Идолопоклонничество

1. Знакомьтесь: это Эмили, она работает в офисе «Подиума» чуть больше года и с утра до ночи шесть дней из семи проходит огонь и воду и вылезает вон из своей тонкой веснушчатой кожи только для того, чтобы угодить своей хозяйке. Эмили – младшая ассистентка Миранды Пристли, - да, терпеливо повторяет каждый раз она, той самой Миранды Пристли – личная секретарша, девушка на побегушках, «принеси-подай», «эй, как там тебя?» и еще с десяток подобных почетных должностей, но она не унывает, ведь каждый раз, вспоминая о работе, она вспоминает еще и об Элисон, главной ассистентке и старшей секретарше. Элисон – просто девушка с обложки крупнейшего журнала мод: у нее самые длинные на свете ноги, тяжелые блестящие волосы, невероятно красиво струящиеся по спине, идеальные белые зубы и талия, которую можно обхватить двумя пальцами; Элисон – кумир и пример для подражания Эмили, которая так же, как и главная ассистентка, бесконечно считает калории, портит ноги и спину беготней на умопомрачительных каблуках и не позволяет себе лишней конфетки. Но, конечно, вся красота и весь блеск невероятной старшей секретарши неотвратимо меркнет, когда в приемную, громко цокая высокими каблуками, входит главный редактор «Подиума». Миранда – это икона моды, безукоризненного стиля и элегантности, и если бы эта женщина основала свою религию, Эмили, несомненно, стала бы ее самым преданным и блаженным фанатиком. Их язык слишком скуп, слишком беден, чтобы описать, как главный редактор «Подиума» сжимает туго обтянутыми кожей пальцами ручку очков, стягивая их с носа и небрежно швыряя на стол, как презрительно поджимает губы, выражая недовольство и как восхитительно комбинирует детали одежды, сочетая в своих образах женственность, офисный дресс-код и безупречный вкус. «Элисон, мне нужна моя одежда!» - она властно протягивает Эмили свою тонкую птичью руку, унизанную кольцами - та подает ей ее пушистую меховую шубку из бело-серого песца, с трудом сдерживая порыв зарыться в нее лицом, вдыхая пронизывающие ее ноты «Булгари», и зачаровано провожает взглядом покидающую приемную хозяйку, на какое-то время выбиваясь из привычной колеи. Настоящая Элисон за соседним столом, кажется, о чем-то догадывается – она ободряюще улыбается своей протеже, бросив на нее мимолетный взгляд поверх монитора «мака», и посылает той по почте новый список поручений Миранды; Эмили рассеяно заправляет за ухо выбившуюся из прически прядь рыжих волос и смотрит перед собой стеклянными глазами, с трудом угадывая в расплывающихся цветных пятнах рабочий стол, бумаги и клавиатуру. Она ведь не маленькая, она знает, что все происходящее с ней - никакая не любовь, не влюбленность и даже не страсть; Миранда ей не нравится ни внешне, - она ведь не красивая, нет: слишком поджатые губы, слишком свирепый взгляд, слишком худое тело с острыми скулами и почти прозрачная кожа – ни тем более характером, да и разница в возрасте сказывается, но все-таки… Но все-таки Эмили почти не отдает себе отчета в том, что невольно ловит каждое движение хозяйки, - вот она задумчиво покусывает ручку очков, углубившись в чтение какой-то статьи, вот она при разговоре смотрит тебе в глаза одуряющее ледяным взглядом и перебирает кольца на своих пальцах, вот идет по коридору на головокружительных каблуках – провожает взглядом ее отражение в стеклянных дверях приемной и, отозвавшись от работы, нет-нет, да и посмотрит в сторону ее кабинета. Потому что они – Элисон и Миранда, да что там, все из офиса «Подиума» – те люди, которыми младшая ассистентка мечтала стать с четырнадцати лет, когда тайком от мамы брала у подруг на вечер модные журналы и отказывала себе во всем, накапливая скудные карманные деньги на ужасно модную, но такую недоступную джинсовую юбку. Элисон, девушка с обложки с ее блестящими волосами и улыбкой чеширского кота и Миранда, идеальная Миранда Пристли, каждый жест и шаг которой вызывает восхищение, - ее богини, ее идолы и кумиры, которыми Эмили не сможет уподобиться никогда. Эмили засыпает – и ей снятся стены их офиса на семнадцатом этаже в «Элиас-Кларк», худосочные модели на длинном, упирающимся в бесконечность языке подиума и хозяйка, еле уловимо улыбающаяся краем губ в знак одобрения. …Однажды утром Элисон радуется неизвестно чему, смеется, широко улыбаясь и запрокинув голову назад, и даже не ругает протеже за ее задержку в кофейне «Старбакс» - Эмили удивляется всему происходящему, но понимает, в чем дело, только когда оказывается в кабинете хозяйки. Миранда пьет горячий кофе (младшая ассистентка невольно любуется ее тонкими пальцами, в которых цепко зажат фирменный стаканчик) и как бы между прочим вскользь намекает о предстоящем повышении главной секретарши и, соответственно, младшей ассистентки – Эмили бормочет «спасибо, Миранда» и стоит истуканом, глупо улыбаясь и даже себе не решаясь признаться, насколько счастлива от этой новости. «Это все», - главный редактор снимает очки и медленно массирует уставшие воспаленные глаза, не глядя больше на девушку; Эмили улыбается еще глупее и убегает назад, в приемную, а перед глазами еще долго стоят губы хозяйки с тонким ненавязчивым слоем помады от «Шанель», стройные ноги, закованные в восхитительные туфли и лакированный пояс, очертивший женственную точеную талию редакторши «Подиума». Образ Миранды Пристли, чудесного божества стиля и совершенного художественного вкуса, живущий в сердце Эмили и трепетно согреваемый из минуты в минуту, становится ярче и играет новыми красками восхваления с каждым новым прожитым днем. 2. Эмили здесь уже четвертый год, а это немало, потому что мало кто выдерживает больше полутора лет, если уж честно – много нервов, зря потраченных сил и невыносимая стерва-хозяйка с совершенно жутким характером, выгнанная такими же чертями из ада, потому что, по слухам, даже сатана не выдержал присутствия этой женщины (но это, конечно, не точная информация). Теперь ее работа – это большеглазые худющие тупицы-модельки, пестрой стайкой набивающиеся в узкие лифты и мешающие пробиться с утра на семнадцатый этаж или в отдел красоты; это не затыкающийся ни на минуту телефон с разговорчивым Глухонемым Папочкой или няней близняшек на том конце провода и глуповато ухмыляющаяся девчонка за соседним столом, меньше всех вместе взятых и умноженных на два кандидаток годная к работе ассистенткой Миранды Пристли; Элисон, ее прекрасная мисс совершенство с глянцевой обложки, иногда забегает к ним, и по ее скептически поджатым губам старшая секретарша с облегчением понимает, что не одна она такого мнения. Когда Эмили здесь становится совсем уж паршиво, она поднимает голову от монитора «мака» и презрительно смотрит на эту вертлявую пигалицу, - непутевая Энди Сакс пытается одновременно отвечать на звонок и записывать сообщение для Миранды, но прижимаемая к уху плечом трубка постоянно выскальзывает и повисает на проводе, а ворох бумажек с липким краем рассыпается по всему столу - но от этого ей в последнее время только хуже, потому что когда в ее жизни появляется Андреа, абсолютно все становится куда более отвратительно, чем когда-либо раньше. Миранда величественно заходит в приемную, - цок-цок-цок, стучат ее каблуки; старшая секретарша прикрывает глаза и почти искренне наслаждается этими звуками, как раньше, хотя за прошедшие годы это все немилосердно взрывает ее череп раз за разом, кроша его в осколки – а Андреа растеряно мямлит «Доброе утро, миссис Пристли», еще не осознавая, какую ошибку сейчас допускает, и комкает край своего убогого свитера; Миранда швыряет ей на стол свое пальто – Энди Сакс стоит истуканом, хлопая глазами и глупо улыбаясь (все, что касаемо этой девчонки, почти всегда носит ярлык «глупо», злорадно отмечает про себя Эмили) и провожает взглядом теряющуюся в дверях кабинета фигуру хозяйки, открыв свой нелепо очерченный потрескавшимися губами рот. Эмили, конечно, достаточно одного лишь беглого взгляда, чтобы понять, что с ее протеже; достаточно одной попытки призвать Энди к работе, когда та оглядывается в сторону дверей Миранды так часто, что надо быть слепым, чтобы этого не замечать и достаточно одного резкого звука, когда из ослабевших рук Андреа на столешницу падает телефонная трубка, когда отражение хозяйки появляется в стеклянных дверях офиса. Эмили не знает, Эмили никогда не думала, как правильнее зовется то проклятое чувство, вспарывающее тебя ножом изнутри раз за разом и заставляющее впиться взглядом в руки главной редакторши, в напомаженные губы, в точеную фигуру и ледяные колючие глаза, – это ведь определенно не любовь, не влюбленность и даже не страсть, это какой-то «мирандацентризм», «пристлитотемизм» или еще какая-нибудь бредовая игра слов забившегося в угол подсознания; это – идолопоклонничество, то самое чертово запретное сотворение кумира, как бы старшая секретарша ни пыталась это опровергать. «Эмили-и-и!» - громко зовет кого-то из них Миранда, не утруждаясь выйти в приемную - Энди выпускает из рук вечный телефон, роняет карандаш из слабых непослушных пальцев и с обожанием смотрит в сторону дверей кабинета хозяйки, и именно в этот момент Эмили необъяснимо хочется ее ударить; старшая секретарша мысленно считает до десяти, а потом позволяет резкой телефонной трели взорвать свою черепную коробку. Однажды Миранда входит в приемную, яростно потрясая каким-то листом бумаги, зажатым в руке, и ни к кому из них не обращаясь, спрашивает, четко отделяя слова друг от друга: «Что – это – такое?!» - дурочка Энди Сакс поднимает голову от монитора, щурится в сторону листа и, глупо улыбаясь, еле слышно лепечет: «Это мое, Миранда, я специально положила вам на стол… я надеялась, что вам понравится…». Взгляд хозяйки как обычно ледяной и тяжелый, (Андреа выпрямляет спину до невыносимой боли в позвоночнике, распрямляет плечи до хруста и нервно теребит свой браслет на запястье, скрывая дрожь в руках) но Эмили поставила бы свою жизнь на то, что сейчас где-то в уголке ее рта томится тщательно скрываемая улыбка, до этого на памяти старшей секретарши не трогавшая эти губы. Эмили смотрит на лист – и видит портрет их хозяйки, пусть грубый и набросанный на скорую руку, жесткими прямыми штрихами, вспарывающими бумагу и сознание, но как будто бы даже… красивый; Эмили смотрит – и ей становится невероятно паршиво и противно; хочется убежать и закрыться ото всех – но Эмили не убегает, а внимательно и предано смотрит на хозяйку, как и привыкла. Миранда, не дослушав жалких оправдания Андреа, разворачивается и скрывается за тяжелыми дверьми своего кабинета (дверь приветствует косяк характерным тяжелым звуком, отдающим звоном в ушах); но все же Эмили готова клясться, что когда следующим же утром раскладывает на столе хозяйки свежие газеты и журналы, видит этот чертов рисунок, аккуратно сложенный и спрятанный среди кипы бумажек. А потом Энди Сакс перестает выглядеть как убогое провинциальное чучело и появляется в офисе в восхитительных босоножках от Джимми Чу, объявших ее лодыжки как влитые, и в платье от Шанель (Эмили смотрит на вездесущего Найджела самым уничтожающим взглядом, на который только способна, а тот делает вид, что даже не думал прикладывать руку к новому образу Андреа). А потом Энди Сакс начинает носить Миранде домой Книгу, класть ее строго на нужный столик и правильно вешать одежду не в гардероб, а рядом; учится не разговаривать с близняшками, не поддаваться на хитрые уловки этих маленьких бесенят и делать вид, что тебя в этой квартире нет и никогда не было (Эмили становится паршиво: чувство собственной ненужности - гнилая мыльная вода с тусклым осадком на стенках - заполняет ее, как пустой сосуд, до краев, но она молчит и просто выполняет свою работу). А потом Энди Сакс как будто начинает совершать меньше ошибок и делать то, что от нее требуется, и даже больше – предугадывает каждый приказ хозяйки, каждое новое сумасшедшее задание, каждую эмоцию и жест (Миранда, конечно, никогда не благодарит, Миранда даже никогда не улыбается в знак одобрения – но и Андреа, и старшая секретарша прекрасно понимают, что значит этот взгляд; что значит – и чего стоит). Иногда Эмили думает, что она просто ревнует свою богиню к этой простолюдинке, к этой пигалице, однозначно… годной к работе ассистенткой Миранды Пристли, – им обеим, конечно, совершенно необязательно об этом знать – но от этого легче не становится. Чувство беспомощности выбивает воздух из легких, ощущение своего зряшного присутствия в этой идеальной сказке про Золушку и ее королеву отравляет изнутри душу, с каждым днем сильнее и сильнее обращая ее в радиоактивный пепел, застилающий глаза и липнущий к губам; Андреа заходит в приемную, покачивая бедрами, - цок-цок-цок, в агонии взрывается мозг старшей секретарши, цок-цок-цок – а Эмили, признаться, ничуть не удивилась бы, если сегодня, легко и самодовольно улыбаясь, вместо стопки хозяйских газет и журналов протеже принесла ей нож в спину. …А потом Энди Сакс летит в Париж, уже ставя точку, а не вопросительный знак в предложении «Может ли кто-то заменить главную ассистентку»; потому что да, может – с легкостью, широко открытыми в невинном взгляде глазами, извиняющимися жестами и еле заметной глумливой усмешкой на губах; может – а значит, главному редактору «Подиума» вполне достаточно одной секретарши. Образ совершенной богини Миранды Пристли, взращенный годами, в один миг рассыпается вдребезги, а Эмили почти физически слышит звон разбиваемого стекла.