, господина Адзаи и новый союз земель, заключенный благодаря этому браку. Нобунага и в этот раз сделал все по-своему, устроив празднования на своих землях. Показать, кто тут главный, продемонстрировать, чьи условия приоритетны в этом союзе. Наплевав на все обычаи и порядки, как это умеет только он. Мицухиде готов был благодарить его вечно за это. Такое забавное представление, и он может наблюдать его своими глазами на полных правах. Он старается даже не поворачивать головы в сторону госпожи. Даже не смотреть вправо. Нобунага, как обычно, восседает во главе. Акечи вновь испытывает прилив благодарности, совершенно глупой и детской радости. Было бы забавно: опрокинуть все эти бесчисленные чашечки, палочки и приборы. Вскочить, столкнуть вниз ногой и уйти. Тихо, без единого звука, гордо вскинув голову. Когти внутри впиваются слишком глубоко, зацепляются ржавыми крючьями и тянут вниз. Мицухиде не выдерживает и смеется, стараясь быть как можно тише. Кацуи смотрит на него внимательно - слишком хорошо знает, что означает такой смех. Акечи едва заметно кивает и машет рукой: пустяки, мол. Шибата, наверное, сам видел, какие дурные глупые мысли, какие существа рвали в клочья вассала Оды... Он тут же прислушивается к праздному разговору, стараясь уйти целиком в то, что рассказывают остальные гости. Ох, да неужели все закончилось? Не слишком быстро вставать, не слишком быстро уходить. Поклониться князю Нобунаге, молодой чете, вот этим еще, с важными мордами. Всем улыбаться. Все сыграно, спасибо за внимание. Он выходит, слыша краем уха, как господин сурово отчитывает кого-то, дает наставления, похожие на грозные, не обсуждаемые приказы. Не ему в этот раз. Он может идти, должен идти, красота. Акечи Мицухиде был весел и приятен, он всем раскланялся. Верный вассал, первый генерал, талантливый стратег. Ох, какой он молодец. До свидания, дорогие гости и виновники торжеств. Мицухиде уже вышел в сад, тихо посмеиваясь. Вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух. Можно пройтись дальше по тропинке. Да, просто гулять. Сражаться сегодня нельзя. Прогуливаться по саду - вот так вот, абсолютно спокойно, с довольным безмятежным видом. Изнутри продолжало полосовать когтями. Какая разница! Зеленоватый свет уже стоял перед глазами. Генерал надеялся, что пока он не виден остальным. Уйти подальше, так много дел, размышлений, тренировок. Темное пламя уже двигалось по бледной коже рук. Хорошо, что сейчас, а не раньше. Цветы в саду расплывались перед глазами, алые камелии - рваными зияющими ранами становились на глазах. Падали в воду, как огромные капли крови. Трава под ногами чернела и истлевала в одно мгновение. Он же всем откланялся? За ним же не придут? Еще немного, подождать, и можно пойти тренироваться. Обычной катаной сегодня, без его прекрасных Сакурамаи. Они же почувствуют того, кто разрывает изнутри. Они будут жалеть своего хозяина и требовать крови, страха и боли. Сейчас - не тот день. Будет сражение - и они начнут танцевать вместе, убивать и смеяться. Только не сейчас. - Мицу... Мицухиде... - нежный тихий голос раздался прямо за спиной. Он что, настолько спятил уже? Обернулся. Наверное, у него сейчас ужасающая улыбка. Как обычно в бою. На кривой оскал зверя похожая. Ну чего не хватало! Зачем она пришла?! А она шла навстречу, быстро перебирая аккуратно обутыми в праздничные сандалии ножками. В голубом легком кимоно. Красивая. Фиолетовая дымка, легкая Тьма вокруг - она тоже слишком сильно волновалась. Вокруг Мицухиде сейчас другая Тьма - тяжелая, зловещая, почти как перед крупным сражением. Она подходит и сразу берет его за руку. Ну зачем, зачем еще пришла? Он сам придумал все это, сам надоумил Нобунагу сделать подобный ход. Все, простите меня, оставьте уже! - Ты... простишь Оичи? - она вдруг неожиданно касается его щеки ледяными пальцами. Внутри вгрызается в него клыками, смыкает тяжелую, словно собачью, челюсть, и рывками мечет в разные стороны. - Полно вам, Ичи-сан. За что бы? Это я должен бы просить у вас прощения. - он вежливо-мягок с ней, как обычно. Проклятье! Снова эта дурная непонятная нежность, снова - лишь бы прикоснуться к ней. Может, в последний раз даже. Если выйдет что-нибудь не так, как было в плане. Он отнимает её ладонь от лица, едва касается губами кончиков пальцев - ему слишком нравится этот западный обычай. Это так... пусть бы это выразило сейчас все. Все - отойдите теперь, прошу вас. Он задерживает её руку в своих ладонях. - Все хорошо. Я ведь вижу - вы счастливы, вы улыбались. - Мицухиде винит Оичи. Злится. Вышел, и Тьма лила слезы, ей не нравилось. - убежденно говорит она. Вот черт, он ожидал, что никто не заметит этого! - У меня полно своих проблем, Ичи-сан. Я был слишком ими занят. - он старается даже не смотреть на неё. - Прости Оичи. - настойчиво повторяет она. - Уже. - Мицухиде усмехается. Он позволяет себе странное, и прижимает её к себе на секунду. И клыки выходят из его грудной клетки, отпускают его на это мгновение. Какая же глупость! - Идите уже. К господину Нагамасе, к своим гостям. Видите - уже все замечательно. - Тьма действительно ушла. То ли она попросила её, то ли еще чего... - Простите! - это уже звучит, как приказ. Она протягивает руку в его сторону. Идиотское желание сжать её еще раз в своих объятиях, целовать эту бледную кожу, её руки, её нежную шею. Он пугается этих мыслей слишком сильно. Резко встряхивает белоснежными волосами, пытаясь приклеить себе на лицо выражение совершенного безразличия. У Акечи ни черта не получается - он сам знает. - Непременно - он кланяется ей. Ржавые когти лениво скребут его изнутри. Кровавые камелии падают в зеркальную гладкость прудов. Нежнейшая фиолетовая дымка удаляется в сторону замка вместе со своей хозяйкой. Мицухиде стоит и смеется, неловко касаясь горла, на котором невидимые лапы сжимались стальной хваткой. Он сам это придумал, в конце концов. Пусть все сыграют свои роли.