Их история

— Дэниел? Альфа неверяще поднял глаза на омегу. Уильям был бледен, на его лице было несколько свежих царапин. Из-за бинта, которым была перевязана голова, волосы теперь не закрывали левый глаз и шрам, который был под ним. «Он сам хоть понимает, насколько он красив?»- пронеслось в голове альфы, но он не произнес, ни слова. Просто смотрел в эти прекрасные глаза и плакал. От облегчения. От счастья. От понимания… Понимания того, что он бы не пережил если бы с Уильямом что-то случилось. Он бы тогда разнес весь дом, или город. Он бы собственноручно вырвал глотки тем ублюдкам. Он бы сделал что-то с собой, ведь все это происходит по его вине. — Это я виноват, что ты здесь. Боже, как же я виноват перед тобой! — шептал Дэниел, так и, сжимая тонкую руку омеги, который неверяще смотрел на него и тоже плакал. Уильям смотрел на альфу, который сидел подле него и не верил в то, что видел. Неужели этот человек не ненавидит его? Неужели это правда? Неужели есть надежда что… Нет, только не это. Нельзя ему говорить. Нужно скрыть это чувство в себе и никогда не показывать. Нельзя рушить эту хрупкую идиллию своими наивными чувствами. Нельзя… Не… — Я люблю тебя. Прости, люблю тебя. Прошу не гони, не отталкивай. Я знаю, я не имею права говорить что-то подобное, но не могу. Прости меня. Знаю, что я последняя скотина после того что сказал и сделал, но прошу тебя, дай мне шанс. Просто дай быть рядом, просто возле тебя, пожалуйста, прости. Прости… Люблю…- шептал Дэниел, опустив голову, боясь поднять глаза. Он знал, что там увидит. Страх. Ненависть. Отвращение. Презрение. Быть может всё сразу. Нет, он не сможет это перенести, но он сам виноват, и все, что ему остается — это вымаливать прощение и надеятся на то, что омега разрешит хотят бы быть рядом, хотя бы видеть его. Ведь он, дурак такой, только сейчас всё понял, всё принял. Понял насколько дорого ему это хрупкое создание, понял, что не сможет без него жить, ходить, есть, дышать… — Поздно, слишком поздно… Прости… Люблю… Эти слова повторялись раз-за-разом, заполняя собой всё пространство вокруг. А Уильям полулежал на кровати и не мог понять. Он что умер? Это не может быть правдой, не может происходить на яву. Вот сейчас он проснется и снова очутится на скамейке в парке, где, кажется, заснул. Но сон не заканчивался, и всё происходящее было настоящим: больничная палата, противный писк приборов, рассвет за окном и Дэниел. Он тоже был настоящим. Он действительно стоял на коленях перед ним, держал его руку и шептал о том, как ему жаль, как он виноват и о том, что любит. А Уильям затаив дыхание, впитывал каждое слово, ведь вдруг это и правда окажется сном. Дэниел не знал, что нужно делать. Он никогда в жизни не извинялся и тем более не влюблялся. Всё, что сейчас приходило в голову казалось таким глупым, что хотелось выть от отчаянья и собственного бессилия. Всё, что ему оставалось — это глупая надежда. Надежда на прощение. Но она была столь хрупка, что казалась почти эфемерной. О взаимности он даже не смел, допустить и мысли. А за толстыми стенами продолжалась жизнь. Люди постепенно просыпались, дороги постепенно заполнялись машинами, город оживал. Только в палате № 97 время будто остановилось. Тишина, в которой тонула комната, казалось, была осязаема. — Я тоже…- едва слышно, будто шум ветра, — Тоже люблю. Лазурные глаза встретились с серебристыми. Планета остановилась, время застыло в нерешительности, боясь спугнуть это мгновенье, в котором два сердца забились в одном такте. Пусть это звучит банально и скучно. Но разве столь важны слова, когда они действительно любят друг друга. Пусть эта история и начиналась из потери, пустоты и украденного спокойствия, весенней грозы и сорванной маски, одного вечера и правды. Пусть так, но это их история, и они смогут написать её так, чтобы в ней было счастье и много радостных глав. *** — Что ты сказал? — неверяще. — Я люблю тебя, — искренне. — Ты простишь меня? — полное надежды. — Уже простил, — со слезами счастья в лазурных глазах… *** — Дэниел, вы всё запомнили? — Да, доктор Крофтон. — Что ж тогда удачи вам. Хорошо заботьтесь о вашем брате. Несмотря на то, что амнезия была частичной, и Уильям забыл то, из-за чего он попал сюда и совершенно не помнит тех альф, но вероятность того, что эти воспоминания вернутся — очень велика. — Да, я понимаю это. Спасибо вам большое за всё. — Береги его… *** — Это правда, сын? — Абсолютная. Мы не хотим скрывать это от вас. Мы любим друг друга и хотим пожениться. — Вот видишь, Майкл. Я же тебе говорил, а ты всё не верил мне, — улыбнулся Алан, обнимая супруга. — Да уж, у тебя на такие дела интуиция хорошо работает, — улыбнулся альфа. — Так вы всё знали? — А что тебя удивляет? Мы же твои родители, кто как не мы должны знать, какая омега понравится нашему сыну. — Да вы… *** — Согласен ли ты, Уильям Тернер, взять в мужья Дэниела Олдриджа, жить с ним в радости и в горе, пока смерть не разлучит вас? — Согласен. — Согласен ли ты, Дэниел Олдридж, взять в мужья Уильяма Тернера, жить с ним в радости и в горе, пока смерть не разлучит вас? — Согласен! *** — Не смотри так, — смущенно прошептал омега плавлясь от умелых ласк. — Почему это? — делано возмутился Дэниел, продолжая спускаться мелкими поцелуями от тонкой шеи к ключицам, — Ты же мой муж. Я имею полное право смотреть, трогать, целовать, — чувственный укус чуть выше соска, — Какой ты у меня красивый. — Не… Перестань… Не мучай меня, — в перерывах между стонами эти слова были почти не слышны. — Не убедительно. Горячие губы спускаются всё ниже, оставляя мокрую дорожку на бледной коже. Уильям не знал, куда себя деть, не мог ничего думать и лишь шептал что-то несвязное. Будто всё его тело превратилось в оголенный нерв. Всё было слишком жарко и развратно. И единственным, что ещё сдерживало его от сумасшествия, были руки Дэниела, что давно спустили с него нижнее белье и поглаживали нежные ягодицы. — Дэниел… — Тихо-тихо… Не бойся, это же я. Ты же знаешь, я не причиню тебя вреда. Расслабься, — шепот над самым ухом. Горячие губы заставляют плавиться то жарких прикосновений, а длинные пальцы продолжают проникать всё глубже, — Вот так, мой хороший. Не больно? — Нет… Ах… Дэниел, глубже, больше, ещё…. — Сейчас, любовь моя… *** — Эта рубашка нормально выглядит? Не слишком официально, — Уильям нервно крутился возле зеркала. Бегая из одного конца комнаты в другой, пока его не поймал Дэниел и не усадил к себе на колени. — Всё прекрасно, Уил, успокойся, всё будет хорошо. Он ведь твой отец. — Да, но ведь мы не виделись так долго. Боже, я так волнуюсь, Дэниел, так боюсь. — Не переживай. Просто думай о том, что ты, наконец, увидишь своего отца. Живого и здорового. — Да, ты прав, — омега прижался к своему мужу, вдыхая аромат спокойствия и уюта, — Поверить, не могу, что это правда. Что он действительно жив. Ведь за год до того, как вы меня забрали из приюта, один из работников сказал мне, что отец мёртв. Я так счастлив, Дэниел, так счастлив… *** — Уильям, это действительно ты? — пожилой альфа неверяще смотрел на юношу перед собой, — Как же ты похож на Луиса… — Отец, — омега бросился обнимать отца, не веря своему счастью, — Отец я так скучал, так скучал. — Я тоже, малыш, я тоже. Ну, ты познакомишь меня со своим молодым человеком? — Да, — улыбнулся омега, вытирая слёзы со щёк, — Это мой муж — Дэниел Олдридж. — Муж? Ничего себе. Очень приятно, — альфы пожали руки, — Смотрите, Дэниел, берегите его. — Конечно, сэр. Он мне дороже жизни, — улыбнулся Олдридж, обнимая своего мужа. — Не переживай, отец. Дэниел очень хороший . И, я думаю, будет таким же прекрасным отцом для нашего ребёнка. Оба альфы удивлено смотрели на смущённого омегу, который растеряно смотрел то на одного, то на другого. -Уил, это правда? Как же я тебя люблю. Спасибо тебе за всё. Да, это их история.