Снова в Москве

Наполеон думал: «Это триумф! Наконец-то я вхожу в Москву!» Император гордо огляделся по сторонам. О да! Вот она, Москва! Сегодня не повторится того позора, как в 1812 году. Никаких пожаров он не допустит! Нет уж, теперь и Москва, а затем и вся Россия будут подчинены французам. «Как же красиво», — пришла невольная мысль в голову Наполеона. Бонапарт стоял посреди Красной площади. Позади него вытянулась в струнку вся, от маршалов до последнего солдата, Великая армия, целая и невредимая — как будто и не было 1812 года. Впереди двумя орлиными головами подпирала небо Спасская башня. Виднелись зубчатые стены Кремля. Наполеону на мгновение показалось, что Кремль как-то нехорошо ухмыляется. Бонапарт энергично помотал головой, отгоняя эту не слишком-то приятную идею. Император ещё некоторое время стоял, любуясь на Спасскую башню. Он, в отличие от Великой армии, не заметил, что по небу пронеслась таинственная тень. Первым эту тень увидел Мюрат и попытался сообщить о ней императору. Император лишь отмахнулся от него, и добавил — либо Мюрат просто несёт всякую чепуху, либо это просто птица. Но тень, которую заметил маршал, не была даже похожа на птицу. Мюрат попробовал сказать об этом, но Наполеон посмотрел на него с таким выражением лица, что временно отбил у маршала всякую охоту разговаривать. По приказу императора забили барабаны. Французы ровными рядами замаршировали в сторону Кремля. Наполеон только стоял и любовался на свою армию. Всё было прекрасно. Даже погода, казалось, располагала к победе. Было солнечно, не холодно, но и не слишком жарко, а в самый раз, и ветер дул совсем небольшой. На взгляд Наполеона, идеальная погода. Когда большая часть французов уже была внутри Кремля, с зубчатых стен кто-то спрыгнул в гущу людей и побежал прямо по головам наполеоновских солдат. Те не обращали совершенно никакого внимания. Как будто так и надо. Маршалы тоже стояли рядом с императором, как раньше. Один Наполеон удивился. Он повнимательнее пригляделся к бегущему, и узнал в нём русского друга Мюрата, Михаила Милорадовича. Что самое интересное — они с Мюратом друг друга словно не узнали. Приблизившись к Наполеону, Милорадович пробежал мимо него, не издав ни звука, с таким сосредоточенным видом, что и словами не передать. Бонапарта русский как будто и не заметил, а вскоре скрылся за ближайшим поворотом, и поминай как звали. Наполеон проводил его до поворота изумлённым взглядом, постоял ещё с минуту, а потом бодро направился к Кремлю. Маршалы шли за ним. Здесь, по пути к Кремлю, и настало то, чего боялся Мюрат. По небу снова промелькнула та же самая тень. Но не только промелькнула! Она начала опускаться, увеличиваясь в размерах, стала приобретать всё более и более чёткие очертания... Пока тень, принимая человеческие контуры, снижалась, Наполеон стоял и смотрел на неё снизу вверх, абсолютно ничего не чувствуя. Никаких эмоций — и всё. Ни страха, ни даже интереса. Зато маршалы испугались до ужаса и заметались из стороны в сторону, а потом решили не покидать своего императора до конца — каким бы ни был этот самый конец — и, сбились позади него в кучку, дружно покрывшись плотным слоем мурашек. Тем временем тень опустилась окончательно, и тут-то Наполеону стало страшно. Загадочной тенью, летавшей по небу, был Михаил Илларионович Кутузов. На Кутузове был синий с красным мундир, а на груди и спине мундира была вышита золотом большая буква К*. Ростом главнокомандующий был мало, что выше Мюрата, а, как минимум, метра четыре. От таких габаритов и без того не отличавшийся большим ростом Наполеон ощутил себя совсем уж карликом. Кутузов несколько секунд презрительно разглядывал перепуганных французов, а затем молвил громовым голосом: — А-а-а, это ты, жалкий корсиканский лилипут!** Вовремя же до меня Михаил Андреевич добежал! Что, опять в Россию пришёл?! Чего тебе тут надо, отвечай! Наполеон собрался с духом и пискнул (да-да, Наполеон Бонапарт от ужаса начал пищать!): — Москву. Главнокомандующий расхохотался таким громким и нечеловеческим хохотом, что чувствительный Бертье грохнулся без сознания, а Наполеон и остальные маршалы затрепетали, как листья на ветру. Отсмеявшись, четырёхметровый Кутузов вытер выступившие на глазах слёзы и прогрохотал: — Москву тебе надо, мелкий? Вот ещё! Не дорос ты пока до Москвы, и никогда не дорастёшь. Иди-ка в свою Европу, продолжай там играть. Бонапарт оскорбился: — Я бы попросил! — Попросишь, обязательно попросишь, — заверил его Кутузов. — А ну, пошли все вон отсюда! Сей момент! В тот же миг из Кремля выбежала вся, до последнего человека, Великая армия и со скоростью света помчалась в направлении родной Франции. Причём бежали они с такими спокойными лицами, будто ничего и не случилось, и это не они только что услышали глас главнокомандующего русской армией. Наполеон, не двинувшийся с места, удержать их даже не пытался, не было смысла. Бонапарт с надеждой оглянулся на маршалов — но всех маршалов как ветром сдуло, кроме уже очнувшегося Бертье, боготворившего императора. Кутузов медленно двинулся к Наполеону. Тот перепугался ещё сильнее — хотя казалось бы, куда сильнее? — и крикнул замершему в ужасе Бертье: — Чего стоишь?! Бежим!!! Штабист продолжал стоять. Император подскочил к нему, схватил за руку и сорвался с места, таща за собой Бертье. Тот за ним еле успевал. Наполеон же, человек, совершенно далёкий от спорта, бежал с выносливостью марафонца и скоростью спринтера. Они нагнали и даже перегнали Великую армию, уже мчащуюся по Польше. А Кутузов не отставал. Ясно было, что не нужна ему армия Наполеона, ему нужен Наполеон, и только. На полпути к Франции Бертье споткнулся, упал и больше не вставал. Он не умер — просто не было больше сил. Тогда Бонапарт перекинул маршала через плечо и помчался дальше. Император думал, что они уже спаслись, но в нескольких километрах от Парижа Кутузов их догнал. Отодрав штабиста от плеч Наполеона, он отпустил его на все четыре стороны. Бертье махнул рукой на всю свою любовь к императору, и скрылся. Кутузов же схватил Наполеона и поднял его над землёй. Император заорал во весь голос и начал изо всех сил отбиваться. Безуспешно. Он пытался даже кусать главнокомандующего, но чуть зубы не переломал. В итоге Кутузов поднял Наполеона на уровень своего лица и сказал загробным голосом: — А теперь, чтобы Европа и Россия впредь были свободны, да и вообще во славу Отечества, я тебя съем... ...— Аааааа!!! — с этим воистину жутким воплем Наполеон Бонапарт проснулся незадолго до рассвета у себя во дворце. Император в ужасе огляделся по сторонам. И обнаружил себя в собственной спальне. Вон, из угла выглядывает та самая статуя а-ля Пикассо, которую ему чуть больше двух недель назад подарили на День рождения маршалы. Недалеко от кресла валяется оставленный на память о второй войне с Александром веник***. И Жозефина под боком спит. Правда, в данный момент императрица не спала, а очень сердито и зло глядела на супруга. — Что случилось? Почему ты кричишь так, словно тебя убивают? Я же спать хочу! — раздражённо сказала она. — Кутузов! Он хотел меня съесть! Понимаешь?! Меня! Хотел! Съесть! Русский! Генерал! — Что-о? — вылезли на лоб глаза Жозефины. — При чём тут Кутузов? Почему он хотел тебя съесть, и вообще, что с тобой? Быстро рассказывай. Император в красках описал ей свой сон. В некоторых, особенно волнительных местах Жозефина изумлённо ахала, а последняя фраза Кутузова её повеселила. Завершил Наполеон свой рассказ вот такими словами: — И приснится же такое!