***
Темная, неуютная комната. Влажный воздух щекотал ноздри. Руки были связанны между собой, затем привязаны к ногам, ступни скреплены со «стенками» кровати, отчего веревка неприятно стягивала конечности. Хозяин долго игрался со снаряжением, перевязывая разными способами и вырисовывая различные фигуры, но предпочел классику. Белый потолок, неокрашенные отштукатуренные стены. Яркий свет из распахнувшейся двери приводит в чувства. Тёмный силуэт приближался. Ледяные пальцы коснулись щеки. — Алёна? — Не угадал, хотя очень был близок. — Не может быть…Ми…Ми… — Может, может. А вообще, кто-то слишком разговорчив. Сам замолчишь, или все-таки заткнуть? Хотя, в любом случае заткнуть. Михаил достал черную потрепанную сумку, в которой и лежали таинственные вещицы. Он немного порылся. — Черт, где же, — Еле слышно возмущался мужчина, - О, оно! Голова тряслась, не желая принимать происходящее, но не смотря на это, кожаные ремешки сомкнулись на затылке, шарик из твердой пластмассы был полый изнутри, но все равно лишал возможности говорить. — Так тебе больше идёт, — засунув руку в волшебную сумку, добавил, — такие глаза у тебя красивые. Их бы тоже завязать, а то у меня начнется комплекс неполноценности. Мягкая, легкая повязка опустилась на глаза. Такая легкая, и казалось, словно она соткана из тончайшей паутины. — Так то явно комфортнее. Из саквояжа зеленоглазый достал еще один, пахнущий таинственностью и гуашью медовой, предмет. — Теперь посмотрим, насколько ты выносливая тикля. Ворс почти невесомо дотронулся шеи, затем скользнул на грудь. Движения стали более настойчивы. — Ммм, надо же, кто-то покрылся гусиной кожей. Гостю явно нравилось происходящее. Не было грубости, на которую он рассчитывал. Тело полностью расслабилось, состояние чем-то напоминало парестезию. Инструмент добрался до ребер, водил быстро и хаотично, словно змея, укусившая саму себя за хвост. На смену ему пришли чуть грубоватые пальцы, которые стали перебирать рёбра, словно струны гитары, резко остановились, и нежно надавили на участки между ними. Одними только кончиками делал массирующие движения, нажимая то тяжело, то еле заметно. Мученик сжал чуть потные пальцы в кулак, туловище выгнулось, из горла полился звук, напоминающий смех, чем вызвал ухмылку мучителя. Снова взял в руку кисть, притронулся к стопе. Реакцией была безуспешная попытка согнуть ноги в коленях. Весь корпус трясся, ощущение пронзало, заполняло тело. Единственным выходом для чувства было ничто иное, как тот хрустальный смех. Пушистый конец продолжал чертить невидимые загогулины. Смех перерос в скользкий и резкий хохот. Брюнет кинул на пол снасть и удалился в другую комнату. На несколько секунд на престол взошла безжизненная тишина, но царствование было совсем коротким. Шуршание, топот, скрип. Недолго пришлось ожидать. — Надеюсь, не успел заскучать. Крик с примесью воя дал расплывчатое, нечеткое эхо. Прямо как запись на диктофоне: сильно отличается от оригинала, но узнаваемо. Часть холодных шариков упало на простынь. Мокрый лед быстро таял на горячем теле кареглазого. Вода стекала, увлажняя кожу, заставляя ее блестеть. Локти вжались в твердый матрац, волосы скрывали белизну подушки. Голова была откинута, отчего видна каждая впадинка на чудесной шее. Манипулятор принялся слизывать жидкость сухим от жажды языком, очерчивая каждую неровность, делая это с упоением. Обвел горошины сосков, вывел влажную линию между грудными мышцами, обрисовал с усердием каждое ребро, прямые мышцы живота. Вот он коснулся пупка, скатился по паховой складке, но быстро отстранился. Ответом был выдох с ноткой разочарования. Жертва уже и не считала себя жертвой, забыв, что еще находится в зоне риска. Снова тот противный запах ударил в голову и скинул в сон. — Веселая вещь — хлороформ.***
Сознание снова прилетело. Сменилась поза, но не изменилась суть. На этот раз рот был свободен, правда, говорить ничего не хотелось. — Наверное, жопой чуешь, что сейчас произойдет? Вцепился в филейную часть, как орёл в добычу. — Все обманывают, мол, «будет не больно». Скажу честно, будешь визжать как сучка, нет, как три сучки, я уверен. В ответ — тишина. Возмущаться не было ни смысла, ни возможности. На пол что-то упало. Сразу два холодных пальца мягко скользнули в кольцо девственных мышц. Похоже, тот предмет — тюбик со смазкой. Подготовка была недолгой, и вместо пальцев внутри оказался довольно твердый член. Короткий, но громкий выкрик, тело трясется, извивается. — Я же говорил, как три сучки. Темп был быстрый, движения рванными и неестественными. Всхлипы, хныканье, шмыгание переплетаются с тихим прерывистым дыханием. Выбившиеся прядки волос липнут ко лбу, по вискам скатываются капельки пота. Никакой грации, всего-лишь изнасилование. Ощущение в горле гуляет песок, а в голове гудят поезда. Будто покидаешь на несколько секунд этот чертов мир с его противными особенностями. Опустошение, отсутствие сознательности. Молочно-белая жидкость стекает по ноге партнера на простынь такого же цвета. Не шевелится. Живой хоть? Через некоторое время реальность бьет по голове чем-то очень твердым. — С тебя, пожалуй, хватит. Одежда на табуретке. Нож аккуратно перерезал бечёвку. Жертва отряхнулась, развязала узлы, мешающие снабжению кровью конечностей. Следы от веревок посинели, кожа на тех участках повреждена. — Может, не хватит? — почти промурлыкал он. На охоте главное — самому не стать добычей. Михаил, похоже, благополучно забыл осторожность, та самая тряпка прошлась уже под его носом. Реакция почти мгновенна. Грохот от падения тела на пол. — Теперь моя очередь. Позволишь завязать мне твои длинные руки, чтобы ты не сильно сопротивлялся моим ласкам? Конечно же нет, спящая красавица. Кстати, милая сумочка. Залез во внешний кармашек. Находка заставила его ехидно улыбнуться. — Ммм, чулки с бантиками? Такие милые. Примеришь, принцесса? Парень еле держался, чтобы не рассмеяться, когда натягивал данный элемент одежды на своего знакомого. Несоответствие било в глаза, придавая ситуации чистый оттенок комичности. Перетягивал верёвки, хорошенько осматривая их, любуясь мягкой структурой жесткого предмета. Работа сделана. Пора. — Очнись! Пощечина. Еще одна. — Очнись, я сказал. Мне не нравятся действия, подобные некрофилии. Михаил ушел из сна. Поняв, что теперь он в новой роли, набрал в легкие побольше воздуха и глубоко вздохнул. — Так, что там у тебя еще? Парень со смуглой кожей вытряхнул все, что было в сумке и нашел небольшой инструмент. — В портные записался? Тонкая игла коснулась запястья, проткнула кожу насквозь, протягивая за собой голубую нить. Жертва издала вопль, попыталась упираться. Алая жидкость сочилась из мельчайшего отверстия, растекалась, вырисовывая узор в виде силуэта раскидистого дерева. Иголка скользнула в одну дырку пуговицы, затем во вторую и снова прошла сквозь тонкий покров. Дикий визг растворился в воздухе. Швея завязала узел на конце. — Красиво, правда? Тебе очень идёт, мой сладкий. Начал смотреть в одну точку несколько секунд, затаив дыхание и не шевелясь. Точно, сладкий! В этой странной квартире все-таки нашлись сахар, кастрюля и плита. — Если сладкий, то в прямом смысле. Аромат карамели быстро разнёсся по всей квартире. Сахарная пыль уже превратилась в коричневую блестящую массу. Попытался поднять. — Чёрт, горячо! Изодранные полотенца были очень кстати. Стараясь не шуметь, подкрался к жертве. Неожиданность предаст остроты ощущениям. Мученик запищал, взвыл, закряхтел, задрыгался. Живот покрылся корочкой. — Как ты быстро загорел. А это что на полу? Нож? Очень кстати. Острие ткнулось в бедро. Снова алая жидкость вышла получить воздуха глоток, выделяясь на бледной коже. Точка превращается в протяженную изящную линию. Как берега реки омываются водой, так и рана омывается кровью. Даже в самых неприятных вещах можно разглядеть своеобразную эстетику. Бока тоже очерчены инструментом. Криков не слышно, боль уходит вместе с жизнью. Не так больно. Не те чувства. По всему телу теперь вырезаны разные фигуры. Неопытному глазу покажется, что это всего лишь краски, но нет, все по-настоящему. — А вот теперь уже хватит. Хватит. Снасть, использованная для особого искусства, прошла сквозь сонную артерию. Жизнь полностью вышла из тела, не задерживаясь. Глаза так и остались открытыми.***
Предрассветная тишина. Ярко-зелёная трава покрылась блестящими капельками росы, отражающими скудный, неяркий, приглушенный свет. Голубая дымка оттеняла городской ландшафт. Проехало несколько машин с полусонными водителями, ненадолго впустив шум. Юноша, который еще несколько дней назад был пойман, не боится гулять по этим улицам в это время. При нем сейчас хлороформ, и он ищет себе жертву. Порочный круг. Одна фигура выделяется на посиневшем фоне темными красками. Теперь уже под его носом проносится нечто с сладким и едким запахом. — Отлично, все даже слишком просто.