Главное чувствовать

      Джонхун открывает двери отельного номера Сынхена и останавливается на пороге, прислонившись плечом к косяку и наблюдая.       Сонсари сидит к нему спиной, склонившись над гитарой, играет какую-то незнакомую мелодию, которая возможно прямо сейчас рождается в его голове. Аккорды взмывают и отражаются от стен с ярким и насыщенным звуком. ________       Джонхун вспоминает то утро, когда Сон Сынхен впервые въехал в общагу FTIsland. Он растерянно крутил головой, непрерывно улыбался и был совершенно неуместен там — в их доме, в их уже сложившихся отношениях. Джонхун помнит свое постоянное глухое раздражение из-за нового гитариста. Еще до официального представления публике, у того появилось полчище антифанатов и стремные слухи о том, что он то ли внук какой-то крупной шишки, то ли беженец из Северной Кореи. И, разумеется, этот мальчишка был совершенно не виноват в этом. Как и в том что, после сумасшедшего дебютного успеха, дела у группы пошли хреново, что ушел один мембер, что именно неопытным Сынхеном заменили ушедшего.       И конечно же лидер должен был как-то облегчить адаптацию новичка — поэтому Сынхена и подселили к нему в комнату — но что-то пошло не так. Видимо дело действительно было в том, что Сынхен пришел в темное для группы время. Неясные перспективы, угроза роспуска, а самым старшим — Хонки и Хуну — всего по восемнадцать. Минхван и Джеджин, тяжело переживавшие всю эту ситуацию, сосредоточились на своих школьных делах, не обращая внимание на Сынхена. Джонхуну новичок просто не нравился. И только доброжелательный «всехний друг» Хонки казался Сынхену чуть ли не братом. Но и он, так же как и остальные, не верил, что Сынхен справится и приспособится.       Теперь, оглядываясь назад, Хун понимает, что Сынхену пришлось очень несладко. Понимает почему иногда в интервью, у него шутливо проскальзывают горькие слова о том, что тогда ему хотелось умереть, что он едва не сломался. Но Сонсари оказался сильным. Он выдержал — спал на полу, получал нагоняи и часами в одиночестве упражнялся в игре на гитаре. Получалось у него это не очень, все еще на уровне трейни, потому что подходить с вопросами к Хуну он не решался, а самого Джонхуна хватало только на то чтобы постоянно понукать, напоминать и требовать.       Джонхун помнит, как однажды днем он наигрывал на гитаре новую песню. И внезапно обнаружил, что Сынхен сидевший на полу на своем матрасе, не сводит глаз с его пальцев и струн. Обхватив колени, Сонсари напряженно хмурил брови, будто решая какую-то ужасно сложную задачу. И неожиданно для себя, Хун в полголоса начал объяснять: — Если будет настроение, можешь взять гитару и попробовать экспромтом. Сыграй одну ноту, а дальше пальцы сами выберут дорогу. Если мелодия тебе понравится — повторяй, пока она сама не решит измениться, следуй за ней. Позволяй пальцам самим случайно двигаться по струнам. Пробуй разные комбинации нот, пока не найдешь то самое звучание. Повторяй его. Играй с ним, пока не отточишь отрывок, начинай мелодию, продолжай и оттачивай еще, затем еще отрывок. Понимаешь? — Ага! — Сынхен быстро-быстро закивал головой и схватился за свой инструмент.       С того дня стало как-то легче. То ли Сынхен стал усерднее, то ли Джонхун, увидев заинтересованность новичка, потеплел к нему.       На первой же пресс-конференции Сынхёна чуть не сожрали. Журналисты обрушились шквалом критики. Обвиняли его в том, что ему не хватает ни опыта, ни навыков, ни внешности. В том, что замена получилась не равноценной. Что теперь группе точно конец. Тогда Джонхун намекнул, что им придется свернуть конференцию, если это продолжится, а потом ночью, услышав сдавленные рыдания, долго сидел рядом и молча держал руку на трясущейся спине.       Так, постепенно, Сонсари приживался в группе. Новые песни, новые клипы, новые шоу, новые концерты. Во всем этом, незаметно, он стал частью команды, завоевал доверие коллег, сдружился с ребятами. И начал еще больше раздражать Хуна. Теперь Джонхун скучал по тем дням когда Сынхен боялся лишний раз к нему подойти. Теперь он чувствовал себя собакой, от которой не отходит ее уже выросший щенок — хотелось забиться в угол, рычать и прикусывать бестолкового отпрыска, чтобы отстал, чтобы дал побыть в одиночестве. Этот жизнерадостный и немного сумасшедший парень будто задался целью не дать лидеру скучать. Не понимая, что Хуну жизненно необходимо свое собственное, уединенное изолированное пространство, Сынхен с упрямством, достойным лучшего применения, приставал, лез, цеплялся. И при этом если Минхван, как макне, был просто олицетворением эгье, то его ровесник Сынхен умиления вызывал мало. Действительно как щенок-подросток какой-то крупной породы — худой, нескладный, большелапый, крутолобый, неугомонный и совершенно бестолковый.       Они давно уже переехали в новое общежитие. И Сынхен давно уже обзавелся собственной кроватью в общей с Минхваном спальне. И все равно постоянно приходил к Джонхуну, и даже в его отсутствие репетировал в его комнате.       Однажды вечером, после пьянки по случаю завершения очередного концерта, Хун собирался лечь спать, и обнаружил Сынхена в своей постели. — И что это значит? — Не прогоняй. Я здесь посплю — не открывая глаз перекатился к самому краю, освобождая побольше места Джонхун оторопев от такой наглости, откинул одеяло и потянул кроватного узурпатора за руку. — Пошел вон! Что на тебя нашло? Не много же выпил. Сонсари резко сел, посмотрел зло. — Тебе жалко что ли? Я же тебе ничего… ничего такого не предлагаю. Хун рассмеялся: — Да что ты мне можешь предложить? Иди давай к себе и ложись спать. — Хен, ты вообще ничего не понимаешь? — у Сынхена такое лицо будто он вот-вот расплачется. Джонхун сдернул его с кровати, улегся на нагретые простыни и пробормотал: — Не понимал, не понимаю и понимать не собираюсь. У тебя слишком много эмоций и слишком мало мозгов. Ты такой ребенок, Сонсари. Проваливаясь в сон услышал отчаянное — «Я не ребенок!» и хлопнувшую дверь.       Ничего не понимать становилось все сложнее. И Джонхун максимально увеличил дистанцию между ними. Даже на шоу, фотосессиях, репетициях держался как можно дальше от Сынхена. Стал запирать двери в свою комнату, а потом и вовсе съехал в отдельную квартиру. Как лидер, он должен был беречь группу, обрубая опасные ситуации на корню, и понимал что кажется опоздал с этим на несколько лет. Впрочем, Сынхен тоже помогал дистанцироваться — после того вечера он стал сдержанным, немногословным. Во всяком случае с Джонхуном. А на вечеринке по случаю своего двадцатилетия, сказал четко, глядя в глаза Хуну — «Все! Теперь я взрослый».       Теперь. Теперь он стал забавно дергаться на любое упоминание его младшего возраста, постоянно повторяя — «Я взрослый». Как ребенок, честное слово.       А потом, как-то резко — вымахал, раздался в печах. Почти на голову перерос, паразит! Вот когда успел? Смешно, но теперь приходилось держать дистанцию еще и для того чтобы оглядеть Сонсари целиком, во весь рост. И язык больше не поворачивался назвать его ребенком.       Однажды ночью — вот на таких же гастролях, только кажется в Японии — Сынхен пришел в номер к Джонхуну. Стянул свою футболку, обнажив свежие татуировки — огромными римскими цифрами на плечах дата его рождения. Заявил:  — Я взрослый. Смотри — теперь не забудешь. Я не ребенок.       И поцеловал жадно-жадно, и контрастом трогал кончиками сильных пальцев легко и бережно — щеки, виски, шею, плечи. От этих аккуратных прикосновений больно пекло кожу. Хун не отвечал на поцелуй, но и не отталкивал, не останавливал. Он внезапно понял, вернее почувствовал, что для Сонсари это крайне важно. Что нельзя сейчас прогонять. Сынхен сам остановился, тяжело переводя дыхание, пытливо заглянул в глаза и ушел.       Любопытствующим они сказали, что Сынхен боится забыть день своего появления на свет, поэтому и пришлось набить тату. И никого это не удивило — это же Сонсари Шестнадцатое Измерение. Своеобразное чувство юмора и страсть пугать людей, выпрыгивая из-за угла. Взрослый. Как же! Хотя Джонхун прекрасно знал — только на первый взгляд могло показаться, что Сынхён поверхностный и ребячливый. На самом деле, за его легкомысленным оптимизмом скрывались ответственность и упорная старательность. Сынхён ведь до сих пор, выступая, не мог расслабиться, почувствовать себя уверенно — слишком сконцентрирован, слишком напряжен. Он если и допускал редкие ошибки, то именно из-за этого вот напряжения. А все лишь бы не подставить группу, лишь бы доказать, что достоин стоять рядом на сцене. Доказать это то ли зрителю. То ли себе. То ли своему лидеру.       После того поцелуя он стал приходить к Джонхуну по вечерам. Чаще натыкался на закрытые двери и молча уходил. Иногда Хун впускал его, и Сынхен оставался на ночь и уходил утром. Ни о чем не спрашивал, ничего не просил, не пытался отвоевать больше места, довольствовался тем что есть. Джонхун по прежнему совсем не понимал его.       Сынхен всегда на своей личной волне, всегда невпопад — невпопад молчит, невпопад смеется. Когда другие хохочут он невозмутим, когда все молчат он болтает. Никогда не чувствует уместности. Какой-то совсем мультяшный. Мозги работают слишком по-своему.       Хуну не о чем с ним говорить, и молчать с ним тоже неловко. Абсолютно ничего общего. Совершенно разные.       И только на сцене и в постели — когда слова просто не нужны — они чувствуют друг друга лишь на миг сталкиваясь взглядами. Читают мысли прикасаясь к коже. Способны отвечать на вопросы, которые еще не заданы, предугадывать желания. Да, они не могут понять друг друга на уровне слов, логики и рассудка, но они друг друга ощущают.       Понимать — это не всегда быть в состоянии объяснить. Иногда достаточно просто интуитивно, неосознанно чувствовать. ________       Сынхен играет, импровизируя, пробует разные комбинации нот. Уверенно ищет понравившееся звучание. Сочиняет пальцами мелодию, следуя за ней по струнам.       Сегодня Джонхун впервые пришел сам. Чтобы остаться до утра.       Он смотрит на Сонсари, пересчитывает беззащитно выступающие позвонки на его шее, разглядывает досконально выученные татуировки на плечах. И Сынхен, почувствовав взгляд, поворачивается и улыбается своей широченной, ненормально искренней улыбкой.       Они не знают как себя друг с другом вести, значит остается одно — просто экспромтом следовать своим желаниям, в надежде что они действительно хотят одного и того же.       Перед тем как войти и закрыть за собой дверь, Хун успевает подумать о том, что когда им все же удается понять друг друга — все становится идеальным. Каждый вздох и каждое движение навстречу.       И это наверняка что-то да значит.       Возможно — даже очень многое.