Не заболеть

      Даня идёт домой, ощущая, что кисти рук потеряли чувствительность. И угораздило же не взять перчатки! Мрачные мысли прерывает Кшиштовский. — Здоров, — довольно говорит он и пытается пожать рыжику руку. — Твою мать, Даня, почему ты такой холодный? — Привет, — растягивает синие губы в улыбке он. — А сам-то, блять, как думаешь? На улице, между прочим, зима, если Ваше Высочество не заметило сего факта. Миша хмурится, снимает перчатки и берёт его руку в свои горячие ладони. — Ещё обморожение схлопочешь, придурок, — бормочет он, ощупывая пострадавшую конечность. — Блядь, я всего лишь перчатки не взял, — возмущается парень, но руку не вырывает. Он знает, что это бесполезно, пальцы Психодозера, узловатые и длинные, были сильными, да и приятно было почувствовать заботу. — А по башке? — как бы между прочим спрашивает тот, переплетая и отогревая заледеневшие пальцы. — А какого хера в карманы не спрятал? — Нет их тут, — пожимает плечами Спун и чихает. — Так, ты — домой, я — в аптеку, — привычно командует Миша. — Цыц, твою дивизию! Не хватало заболеть перед туром. Не веди себя как мудак.       Поперечный кивает, зная, что спорить себе дороже. В конце концов, это вполне можно перетерпеть, да и простужаться действительно не стоит.       Дома он ставит чайник, переодевается и садится в кресло, поджав ноги под себя. Даня любит так сидеть, но предпочитает этого не показывать, считая слабостью. Начинает знобить. Он ругается и заворачивается в плед. Через несколько минут приходит Кшиштовский с лекарствами. Он даже не стучал — просто вошёл. — Ты температуру мерил? — прикладывает ладонь ко лбу рыжего Дозер и вздыхает, когда слышит отрицание. Достав из пакета термометр, он вручает его Дане. Тот строит недовольную мину, но ставит его. Миша усмехается. — Так, вот от горла, — перекидывает какие-то леденцы он, фыркнув на выражение лица рыжего.       Через двадцать минут Спун уже лежит, напичканный таблетками и завёрнутый в плед по самые уши. Кшиштовский сидит рядом с независимым видом и не даёт ему взять телефон. — Миша, — зло выдыхает рыжий и садится, раскрываясь, — бля, сука, отдай! — Нет, — убирает его телефон в свой карман парень и демонстративно складывает руки на груди. Он усмехается, смотря на такого забавного и злого Поперечного. — Отдай, — Данила демонстративно выставляет открытую ладонь. Его неимоверно бесит, что друг не отдаёт смартфон. — Нет, — упрямо мотает головой тот и ухмыляется, — и ты мне ничего не сделаешь.       Спун задумчиво на него смотрит и решает применить давно отработанную тактику — тянется пальцами к чужому лицу, проводит по линии челюсти вверх, очерчивает скулу, замечая, что Миша стал ещё более худым с их последней встречи. Впрочем, на скетчмейкера его прикосновения не производят ровным счётом никакого впечатления. Рыжий томно вздыхает и притягивает его к себе за шею близко-близко, так, что ощущается дыхание. Лицо Психодозера не изменяется, это становится для парня своеобразным вызовом. Даня облизывается, приближается так, что вытяни он сейчас язык, коснулся бы чужих губ. И даже это не заставляет Мишу измениться в лице, чёрт возьми, даже выражение глаз нисколько не меняется. Спун замирает в задумчивости, а потом, приняв решение, сокращает мизерное расстояние между ними, накрывая чужие обветренные губы своими. На удивление, Кшиштовский не отталкивает его, крича: «Пидор!», а отвечает на поцелуй, и это так приятно, чёрт возьми, неожиданно чувствовать тонкие губы и колющуюся так сильно бороду. Нет, борода не мешала, но это было непривычно. — Чёрт, — разрывает поцелуй Даня и шокированно смотрит на друга. — Телефон я тебе не отдам всё равно, — хрипло говорит тот. — А если я тебя снова поцелую? Заражу ведь, — в упор смотрит на него Поперечный, притягивает ближе, обнимает, ухмыляясь. Он думал, что Миша всё-таки отдаст гаджет, но тот облизывается и сам уже касается губами губ, скользит языком в его рот. Иммунитет и психика у парня всегда были крепкими, поэтому целоваться с больным Даней ему вполне спокойно.       Кажется, Спун сошёл с ума. Ну ведь не может же быть, что он сейчас, болеющий, целуется с другом, и это вовсе не противно и не мерзко, а приятно, и ему хорошо-хорошо, несмотря на температуру и общий крах шаблона. Руки у Миши тёплые, он гладит Поперечного по спине, проводит большими подушечками пальцев по чувствительной задней части шеи, иногда зарывается в рыже-блондинистые волосы. Это сон. Однозначно сон, потому что не может же Кшиштовский, убеждённый натурал, сейчас по собственной инициативе целовать его, касаться спины, массировать позвонки на шее, вызывая дрожь? Не может, верно? Тут Психодозер нажимает на чувствительный позвонок, и с губ помимо воли слетает тихий дрожащий стон, срывая с Данилы маску. Сейчас он не блоггер, не стендапер с шутками на любые темы, а чувствительный парень, выгибающийся в чужих сильных руках. Его лихорадит, не то от болезни, не то от прикосновений, ему хочется ещё, но в то же время ему безумно, до дрожи страшно, что Кшиштовский посмеётся и прекратит. Но нет, его руки скользят по вспотевшей спине, ласкают бережно, даже нежно, и это сводит с ума. Спун выгибается, подставляется под поглаживания, у него кружится голова. — Миша, — выдыхает он, открывая глаза. На большее его не хватает, потому что тот запускает руки под футболку, проводит широкими ладонями по бокам. Даня дрожит от страха и волнения, словно его застали врасплох, тихо стонет, просяще смотрит в тёмно-карие омуты глаз. Смелости высказаться вслух не хватает. Поэтому когда Психодозер накрывает ладонью его пах, парня подбрасывает, он громко, несдержанно стонет, цепляется за чужую рубашку. — Какой ты чувствительный, — улыбается Кшиштовский и проводит пальцами по выпирающему члену, заставляя его заскулить, выгибаясь и подаваясь руке навстречу.       Неожиданно Даня меняет положение, прижимается спиной к его животу, ёрзает, задницей вжимаясь в пах. Миша негромко рычит, прикусывает ухо рыжика. Тот рвано стонет, но продолжает провоцировать. — Даня… — предупреждающе говорит Кшиштовский, когда парень начинает гладить его по ногам, поднимаясь каждый раз выше и не прекращая ёрзать. — Ну же, — умоляюще выдыхает тот, запрокидывает голову, прикусывает губу. Храбрости попросить друга трахнуть его не хватает. Рыжему стыдно за своё блядское поведение, но безумно хочется попробовать, узнать, такие ли ощущения, как описывают. Его разрывают две мысли: «Ты собираешься трахнуться с мужиком! С Мишей!» и глубокое желание того, чтобы Кшиштовский, мать его, не медлил, а дотронулся уже. Чужие руки стягивают футболку, лезут под джинсы, он выгибается, стонет, закрывая наконец глаза и полностью отдаваясь во власть друга. Места, которых касались ладони и пальцы — горят огнём.       Кшиштовский лезет под боксеры, трогает задницу, заставляя тихо стонать, проводит шершавыми губами по шее, лижет, иногда цепляя белую кожу зубами. — Миша, — шепчет Поперечный, постанывая, — ещё… Тот улыбается, раскладывает парня на диване, снимая штаны и бельё, проходится мокрыми поцелуями по ключицам, спускается ниже, оставляет засос. Вылизывает пресс, соскальзывает языком в ямку пупка, ощущает, как рыжик выгибается. А когда он касается губами головки члена, то слышит вскрик.       Даня плавится, хнычет от касающихся тонких губ, не может понять, откуда Кшиштовский столько знает, но потом просто забивает на это, чувствует ласкающий язык и с ужасом выдыхает, когда этот самый язык мокро, пошло скользит ниже. Одно прикосновение к анусу — и Поперечного подбрасывает над диваном, он судорожно вздыхает. — Миша, твою ж, — сквозь зубы выдаёт он и не успевает договорить, потому что наглый язык не просто вылизывает, а ещё и проникает внутрь. Даня давится воздухом и собственным стоном. А потом на издавание каких-то длинных звуков не остаётся времени, он всё больше хнычет, всхлипывает, сходя от ощущений с ума. Это вовсе не противно, а безумно возбуждающе и так невыносимо приятно, что мыслей не хватает, они разбегаются, оставляя только ощущения. Миша отстраняется, а потом по кольцу мышц проходятся пальцы, массируют, не проникая внутрь. Спуну страшно, но он старается успокоиться, убеждает себя, что ничего такого в этом нет. — Ш-ш-ш, — Кшиштовский гладит его по впалому животу, — я не причиню тебе боли.       Даня дрожит, страх причудливо переплетается с возбуждением, а прикосновения сводят с ума. Проникший внутрь палец не причиняет боли, лишь лёгкий дискомфорт. Но потом круговые движения становятся приятны, и парень постанывает, жмурится, пытается даже дёрнуть бёдрами. Второй палец добавляет остроты ощущений, он совершенно теряется, не зная, как на это реагировать. Лёгкое неудобство ярко контрастирует с испытываемым им удовольствием. Всё же он стонет, чувствует третий палец, и сходит с ума. Поперечный не может себе представить, как это выглядит, и приподнимается на локтях, открывает глаза, ловит чужой взгляд и задыхается, осознавая, сколько же в нём тепла. Потом всё же переводит взгляд и замирает, заворожённо смотрит на исчезающие в нём пальцы, невероятно длинные и узловатые пальцы друга. Сознание уплывает.       Когда Психодозер вынимает пальцы, с губ помимо воли срывается разочарованный стон. Знакомая возня с презервативом заставляет вспомнить о страхе, но рыжий усилием воли успокаивается — точно такой же страх ни к чему не привёл. К анусу прижимается головка чужого члена, он откидывается на диван обратно, стараясь расслабиться. От проникновения ощущения не самые приятные, он морщится, наблюдая за сосредоточенным Мишей. Он сейчас выглядит безумно красивым. Когда Спун чувствует, что член заполнил его полностью, притягивает друга к себе, целует, стараясь заглушить ощущения. На пробу сжимается вокруг члена, приходит в восторг от того, как глухо не то рычит, не то стонет друг. Когда тот начинает двигаться, парень и вовсе теряется, не зная, как на это реагировать. Возбуждение, лёгкая тянущая боль, ласкающие руки— всё это сводит его с ума. Он невольно начинает постанывать. Психодозер немного меняет угол проникновения, и это окончательно добивает рыжего, он начинает вздёргивать бёдра навстречу, выгибаясь до хруста в позвоночнике. Толчки всё жёстче и быстрее, Даня хнычет, всхлипывает, вцепившись в плед, лежащий на диване. Он тонет в своих ощущениях, и распахивает глаза, когда Кшиштовский входит до предела и замирает. Поцелуй выходит безумно нежным, медленным, и это кажется парню чёртовой сладкой пыткой. Он приподнимает бёдра, начинает пытаться двигаться самостоятельно, стонет от накативших с новой силой ощущений. — Миша, если ты сейчас не начнёшь двигаться, я тебя… — пытается угрожать парень, но прерывается на середине фразы, потому что Кшиштовский начинает толкаться быстро и сильно, вдалбливает его в диван, и Даня хнычет, скулит, выгибаясь как можно сильнее, сжимается вокруг члена, слышит низкий стон Психодозера. Ему безумно хочется услышать его ещё раз, поэтому рыжик снова сжимается. На этот раз друг рычит и начинает трахать ещё сильнее, кладёт руку на член. Теперь Поперечный окончательно теряет связь с реальностью, с его губ слетают всхлипы, он мечется на диване, вскрикивает, смотря на Мишу почти безумным, затуманенным взглядом. Но долго так продолжаться не может, и он кончает, выгнувшись, пачкая спермой свой живот и руку Психодозера. Тот ещё какое-то время двигается в нем, а потом тоже кончает с гортанным стоном. — Знаешь, что? — лениво потом спрашивает Даня, щурясь, охает, когда из него выскальзывает чужой член, морщится от странного ощущения. — При начале болезни рекомендуют пропотеть. Я не против ещё несколько раз.       Кшиштовский смеётся, запрокинув голову, и парню кажется, что этот смех самый приятный. — Ты неподражаем, — фырчит тот с улыбкой и поднимается с дивана. — Ну и куда? — недовольно хмурится Спун и немного светлеет лицом, когда ему показывают полный презерватив, который нужно выкинуть. — Ладно. Но только быстро.       Миша улыбается и уходит. За время его отсутствия безмерно довольный таким охуенным сексом Даня успевает несколько раз изменить своё решение, но всё же приходит к первоначальному выводу — оставить всё, как есть, не разбираться, отложить. Приходит Психодозер, ложится рядом, тепло и приятно обнимает. Поперечный утыкается в него носом, закидывает ногу. — Спим, всё завтра, — говорит он и проваливается в сон почти мгновенно. — Спокойной ночи, — желает Миша и еле слышно добавляет, — любимый.