Мое сердце бьется только рядом с тобой

Прошло уже восемь месяцев с того памятного вечера, когда Гейл познакомился с Рэнди. Их бурный роман начался, можно сказать, с первого взгляда. Они оба бросились в объятия страсти, и уже через три недели Рэнди переехал к Харольду. Свою же квартиру он пока переделал под студию. Рэнди частенько приезжал к Гейлу на съемки, а тот, в свою очередь, уже побывал на двух выставках Харрисона. На разного рода приемах они тоже всегда появлялись вместе. Рэнди Харрисон как-то незаметно влился в жизнь Гейла и стал ее неотъемлемой частью. Это было время безумной страсти, дикого безудержного секса, нежной любви. Все было хорошо, слишком хорошо. Но мироздание так уж устроено, как весы – на одной чаше которых счастье, радость, любовь, вера, надежда, а на другой – слезы, ненависть, зависть, подлость, предательство. И если одна перевешивает – это непорядок. Равновесие – всегда должно быть равновесие. И нам всё дается в равной мере. И все знают: когда слишком хорошо – жди неприятностей. *** Работы на площадке прибавилось. Гейлу не удавалось уже так часто, как раньше летать домой. За следующие три месяца он пропустил две выставки Рэнди. И со Скоттом они чуть не поругались, потому что Харольд не смог присутствовать на презентации нового оборудования для исследовательских программ в области СПИДа. И если Рэнди воспринял это без вопросов, с пониманием, то Кемпбел срывался на крик. И тут Харольд поймал себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы и Рэнди проявил больше эмоций, чтобы покричал, чтобы обиделся, в конце концов, а не с олимпийским спокойствием со всем соглашался. «И почему он так легко все воспринимает? Неужели его не задевает? Конечно, он все понимает, понимает, что это работа, но все равно». Мысли метались, не давая покоя. Ему казалось, что их отношения стали приторными, слишком уж все шло гладко, не хватало остроты, огонька, хотя секс всегда был горячим. Но Рэнди никогда не ругался, не срывался, не обижался, не ревновал, он просто любил. «Господи! Мне не хватает ссор? Я, наверное, сошел с ума! Или у меня, как это говорят, кризис среднего возраста», – думал Харольд. Но появлялся его любимый художник, и все эти глупые мысли вылетали из головы. Они не виделись почти месяц. Гейл не мог вырваться из Канады со съемок, а Рэнди к нему. Но вот Харольду подфартило – решили переснять пару сцен, где он не участвовал, и пять дней оказалось свободных. Первые три дня он не выпускал Рэнди из постели, пока тот не взвыл: – Гейл! Я скоро сидеть не смогу, давай сделаем перерыв. – Никаких перерывов, я через два дня уеду, и неизвестно когда снова выпадут такие выходные. Я скучал, Рэндс, очень скучал. – Я тоже скучал, – Рэнди ласково провел рукой по щеке мужчины. Они с нежностью смотрели друг на друга, но вот блондин игриво, шлепнув Гейла по бедру, заявил: – Хорошо, остаемся, но теперь ты будешь стонать подо мной. – Согласен, – Гейл засмеялся, опрокидывая Рэнди, подминая его под себя. – Только с завтрашнего дня. А сейчас я хочу вылизать тебя с головы до ног и начну с… ног. Гейл ухватил парня за лодыжку, подтянул к себе и провел языком по стопе. Рэнди дернулся и застонал. Харольд не обошел вниманием ни один палец, ни одну косточку. Потом подколенные впадинки, где по ним гулял язычок, а губы пощипывали нежную кожу. Харрисон тяжело дышал, вцепившись в простыни. От такого наслаждения пальцы на ногах поджимались, а в животе становилось тепло и сладко тянуло. Член встал и почти прижался к животу, оставляя на нем следы смазки, требуя к себе внимания. А Гейл не торопясь продолжал свою пытку. Он присосался к тазовым косточкам, покружил вокруг пупка и мимоходом лизнул неглубокую ямку. Поднялся выше к соскам, поигрался с ними языком, наблюдая, как они твердеют от желания. Вылизав ключицы, добрался до шеи, пощипал губами нежную кожицу, ощущая пульсирующую венку, проложил дорожку поцелуев по скулам, облизал губы и, нырнув в ушную раковину языком, горячо прошептал: – На живот! Харрисон послушно перевернулся, вздернув попку вверх. – Какой ты нетерпеливый! Рано еще, – Гейл хлопнул по заднице, опуская его на кровать. – Я еще не закончил вылизывать тебя! – Гееейл! – протяжно завыл парень. – Пожалуйста! Хочу тебя сейчас! – Ладно, – смилостивился Харольд, ему и самому уже было невмоготу. Он приподнял бедра Рэнди, раздвинул половинки и прошелся языком по еще открытому с предыдущего раза анусу. Раскатав презерватив по члену, Гейл легко скользнул в раскрытое отверстие, заполняя Харрисона до упора, и сразу начал движение. Сильные глубокие толчки возносили Рэнди на вершину блаженства. Он уже не стонал, а что-то мычал. А когда рука партнера обхватила его член, хватило всего пары движений, чтобы оргазм накрыл его. Гейл кончил следом. А потом были неспешные, нежные поцелуи. Когда они, наконец, прервались, было далеко за полдень. Рэнди настоял на том, что ему обязательно надо сходить в студию, а вечером они продолжат свои «грязные игры». Он был еще в душе, когда в дверь позвонили. Гейл не собирался вставать, но кто-то продолжал настойчиво звонить. Мужчина нехотя вылез из кровати, накинул халат и поплелся открывать. За дверью никого не оказалось, а на полу лежал желтый конверт. Харольд поднял его. Без надписи, без каких либо знаков. Он покрутил его и, закрыв дверь, вернулся в комнату. Рэнди все еще был в душе, но Гейл не стал его дожидаться и вскрыл конверт. На стол упали фотографии. Мужчина застыл, глядя на эти снимки, которые просто вышибли из него весь воздух. Он забыл, что надо дышать. На всех снимках был Рэнди в постели с каким-то незнакомцем. Они, слава богу, не занимались любовью, просто спали. Лицо Харрисона было такое спокойное и умиротворенное, какое бывает у него после хорошего секса. Но что окончательно добило Гейла – это переплетенные пальцы рук. Жест, принадлежащий только им, соединяющий, олицетворяющий неразрывную связь. И вот теперь пальцы Рэнди оказались сплетены с пальцами какого-то типа, возможно –одноразового траха. Волна ненависти и негодования пришла откуда-то снизу, заставляя ноги дрожать. Внутри все закрутилось в тугую спираль, сжимая сердце до боли. А потом эта волна добралась и до головы. Все мысли, одолевающие его последнее время, сразу вернулись, и все встало на свои места. Теперь Гейл понял, почему блондин не злился и не обижался, когда он не мог бывать на выставках. Художник прекрасно проводил время и без него. Харольд просто рухнул в кресло, не в силах оторвать взгляд от фотографий. Ревность и ярость затопили его. – Гейл! – Рэнди вышел из душа. Капельки воды еще оставались на коже, золотом переливаясь в лучах солнца, заглядывающего в окна. – Почему ты не пришел, я… Рэнди запнулся, увидев лицо любовника: – Что случилось? Что с тобой? Кривая улыбка исказила губы Харольда: – Вот, любуюсь! Интересно, это была первая или вторая выставка, на которую я не приехал? Харрисон взял снимки, просмотрел и бросил обратно на стол. – Чушь. Я не знаю, кто это тебе прислал, но с парнем на этой фотографии я не знаком. Я ни с кем, кроме тебя не спал, не сплю и не собираюсь, – он спокойно начал одеваться, считая инцидент исчерпанным. Харольд задохнулся от этого спокойствия, он вскочил, сжимая кулаки: – И это все, что ты можешь сказать? Это все твое оправдание? – Я не собираюсь оправдываться, тем более в том, чего не было, – парень продолжал натягивать одежду. – Неужели? А вот эти снимки говорят обратное. – Ты серьезно? Веришь этой ерунде, Гейл? Кто-то, видимо, решил пошутить… – Пошутить? Нет! Кажется, решили открыть мне глаза! – Что? Значит, мне ты не веришь? Не веришь? А вот этому поверил? Считаешь, что я сплю со всеми подряд за твоей спиной? А ты себя со мной не перепутал, а, Гейл? – наконец, разозлившись, прокричал парень. Пощечина была довольно сильной. Гейлу показалось, что сжавшаяся внутри пружина распрямилась, вытолкнув наружу все, что скопилось, что дремало, что ждало своей очереди, все его сомнения последних дней. Голова блондина дернулась, и моментально на щеке проступил след от пятерни. В широко распахнутых голубых глаза Рэнди застыли удивление и боль. Наверное, до конца своих дней Гейл не забудет этих глаз. Он задыхался, стискивая кулаки, готовый к отпору. Но Рэнди не произнес больше ни слова. Он взял сумку и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Харольд так и остался стоять, не шелохнувшись, ошеломленный своим же собственным поступком. Внутри образовалась пустота, черная дыра, в которой все исчезло. Придя в себя, он прошел к бару, налил стакан виски и залпом выпил. Налил еще. Приятное тепло разлилось по венам. Он плюхнулся на диван, набрал номер и приказным тоном, не терпящим возражений, произнес: – Скотт, приезжай ко мне, немедленно. Харольд не стал слушать, что там ответит Кемпбел, он нажал отбой, кинул телефон в сторону и, откинувшись на подушки, закрыл глаза. Все рухнуло в один миг, похоронив счастье, любовь, доверие. *** Скотт Кемпбел после разрыва с Гейлом продолжал пристально следить за Харольдом и его художником. Он не верил в их отношения, считая, что у Гейла очередная блажь, и это быстро пройдет. Но время шло, пролетал месяц за месяцем, а парочка до сих пор не разбежалась и, кажется, была счастлива. Он любил Харольда и тосковал по нему. Каждая встреча на презентации или конференции фонда давались ему с трудом. Он еле сдерживался, чтобы не дотронуться до любимого мужчины, а его молодого любовника готов был придушить собственными руками. Но ничего изменить Скотт не мог. Он продолжал молча любить, тихо ненавидеть и лелеять мечту, что вот когда-нибудь… Поэтому звонок Гейла, такой неожиданный и такой странный, заставил сердце подпрыгнуть и сделать кульбит от предчувствия, что не все, видимо, безоблачно в голубом раю, раз Харольд зовет его. Он отложил все свои дела и полетел к Гейлу. Как ни странно, но дверь была открыта, а сам хозяин, расположившись на диване со стаканом виски, который, видимо, был далеко не первый, абсолютно пустым взглядом смотрел на какие-то снимки, лежащие на столе. Скотт прошел к дивану и тихонько опустился на край. – Здравствуй, Гейл. Что случилось? У тебя был такой голос. Харольд не шелохнулся, продолжая поигрывать янтарной жидкостью в стакане. Скотт потянулся к снимкам. – Боже мой! Вот я так и знал! Всегда знал, что этот твой…художник… ну, надо же…А я говорил, что он та еще штучка и … – Я ударил его. – Что? – не сразу понял Скотт. – Я ударил Рэнди, – повторил Гейл. – Судя по снимкам, он заслужил это. – Нет, я ударил его не за это. – Да? А за что же? По-моему, тут… – Неважно. Но я бы хотел попросить тебя уточнить подлинность этих фотографий. – Думаешь, это может быть фотомонтаж? А я считаю… – Я не спрашиваю твоего мнения, а прошу уточнить… и вообще… – Хорошо, хорошо. Сделаю, как ты просишь. А сейчас тебе лучше лечь, ты уже накачался под завязку. Скотт подхватил не сопротивляющегося Гейла под руку и повел в спальню. Уложив и накрыв его пледом, он немного посидел рядом, любуясь родными чертами, аккуратно смахнул челку со лба и подумал: «Ну вот, кажется, все возвращается на свои места. Думаю, ты нагулялся, мой мальчик, и, наконец, понял, что кроме меня никто не будет тебя так любить. Ты думал, художник оценит твою любовь? Молокосос! Он тебя не стоит». Мужчина вздохнул и пошел на кухню. Фотографии не выходили из головы. Кто же мог снять такое да еще переслать Харольду? Ну, кто бы он ни был, он оказывал Скотту неоценимую услугу. Почему-то Кемпбел не сомневался, что снимки подлинные. Все это было очень странно. Но сейчас не хотелось думать об этом. Сегодня он останется и присмотрит за Гейлом, а если понадобится – и утешит. В холодильнике лежали продукты, подготовленные для ужина. Очевидно, блондин собирался готовить курицу. Закатав рукава, мужчина взялся за стряпню. Уж что-что, а курицу он осилит. Скотт периодически заглядывал в спальню, проверяя, как там Гейл. Тот разметался по кровати. Черная майка с тонкими лямками задралась до самой груди, оголяя плоский живот, брюки сползли так, что было видно узкую дорожку черных волосков, тянущуюся от пупка вниз, белья, конечно, не было, а штанины завернулись до колен, открывая ступни и икры. Он слегка похрапывал. Скотт не удержался, и, встав на колени, губами невесомо коснулся живота спящего, глубоко вдыхая мужской запах. Он застонал, почувствовав возбуждение. Гейл зашевелился и перевернулся. Неимоверным усилием воли, Кемпбел заставил себя отстраниться. Он встал, поправил напрягшийся член и снова ушел на кухню. «Потом, уже скоро. Мой, будет только мой!» – повторял Скотт, как мантру. Сегодня он не собирался уезжать. Нельзя было оставлять Харольда одного в таком состоянии. Мужчина приготовил ужин, принял душ и примостился на диване, щелкая пультом. Но потом рассудил, что присматривать за Гейлом будет удобнее, если он будет рядом, прилег под бок на кровати. *** Рэнди с трудом добрался до своей квартиры. Он еле сдерживал слезы, прикусывая губу до крови. Щека горела, в глазах стоял туман. Незаслуженная обида выжигала все внутри, не оставляя живого места. «Поверил каким-то снимкам, а не мне, даже не пытаясь поговорить и разобраться. Что с тобой, Гейл? Что случилось? Неужели ты так не уверен в себе или во мне?» Конечно, ни о какой работе не могло быть и речи. Рэнди попробовал рисовать, но сосредоточиться не смог. Он бросил все и упал на диван. Сцепил руки в замок и уткнулся лбом в стиснутые пальцы. Перед глазами стояло презрительное, с оттенком брезгливости, лицо Гейла и глаза, почти черные и злые. Харрисон застонал. Он попытался вспомнить последние две выставки. Одна была тут, в Нью-Йорке, а вторая в Чикаго. Гейл позвонил и сообщил, что не сможет вырваться со съемок. Рэнди, конечно, расстроился, это был его довольно удачный, как он сам считал, цикл картин о Нью-Йорке, основанный на контрастах. Художнику очень хотелось, чтобы Гейл оценил, но… он прекрасно понимал – работа есть работа, тем более съемки, а посмотреть Харольд мог и в компьютере, хотя это уже было совсем не то. Вторая выставка проходила в Чикаго. Гейла опять не было. Харрисон провел там три дня. Он никуда не ходил, только пару раз спустился в бар, а потом спал в номере. Рэнди был уверен, что снимки – умелый фотомонтаж. Но вот кому и зачем это понадобилось, оставалось загадкой. Скотт Кемпбел, который так и не примирился с их отношениями, был единственным подозреваемым в списке художника. Но, как бы он к нему не относился, верить в такую подлость Скотта не хотелось. Послезавтра Гейл уезжает. Рэнди решил, что сегодня не пойдет домой, дав возможность любовнику остыть, придти в себя, а завтра они спокойно обо всем поговорят. Он очень надеялся на здравомыслие Харольда. Вдвоем будет легче докопаться до истины. Рэнди прилег, задумался и незаметно провалился в сон. *** Гейл попытался открыть глаза. Хоть и с трудом, но ему это удалось. В голове били колокола. Зверски хотелось пить. «Господи! И на хрена я вчера так напился?» Чьи-то теплые губы коснулись шеи. «Рэнди!» – Доброе утро, дорогой! – Скотт? – Гейл попытался повернуть голову, но колокола забили сильнее. Он застонал и остался лежать на месте. – Что ты здесь делаешь? – Ну, я не мог тебя оставить одного, – Кемпбел снова поцеловал его в шею, поглаживая оголившийся бок. Тут воспоминания накрыли Гейла. «Рэнди. Фотографии. Пощечина». Харольд снова закрыл глаза. Руки Скотта уже недвусмысленно оглаживали его тело, а губы продолжая осыпать поцелуями шею, горячо шепча: «Гейл!» «Да какого черта, Харрисону можно развлекаться, а мне нет?» – вспыхнула мысль в голове Харольда. Он перевернулся на спину, давая понять, что ждет от партнера. Скотта не надо было просить дважды, тот только этого и ждал. Мгновенно оказавшись между ног Гейла, он медленно стянул с него штаны, высвобождая эрегированный член. – Господи! Я так соскучился по тебе, – Скотт зарылся лицом в пах, вдыхая терпкий мускусный запах. Он с упоением начал вылизывать набухший член. Гейл застонал и подкинул бедра, требуя большего: – Давай, Скотт! Возьми уже его, хватит играться. Кемпбел и сам чувствовал, что Харольд не настроен на долгие игры. Он послушно заглотил член целиком, расслабляя горло. Хватило всего несколько движений и Гейл кончил, протяжно застонав. Чуть отдышавшись, он сполз с кровати: – Я в душ. – Да, хорошо! Я сварю кофе. И тебе обязательно нужно поесть, – Скотт не подал виду, что его задело такое равнодушие со стороны Харольда. Но пока он довольствовался и этим. Мужчина был уверен, что скоро, очень скоро Гейл забудет своего художника в его, Скотта, заботливых руках. Они пили кофе. Кемпбел что-то увлеченно рассказывал, но Харольд его практически не слушал, рассеяно прихлебывая из своей чашки. Есть он наотрез отказался. – Гейл, прекрати расстраиваться, он того не стоит, – попытался взбодрить его мужчина. – И потом, может, это всего лишь фотомонтаж, чья-то неудачная шутка. Я сейчас поеду и все узнаю. Я быстро. А ты пока телевизор посмотри, почитай что-нибудь или… – Слушай, я уже большой мальчик и справлюсь со своим досугом. – Да, да, конечно. Я поехал. Скотт оделся, прихватил желтый конверт со снимками и вышел. Когда, наконец, Кемпбел оставил его одного, Харольд облегченно вздохнул, плеснул в стакан виски и устроился в кресле. Сейчас, немного поостыв, Гейл уже жалел, что так отреагировал на фотографии. Может быть, это и правда чья-то злая шутка? Не мог Рэнди ему изменить, не мог. Гейл не верил в это, вернее не хотел верить. Но больше всего его беспокоило то, что он ударил Рэнди. Он снова видел его глаза – удивленные, растерянные и … боль, которая плескалась в синеве. Он не должен был этого делать. Налив еще немного, Гейл принялся ходить из угла в угол. Он поймал себя на том, что с нетерпением ждет Скотта и результата. Он успел выпить еще одну порцию виски, но был абсолютно трезв. Скотт появился часа через три. Он прошел в комнату, стараясь не глядеть на Харольда, плеснул себе виски, выпил и только потом сказал: – Они подлинные, это не фотомонтаж, извини, дорогой. Гейл почувствовал, как у него внутри вдруг все умерло, вот так быстро и просто. Он многое мог простить, но измену и предательство – никогда. – Значит, настоящие, – бесцветным голосом повторил он. – Гейл, пожалуйста, только не … – Прости, Скотт, но тебе лучше уйти, мне нужно побыть одному, – Харольд развернулся и скрылся в спальне. – Гейл… мужчина дернулся, было, за ним, но остановился, зная, что это бесполезно. Сейчас до Харольда не достучаться. Он попытается завтра. Но уходить сейчас, Скотт и не думал. Он собирался побыть еще хотя бы пару часов. *** Рэнди в эту ночь спал плохо. Ему снился Гейл, который все время от него уходил, просто разворачивался и молча уходил. Он пытался догнать, бежал за ним, но тягучий воздух не позволял быстро двигаться и это был бег на месте, а Гейл уходил все дальше и дальше, оставляя его одного. Рэнди кричал, умолял, но мужчина неизменно уходил. Харрисон несколько раз просыпался, но когда снова закрывал глаза, сон повторялся. Он встал и почувствовал, что ему необходимо все это выплеснуть на холст. Руки зудели от нетерпения. Когда Рэнди закончил, было уже далеко за полдень. Вся его растерянность, удивление, непонимание, обида, боль – все было здесь, на картине. Он сел на пол, облокотившись на стену, и долго смотрел на холст. Это было не просто полотно, это была часть его плачущей души. Нужно ехать к Гейлу. Парень, наконец, поднялся, последний раз взглянув на картину, и вышел из комнаты. Он принял душ, наскоро что-то перекусил и поспешил домой, пока еще домой. Рэнди попытался своим ключом открыть дверь, но она оказалась еще закрыта на цепочку. Это было странно, потому что они никогда не закрывались на цепочку. Но не успел он позвонить, как на пороге нарисовался Скотт Кемпбел, собственной персоной. Внутри у Рэнди все похолодело: «Этот бульдог уже здесь. Здорово!» – Зачем ты пришел? – оттесняя парня от двери, начал Скотт. – Что тебе еще надо? – Вообще-то, я тут живу, и мне вот тоже интересно, а что ты тут делаешь? – ощетинился Харрисон. – Уже нет, не живешь. – И кто же это так решил, ты? – Гейл так решил. И он сам меня позвал. – Я хочу это услышать от него, – не отступал Рэнди. – Он не хочет с тобой разговаривать. После того, что ты сделал… – Да ничего я не делал, хотя, тебе я ничего объяснять не собираюсь, да ты и не поймешь. Позови Гейла. – Нет. Он спит, и я не стану его будить. Звонить тоже не трудись, он отключил телефон. И вообще, я поражаюсь твоей наглости, Харрисон. Эти фото… – Это чепуха, подделка. Кому-то очень сильно не понравились наши отношения. – Ну, на меня не смотри, я не занимаюсь такими вещами. Да, ты мне не нравишься, но ради счастья Гейла… И потом, хочу тебя огорчить, я сегодня проверил, снимки настоящие. – Этого не может быть, я не спал ни с кем. – Это просто слова, Харрисон, просто слова. Рэнди вдруг замутило. Он почувствовал, что еще немного и его стошнит. Художник развернулся и чуть ли не бегом бросился от дома. *** Тем же вечером Рэнди попытался дозвониться до Харольда, но телефон действительно, оказался отключен. Оставалась еще одна призрачная надежда, что он успеет поговорить с Гейлом завтра до отлета на съемки. В аэропорту, как всегда, было многолюдно. Но Гейла с Кемпбелом Рэнди увидел сразу. Харольд был бледен, а черные круги под глазами говорили о бессонной ночи. Харрисон глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду и решительно направился к мужчинам. – Гейл! – позвал художник. Харольд резко обернулся, глаза сверкнули недобрым огнем. – Гейл, нам нужно поговорить. Ты должен меня выслушать. Вместе мы можем разобраться с этим. Это… Но мужчина не дал ему договорить, перебивая одной единственной фразой: – Пошел на хуй! Он развернулся и пошел на посадку. Скотт поспешил за ним. Рэнди остался стоять, глядя в след. Его сон сбывался. Гейл не услышал его, он уходил , уходил навсегда. *** Вернувшись на съемки, Гейл закрылся в номере. На площадку только завтра, а просто так видеть никого не хотелось. Выглядел он неважно, и чтобы гримерам было меньше работы, он просто проспал остаток дня и ночь. Утром первым, кого он встретил на площадке, был его партнер по съемкам Адам Харрингтон. Правда, их связывала не только работа, но и более тесные отношения. Но все осталось в прошлом, после того, как в его жизни появился Рэнди. – Привет, Гейл! – заулыбался Харрингтон. – Привет! – еле выдавил улыбку Харольд. – Как тут у нас дела? – Да все нормально. Те две сцены пересняли. Молодежь работает хорошо. – Прекрасно! – А у тебя все в порядке? Что-то ты какой-то взвинченный, – осторожно поинтересовался Адам. – Все замечательно! Лучше не бывает! Больше поговорить они не успели. Их позвали на грим и рабочий день начался. Гейл выложился по полной. Так он еще не играл. Режиссер был доволен, постоянно хвалил его. Но вот прозвучало привычное: «Стоп! Снято! Всем спасибо!» Гейл нашел глазами Адама. Харрингтон узнал этот взгляд, хотя прошло уже много времени, но этот призыв он не спутал бы ни с чем. Мурашки побежали вдоль позвоночника, а внизу живота приятно заныло. Он только кивнул. А уже через час в своем номере Гейл вбивался в Адама, привычно поставив его раком. Они никогда не меняли позу – на любой поверхности только так. Гейлу нравилось, что Адам не задавал лишних вопросов и всегда знал, что ему нужно. Когда у Харольда появился художник, их отношения прекратились. Они больше не оттягивались вместе. Гейл спешил к себе и зависал на телефоне, болтая со своим Рэнди. И вот теперь Харольд опять позвал его. Уже потом, лежа в постели и отходя от оргазма, Харрингтон, не удержавшись, спросил: – У тебя что-то случилось? – Я расстался с Рэнди. Он мне изменил, а может быть, и всегда изменял, просто я этого не знал. – Ясно. Больше вопросов Адам не задавал. Как и всегда, он оделся и ушел к себе. *** Так потекли дни, складываясь в недели, а недели в месяцы. Гейл полностью отдавался съемкам, старался не пропускать ни одного предложенного интервью или встречи. В выпавшие выходные он оставался в Канаде. Они с Адамом пили пиво, смотрели телевизор и трахались. Харольд отпустил себя. Ему казалось, что так он излечится от своей любви к Харрисону, а теперь он уже не сомневался, что любил Рэнди. И чем меньше он будет знать и слышать о нем, тем скорее эта рана затянется. У Гейла даже завязалась интрижка с новым молодым актером, приглашенным в сериал. Парню было двадцать восемь, и в постели он был весьма недурен, очень горяч и изобретателен. Адам тоже не остался в стороне. А еще Скотт, который теперь частенько выбирался к нему в Канаду и снова пытался заявить на него свои права. Художник несколько раз пытался до него дозвониться, но Гейл не отвечал, сбрасывая звонки. Приехав первый раз после их разрыва домой, он увидел, что Рэнди забрал все свои вещи и оставил ключи от его дома на столе. Теперь и он окончательно поставил точку в их отношениях. Но по ночам, когда Гейл оставался один, хоть и не так часто, он выл от боли и отчаяния, закусив подушку. Рана не затягивалась, а продолжала кровоточить. *** После отлета Гейла в Канаду, Рэнди все же еще пытался поговорить с Харольдом – он звонил, хоть и безрезультатно и даже прилетал к нему на съемки. На саму съемочную площадку он не решился придти и поэтому ждал Гейла у гостиницы. Тот появился поздно вечером и не один, а в компании какого-то молодого человека. Они были навеселе, и Харольд обнимал парня за талию, прижимая к себе. Рэнди улетел и больше не пытался увидеться с Харольдом, поняв, что ему теперь нет места в его жизни. Он рисовал, как одержимый, пытаясь, справиться с болью утраты. Подолгу не выходил из студии, забывая о еде и сне. Полотна выходили гениальные. Эмоции зашкаливали и били через край. Преобладающие черные и красные цвета усиливали восприятие. Душа художника, плачущая и мечущаяся в яростной борьбе, была видна в каждом полотне, в каждом мазке. Глядя на эти работы, невозможно было остаться равнодушным. Его постоянно приглашали на выставки, где картины раскупались в одночасье. Так прошло почти пять месяцев. И вот теперь Харрисона пригласили на выставку в Париж. Он, почти не задумываясь, дал согласие. *** Сегодня съемочный день затянулся. Оставалось всего три дня до двухнедельного перерыва и чтобы уложиться в срок, все работали до позднего вечера. Гейл решил не тратить время на дорогу до гостиницы, проще было переночевать в трейлере. Захватив упаковку пива, он направился к Адаму. Тот всегда чувствовал его настроение и не донимал лишними вопросами и разговорами. Просто составлял компанию и все. Он почти толкнул дверь, но вдруг услышал голос Скотта и остановился. «Господи! А он, что здесь делает?» Гейл прислушался. Разговор явно был не о погоде и шел на повышенных тонах. – Я не понял, Адам, ты мне угрожаешь, что ли? – Нет, Скотт, пока только предупреждаю. И не заставляй меня переходить к действиям. Не мешай! Он мой! Мне стоило стольких трудов убрать с дороги его художника, а теперь ты стоишь у меня на пути. – Значит, фотографии – твоя работа? – Моя. – Но как это возможно? Я проверял, они настоящие, как ты… – Хм! Но я же не дурак. Неужели ты думаешь, что я не просчитал этого? Конечно, первым делом все кидаются выяснять подлинность фотографий. Я долго ждал. И, наконец, удача улыбнулась мне. Тот молокосос был один на выставке в Чикаго. Правда, он никуда не ходил, все время торчал в галерее, а потом шел в номер. И я уж, было, отчаялся, что снова придется долго ждать удобного случая, но мне опять повезло. Он спустился в бар выпить. Ты же знаешь, Скотт, деньги делают все. Один отвлек, другой подсыпал. Снотворное оказалось отличное. Он заснул, крепко заснул, хоть из пушки стреляй – не разбудишь. Третий прилег рядом, поцеловал в шею, взял за руку. Снимки получились замечательные! И главное – настоящие. – А ты оказывается подлец, Харрингтон. – Ой, да ладно! Не нужно громких слов, Скотт. Ты же сам с удовольствием воспользовался моими трудами, разве нет? Заботливый друг, подставил плечо. Ты и сейчас будешь молчать. А может, побежишь рассказывать Гейлу? Сомневаюсь! И все бы хорошо, вот только, Скотт, тебя стало слишком много. Одноразовые его интрижки меня не волнуют, но ты…Ты стал очень уж часто приезжать сюда. Сидел бы в своем фонде и не рыпался. – И на что ты рассчитываешь? Гейл никогда не будет с тобой. Он мой и только мой! – А это мы еще посмотрим… Гейлу показалось, что ему стало нечем дышать, в глазах потемнело, он так ухватился за поручень, что костяшки пальцев побелели. Больше слушать он не мог. Харольд ногой вышиб дверь и ввалился внутрь. Мужчины от неожиданности вздрогнули. – Ге-ейл? – только и проблеял Скотт, пятясь к стене, открывая и закрывая рот в попытке что-то еще сказать. Адам побелел, как мел и не сдвинулся с места. Но кулак Гейла летящий в лицо, все же сумел послать его в полет. Харрингтон упал, опрокидывая стулья, и затих на полу. – Суки! Делите меня как кусок мяса! Развернувшись, Харольд вышел, больше не проронив ни слова, боясь, что просто не выдержит и покалечит Адама, а уж рикошетом достанется и Скотту. Закрывшись в своем трейлере, он опустился на пол, закрыл глаза и прошептал: «Рэнди, прости». Следующие три дня Гейл отработал на автопилоте. Хорошо, что у них с Харрингтоном не было общих сцен. Про Скотта Харольд даже не вспомнил. Сославшись на срочные дела, он не остался на вечеринку, устроенную по случаю окончания сезона, а сразу вылетел в Нью-Йорк. *** Рэнди только зашел в свой номер. Выставка прошла успешно, и он, не смотря на усталость, решил побаловать себя прогулкой по Елисейским полям. Харрисон с первого взгляда влюбился в Париж, в его красоту и особую атмосферу. Он успел только снять куртку, как телефон известил о принятом сообщении. Открыв его и прочитав СМС, парень побледнел. Сердце пропустило удар, а потом забилось, как сумасшедшее, норовя выскочить из груди. Он рухнул в кресло и перечитал текст: «Прости меня когда-нибудь, если сможешь. Люблю. Мое сердце бьется только рядом с тобой. Гейл». Рэнди застыл, сжав телефон в руке, не замечая, как слезы потекли по щекам. *** Сойдя с трапа самолета, Гейл вдохнул полной грудью свежий и такой особенный воздух Нью-Йорка. Только сейчас он вдруг почувствовал, как соскучился по дому. За полгода, Харольд всего пару-тройку раз выбирался сюда. Он не мог, просто не мог долго находиться у себя, где все напоминало о Рэнди. Поэтому Гейл предпочитал оставаться в Канаде. Сейчас все было по-другому. Правда, которую он узнал, хоть и не могла вернуть ему Рэнди, все же помогла обрести пусть и хрупкое, но душевное равновесие. Сердце болело, только теперь болело иначе, от чувства вины. Гейл был уверен, что парень никогда не простит ему той боли, которую он причинил. Ярость застлала ему глаза и выжгла мозг, не дав ни единого шанса спокойно во всем разобраться. Он не поверил человеку, которого любил и который любил его. А не на доверии ли основываются все отношения? И все же, как говорится, надежда умирает последней. Гейл надеялся, что когда-нибудь все же получит прощение. А сейчас ему нужно будет научиться жить без него, но совсем не так, как эти полгода. Харольд вошел в здание аэропорта. Все вещи у него были с собой в сумке, и он сразу направился к выходу на стоянку такси. Но не успел сделать и двух шагов, как замер, не веря своим глазам. Недалеко от входа стоял Рэнди. Он еще больше постройнел или похудел, но был таким же красивым и желанным, как и в тот день, когда они познакомились. Ноги сами понесли Гейла вперед, но, не доходя двух шагов, он остановился, жадно вглядываясь в родные черты. Блондин тоже качнулся в сторону Харольда, ощупывая глазами его лицо. Так они и замерли. Первый шаг сделал Рэнди. Он шагнул вперед, обхватывая Гейла за талию. Не веря тому, что происходит, мужчина аккуратно, будто какую-то драгоценность обнял парня, а потом, уже не сдерживаясь, крепко прижал к груди, зарываясь носом в белобрысую макушку. Так они и стояли, пока Рэнди не отстранился и не заглянул в лицо Харольду: – Я простил тебя, потому что люблю и верю, а твое сердце буду хранить вечно, чтобы оно не переставало биться. Гейл подарил парню нежный поцелуй, он уже и забыл, что они в аэропорту, что здесь масса народу. Для него сейчас не существовало никого, только Рэнди, только он. – Ты похудел, – Харольд нежно провел по щеке художника. – Ну, времена были тяжелые, – усмехнулся тот. – А ты все такой же, такой же красивый, и не спорь. – А как ты здесь оказался? Как узнал, что я прилетаю? – Потом расскажу. Поехали уже домой, а? Я жутко соскучился. – Поехали. Конечно, он не скажет Гейлу, что бросил все в Париже, чтобы поймать и сохранить сердце, которое ему предлагали, он придумает какую-нибудь другую интересную историю. Скотт Кемпбел, наблюдавший за этой сценой, тяжело вздохнул и отвернулся. Он очень рассчитывал на примирение, когда ехал сегодня в аэропорт, готов был умолять Гейла поговорить с ним, дать возможность объясниться. Мужчина был уверен, что Гейл поймет. Ведь вся его вина была в том, что он безумно любил Харольда. Но чего Кемпбел совсем не ожидал, так это увидеть в аэропорту Рэнди Харрисона. Парень удивил и даже восхитил его. И вот теперь эти двое встретились. Скотту не нужно было видеть глаза Гейла, чтобы представить взгляд, каким он смотрел на своего художника. На него Гейл Харольд не смотрел так никогда и уже не посмотрит. Он дождался пока эти двое уедут и побрел к своей машине. Все его мечты и надежды разлетелись на куски. *** Эта первая ночь после разлуки для Гейла и Рэнди была особенной, ночь, когда тела говорили за них. Каждый вздох и выдох, каждое прикосновение буквально кричали: «Прости, люблю, скучал, умру без тебя!» Так нежно и чувственно, но одновременно так жестко и горячо, когда рот раскрывался в немом крике, когда пальцы хрустели, сжимая до боли, когда губы немели от поцелуев, когда кожа горела от прикосновений, когда оргазм взрывал все внутри и посылал за грань. Этим было всё сказано, всё, что накопилось за месяцы расставания. И только так можно было услышать и понять друг друга. Ведь глаза, руки и губы никогда не лгали. Два месяца спустя. Утреннее солнце заглянуло в окно и, пройдясь по всей комнате, остановилось в копне белокурых волос, окрашивая их в золото. Обладатель этой копны зашевелился. Но не солнечные лучи разбудили его, а теплые губы, легонько касающиеся левой щеки, желая доброго утра. Это стало своего рода ритуалом для Гейла – нежно целовать левую щеку. И как бы парень не старался ему объяснить, что он сам виноват, что сказал лишнее, Харольда было не переубедить. Он пока не собирался прощать себя за то, что ударил Рэнди. – Вставай, лежебока, у тебя сегодня великий день, – Гейл содрал с парня одеяло, заставляя того поежиться от утренней прохлады. – Гееейл! Ну, почему тебе не спится? – заныл Рэнди, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, чтобы укрыться. – И кстати, не у меня одного важное событие сегодня. – Ой, да перестань, что у меня важного? Рэнди даже подскочил от таких слов, забыв о сне: – И с каких это пор премьера сезона стала менее важна, чем выставка? – Добавляй, персональная выставка, – продолжил Харольд с некоторым оттенком гордости. – Поэтому я думаю, что мы вместе должны быть на ней. – Что? Ты собираешься пропустить премьеру? И не мечтай! – Но, Рэндс, я… – Послушай меня, Гейл, я знаю, что ты очень хочешь быть на моей выставке, а я на твоей премьере, но не всегда наши желания совпадают с возможностями. Это твоя работа, твой труд, твоя душа, в конце концов, вложенная в этот фильм. Поэтому ты будешь там и получишь заслуженное признание. Тебя будут поздравлять, аплодировать, брать интервью, а ты должен улыбаться и раздавать автографы. Рэнди нежно поцеловал Гейла, соскочил с кровати и пошел к шкафу. – И ты мне потом не просто расскажешь, как все прошло, а покажешь. Харрисон, как фокусник достал две миниатюрные видеокамеры: – Вот, я купил. Маленькая и удобная. Одну тебе, другую мне. Я тоже отсниму для тебя открытие, и мы будем вместе смотреть, что получилось. Здорово я придумал?! Гейл с восхищением любовался своим партнером. Через два часа Рэнди уехал готовить открытие своей персональной выставки, а через три Гейл уже был в аэропорту, вылетая на премьеру. Но это было неважно, что они разъехались. Важно было другое. Сколько бы ни длилась их разлука, они все равно оставались вместе, и не потому, что жили в одной квартире или делили постель, а потому, что любили и отдали друг другу свои сердца. Конец.