Час-пик

Черт бы меня побрал разъезжать в метро в час-пик. И зачем я только согласился на провокации бейсбольного придурка? Так быстрее? Дешевле? Черт! Теперь мы здесь так плотно стоим, что фиг выйдешь. Слева на меня навалилась какая-то девка, а сзади — этот. В итоге я прижат к дверям, через которые не выходят. Прямо счастлив до безумия. Зато стены холодные — в такую жару у меня только голова начинает кружится от духоты, что не то что простоять пару остановок — просидеть их очень сложно. Кто-то схватил меня за руку. Теплая, влажная. От этой теплоты только еще сильнее хочется вжаться в двери. И я даже знаю, кто это. Бейсбольный фанатик наклоняется ко мне и шепчет на ухо, что я едва различаю, что он говорит: — Это для того, чтобы ты не потерялся. Хочется отпрянуть, да некуда. Не на людей же мне прыгать. Хотя, это было бы не плохой идеей — в конце концов, это же не Десятый и его подчиненные. Но я сомневаюсь, что он бы меня похвалил, если узнал, что я так обращаюсь с городскими. А я ненавижу, когда Десятому что-то не нравится. Поэтому стерплю. Люблю эти тупые картинки на стенах. Всегда можно сделать вид, что ты зачитался чем-то безумно интересным, хотя на самом деле тебе просто стыдно. Нет, мне не стыдно! Просто этот... Ямамото с каждым качанием поезда наваливается на меня сзади, прижимает к двери и хватает за талию. Мы держимся за руки. Мы, черт возьми, стоим и держимся за руки, а всем плевать. Я даже рад, что этого никто не видит. Он становится настойчивее с каждой секундой. Пальцы скользят по спине, отчего я съеживаюсь — ненавижу, когда меня так нагло лапают. Ямамото залезает своей чертовой рукой под футболку и проводит пальцем — от шеи до самой задницы. Я дергаюсь и отодвигаюсь назад, но он хватает меня и прижимает к себе. Меня впервые волнует то, что подумают люди. Меня впервые привлекает его одеколон, и я утыкаюсь носом в шею Ямамото. — Хаято. Бейсбольный придурок зовет меня по имени и делает это чертовски соблазнительно. Даже если бы я сказал «Такеши», то ничего бы не вышло. Я не хочу называть его по имени. Звучит так, как будто мы друзья закадычные. Хотя мы уже как два месяца больше, чем друзья. Ямамото наклоняется и целует шею, ключицы, руки. Я кусаю губы и панически осматриваюсь по сторонам. Но всем плевать. Может быть, сейчас какой-нибудь старый извращенец лапает старшеклассницу. Всякие парочки целуются у всех на глазах. Кто-то трется об кого-нибудь. Вагон извращенцев, черт возьми. Я жалею, что надел зауженные джинсы. Я жалею об этом, когда Ямамото забирается рукой ко мне в штаны и сжимает член у основания. Сдавленно всхлипываю — эти дурацкие ощущения только еще сильнее распаляют, и я ненавижу себя за то, что начинаю толкаться ему в руку. Бейсбольный придурок делает это чересчур медленно, как будто наслаждается своим превосходством — скользит по всей длине члена, обводит пальцем головку. И ухмыляется еще, скотина. Я стараюсь посмотреть на него как можно строже, но не могу сдерживать стонов и стыдливо отвожу взгляд в сторону. И не убежать же, черт возьми! Ямамото продолжает умело двигать рукой, заставляя меня вплотную прижиматься к нему и закусывать губу, чтобы не застонать во весь голос. И так он дрочит мне до того момента, пока не начинают объявлять остановку — не нашу, другую. Вся толпа побежала к выходу, а этот бейсбольный придурок, черт возьми, просто выпустил руку и встал как ни в чем не бывало! Забегает новая толпа. А он тащит меня ближе к выходу — скоро наша остановка. — Я тебя ненавижу, — шепчу ему на ухо. — Я тебя тоже люблю. Смотрит на меня, улыбается своей тупой беззаботной улыбкой. А я же знаю, что сейчас мы пойдем к нему домой. И там мне достанется. Поэтому я поспешно затыкаюсь, подумывая, как бы мне смешаться с толпой и сбежать.