Postscriptum

Шумная автострада не сочеталась с тихими изгибами дома, его ветхой молчаливостью, старинным терпением. Ночной ветер уже давал знать об окончании лета - холодные брызги его потока рыскали под огромной на таком худом теле футболкой. Наруто делал затяжку за затяжкой – ранее упавший пепел серыми хлопьями взлетал вокруг; тлеющий кончик сигареты светил алым - чересчур ярко для темного покрова нового дня. Ручка балкона тяжело скрипнула, и юноша увидел неточные контуры чьей-то фигуры в тусклом сиянии дальнего света. - Можно прикурить? Повеяло острым запахом виски, и Узумаки невольно отступил назад - он сбежал от гула нарастающего веселья, от отвратительных, перекошенных пьяных лиц - счастливых в своем забытьи, несчастных при малейшем протрезвлении. Пришедший выделялся строгим и идеально выглаженным костюмом на фоне обычных футболок и джинсов, мелькающих по ту сторону стекла, четко очерченными скулами и до жути пронзительным взглядом. - Слишком пристально. Голос раздается с ноткой раздражения, и фигура поворачивается к нему, споткнувшись, небрежно-грациозно и так забавно, что аж легкий смешок комком в горле; взгляд на черный бархат неба и мириады усыпанных звезд. Узумаки ждет, пока худощавое тело совершит подвиг и поборет раздвоение в глазах. Ожидание чего-нибудь запретного тягостным свинцом наливается где-то в области живота, заполняет нутро вязким интересом. Узумаки любит парней. Впрочем, и девушек тоже - их хрупкость заставляет тело трепетать, а мягкие формы и плавный переход от линии талии к бедрам и эти острые выпирающие косточки около лона - выдыхать резко и порывисто, преисполняясь желанием. Парень подходит, пытаясь сфокусировать взгляд, но безрезультатно. Наруто смеется – устало, немного натянуто, дав себе отсрочку – стоит ли попытаться? Впрочем, на удивление, он вдруг ловит себя на мысли, что все эти игры и пробы подобраться к кому-нибудь поближе уже изрядно надоели, забирая возможность построить нормальные отношения, по канону, где женщина и брак. Наруто двадцать пять, и он измотан - двадцать пять лет беготни без оглядки, какого-то слепого наивного продвижения к счастью, что всё вот-вот маячило вдали, но не приближалось по мере продвижения. Наруто улыбается самому себе: у кого-то в двадцать первые перипетии жизни, первые наркотики и алкогольная интоксикация, первые серьезные отношения и первые болезненные, до кровоточащих порезов на руках, разочарования. Он сплюнул - вкус табака во рту вызывал тошноту, - и сделал шаг навстречу пьяному проклятию. Поцелуй был порывистый и пылкий - обжигающий нежностью и страстью, волнением несуществующего завтрашнего дня. Узумаки смотрел на закрытые глаза юноши с длинными черными ресницами, тенью спадавшими на бледную кожу, и понимал, что случившееся - следствие его отчаянного поиска тепла, уж никак не притяжения. Он попытался отстраниться, но холодные руки притянули его обратно, тонкие губы коснулись оголенного участка шеи. А потом он очутился на мягком шелке кровати, прогибаясь под тяжестью нависшего сверху тела, подчиняясь воле абсолютно чужого человека. Привилегия молодости - удовольствие преследует тебя повсюду, стоит только позволить ему дотянуться до тебя. В лунном свете бледность партнера казалась ошеломляюще аристократической, и правильной, и притягивающей. Наруто накрыло волной удовольствия, когда теплое дыхание обожгло кожу живота. И когда пальцы аккуратно прикоснулись к шее, медленно спускаясь к груди. Он тяжело выдохнул, чувствуя, что желание вытесняет рациональность, и послал к чёрту мир, услышав скрип ширинки. - Как насчет обмена номерами? - спросил юноша, поджигая сигарету, нарочито небрежно. Наруто устало кивнул, услышав этот вопрос уже второй раз за ночь - бесконечную и короткую одновременно. Он укутался в одеяло, ощущая дуновение ветра из открытого окна. Узумаки уверен: если бы не хмель в голове этого слишком выделяющегося своей черно-белой гаммой человека, тот бы никогда в жизни номера не спросил, а еще - если бы не тепло, пришедшее с поцелуями, Наруто никогда бы не дал правильную последовательность номера телефона. - Увидимся завтра? - Наверное. - Я Саске. Наруто промямлил что-то несущественное в ответ, подавляя приступ смеха, отчего-то четко осознавая, что его имя уже давно известно. Он подумал, что пол – это более важная информация, и все же мужчины раз за разом спрашивают его имя. *** Наруто знал, как описать то щемящее чувство, штормом подкатывающее к сознанию, но боялся признаться самому себе, что ухмыляющийся, уже до кончиков пальцев родной Саске значит для него больше, нежели люди, с которыми он прошел сквозь медные трубы. Он прекрасно понимал, что привязанность – почти смертельный исход. И что-то отчетливо отсчитывает «пять, четыре, три» внутри его головы, глубоко отравив самую суть жизни. Наруто боялся ответственности, которая последует после. Чего можно ожидать от человека, просто желающего получить тебя, как трофей, готового произносить пылкие пафосные речи лишь ради привлечения внимания? Наруто чувствовал, как медленно попадает в сети заветного и запрещенного слова. По ночам ему грезилась красная тонкая нить, соединяющая его мизинец с мизинцем безымянного человека, имеющего такой же прищур, как Саске. Он прикоснулся пальцами к умиротворенному лицу крепко спящего алчного демона и улыбнулся пронзительной, мимолетной полоске боли его умиротворенного лица. Встал, аккуратно откинув край одеяла, и тихонько вышел из комнаты, затворив со скрипом дверь. Просторный коридор раскинулся цепочкой закрытых комнат и парой лестниц. Ванная располагалась за углом и достигала небывалых для простолюдина размеров. Юноша окинул взглядом свое отражение в зеркале, остановившись на заметных кровоподтеках на шее. Холодные струи воды остудили горячее воображение и острое удовольствие вчерашних прикосновений. Интересно, чем это закончится. Целый месяц он жил по уставленному сценарию: работа, дом Саске, сон, работа... По выходным они планировали выходить из четырех стен, но в итоге заказывали еду и смотрели кино в гостиной. Наруто плевал на правила приличия и не стеснялся своего выбора, однако одна симпатичная девица с вечеринки звонила каждый день и смеялась в трубку, рассказывая рутинные истории. Отчего-то страшно не хотелось, чтобы она их увидела, хотя он прекрасно знал, что она о них знает. И всё равно звонит. Странно, но ее назойливость была мягкой и словно дружественной - почти незаметной, абсолютно не раздражающей. А еще во время последнего ее звонка, когда Саске сидел напротив и курил в окно, его губы заметно с неприязнью изогнулись. От этого было немного страшно и немного приятно. - Завтрак через 15 минут. Узумаки кивнул, вытер воду с лица полотенцем и последовал на кухню за своим черноволосым несчастьем. «Какая досада, что мы вместе», - подумалось ему. Саске готовил отвратительно, поэтому их завтрак состоял из пары бутербродов и сваренного второпях кофе. Но его преданность традициям – изъян любого воспитания, его привычка чтить семейные ценности была приятным дополнением, даже скрашивающим остальные погрешности. Прием пищи проходил в установленное время и не начинался, пока все не соберутся за столом. Даже если «все» – это два человека. - Сегодня назначена встреча на восемь, буду поздно. Наруто прикинул планы на вечер и решил их изменить. - Хорошо, тогда я переночую дома. Заодно уберусь. Они всегда так расставались: без лишних прикосновений и пылких слов. Просто работа, совещания, вечеринки, на которых кто-то из них был бы лишним. В этом не было ничего оскорбительного, однако в которых раз убеждало, что на перспективу нужно подыскать себе другое пристанище. И другого партнера. Наруто избежал пытливого взгляда Саске, ибо что-то противно кольнуло внутри, обдав холодом. Дома Узумаки так и не появился: пустая коробка, хоть и обставленная всякими безделушками, напоминала об одиночестве пугающей тишиной. Никогда его не ждали теплый ужин и теплая постель – только полумрак и затхлый запах окурков. Бары же встречали гулом и весельем, и возможностью скрыться, испариться и стать никем. После третьего стакана виски он понял, что уже точно никуда не уйдет. Мир вдруг стал более приветливым и теплым, а длинноногая блондинка под боком соблазнительно стреляла глазками и напрашивалась на комплименты. Наруто без церемоний положил руку ей на ногу и, не заметив сопротивления, медленно поднимался вверх, залезая под платье. Девушке это нравилось. Девушка шире расставляла ноги и клала свою руку поверх лежащей. И хлопала накрашенными ресницами, прикусывая губу. После пятого стакана мир начал крениться, а музыка превратилась в месиво из звуков – громких, ритмичных, гипнотизирующих. Девушка озорно шептала пошлые истории, а потом ненавязчиво расстегнула ширинку. Благо, в этом помещении всегда горел приглушенный свет. Ему подумалось, что она точно умеет делать чудесные вещи своим язычком. Наруто ухмыльнулся: его сегодня ждет чудесный секс без обязательств. А потом вспомнилось, что Саске хоть и кривится при упоминании оральных ласк, но этот мерзопакостный, любящий только себя ублюдок, зацикленный на удовлетворении своих нужд, а не партнера, намного дороже ему, чем одна ночь с соблазняющей бестией. Узумаки поцеловал ее в губы, не удержавшись от мимолетной слабости, еще раз напомнил ей о ее божественном лике и, застегнув ширинку, отправился восвояси. И попал к Саске домой. Нельзя сказать, что он сильно удивился, застав Учиху с красивой длинноногой шатенкой. И все же было больно. Он, конечно, не ожидал свадьбы и поздравления родственников с новорожденным – не дурак. Но иногда, лежа с ним в кровати и наблюдая за хмурящимся лицом, Наруто четко осознавал, что вклепался. Влюбился в тонкий шрам под правой ключицей, влюбился в хитрый прищур и нетерпимость, влюбился в подгоревшие завтраки и потресканные губы. А шатенка красиво изгибалась, сидя сверху, и сексуально стонала. «Кажется, скоро кончит». Наверное, где-то он ошибся. Видимо, когда переступил рубеж дозволенного и подпустил к себе чёрта с идеальными чертами лица. Саске никогда ничего ему не обещал, даже напротив – давал полную свободу действий. Наруто осторожно положил ключ на тумбочку при входе, стараясь не шуметь, и вышел, тихо притворив дверь. - Говно все эти ваши истории про линии судьбы, - промямлил он целующейся на лавочке парочке. На улице светало.