Их предназначение

У каждого есть свое предназначение. Кому-то было предначертано спасти ребенка от цепких лап пламени, кому-то — вывести новую формулу или новый закон. Кто-то написал слезоточивую и романтичную историю, которая помогла воссоединить два влюбленных, но нерешительных сердца, а кто-то вылечил от страшной смертельной болезни чью-нибудь жизнь. И даже этому вылеченному человеку Судьба уже подготовила какое-то задание. Кто-то из вас может сказать, что предназначение, Судьба — это все чушь. Что человек сам прокладывает себе дорогу и сам выбирает свой путь. Быть может, вы правы. Но есть одна история, которая докажет обратное. Ну, или попытается. Ее мне поведали два совершенно разных, но в то же время таких похожих друг на друга человека. И пусть они и не поведали ее мне лично, и пусть даже один из них и вовсе человеком не является. *** POV Сиэль. Я всегда ненавидел его. Все его косые насмешливые взгляды в мою сторону, все эти противные вечные ухмылки — ко всему этому я испытывал жгучую ненависть. И даже его внешность вызывала во мне огромную волну этой самой ненависти: угольно-черные, мягкие волосы (да, я прекрасно знал, что они именно мягкие), пухлые губы, красно-карие глаза с заинтересованным и жизнерадостным огоньком, который есть у умелых искусителей и победителей. Его «да, милорд», полное лжи, резало слух. И даже одно только его присутствие заставляло щеки гореть, ладони холодеть и потеть, а мой пульс участиться. Участиться от сильной ненависти. Я терпеть не мог, когда он заигрывал с этими похотливыми простушками, чтобы выяснить какую-нибудь информацию. Как он жарко шептал им на ухо, как заманивал в какое-нибудь укромное местечко. Он ведь прекрасно чувствовал, что я это вижу. Я сам не знал, почему, но в эти моменты я ненавидел его еще больше. Наверное, это все из-за того, что тогда он представал передо мной настоящим демоном. Я так же не понимал, что послужило такому отношению к моему дворецкому. Я долго внушал себе, засыпая в огромной кровати, что это я призвал его, это я позволил ему войти в мою жизнь и забрать ее у меня в последствии. Так почему же я ненавижу его? Так сильно ненавижу… Однажды он спросил об этом сам. Точнее, не совсем об этом. От его внимания не смог уйти мой странный взгляд. Я сидел на той же неизменной кровати в своих покоях, а он готовил меня ко сну. — Господин, вы всегда так странно смотрите на меня… Неужели, боитесь? — он опять гаденько усмехнулся. Ненависть… неужели? Только тогда, после его вопроса, я понял, что это была не она… Это была не ненависть. Это был страх. Да, я ничего не боялся. Ничего и никогда. Но только потому что знал: ненавистный мне дворецкий никогда не упустит возможности полакомиться моей душой. Но от моего защитника меня никто не защитит. Да, я боялся его… Я плохо понимал, какого это — боятся кого-то. Но почему-то мне казалось, что это именно страх. Я боялся его. Боялся, что его «да, милорд» окажется последним в моей жизни. Боялся, что он предаст меня так же, как и тех девушек, которых он соблазнил. Ведь его слова ничего не значат. Страх — запретное чувство. — Еще чего, — я хорошо запомнил тот наш с ним диалог, хоть и на самом деле все было не так просто. Но об этом потом. *** Я отчетливо помню один день из моей жизни. Скорее, не день, а случай. В моей голове уже давно стерлись воспоминания об этом задании. Я только помню, что направлялся куда-то вместе с демоном выполнять приказ Ее Величества. На площади было шумно, в каких-то местах образовалась толкучка, в которую мы и попали. Я тщетно пытался выбраться из нее, ища взглядом своего дворецкого. Но тут мои глаза встретились с другими — черными, блестящими и пугающими. Я вздрогнул, в жилах будто застыла кровь, и я тут же попытался сделать шаг назад, что у меня, естественно, не вышло. Кое-как все же выбравшись из толпы я побежал к демону, боясь вновь встретиться с этим человеком. Я до сих по не понимаю, отчего я так испугался. — Что-то не так? — в глазах дворецкого отчетливо виделся интерес и беспокойство. Беспокойство меня больше всего удивило. — Ты! Ты же умер! — я опять вздрогнул, уже второй раз за тот день и обернулся. Передо мной стояла довольно-таки странная женщина с теми самыми черными глазами, очень похожая на цыганку или гадалку. Я не помню ее наряд, не помню форму сережек и оттенок кожи. Я помню только ее глаза. Страшнее, чем у моего демона, — Ты же должен быть мертв! — должен быть мертв? Тогда я сразу вспомнил, что я действительно должен был умереть тогда, на алтаре. Точнее, не я. Теперь не я… Нет! Я погрузился в страшные воспоминания, но ее жуткий и громкий, почти сумасшедший голос заставил меня прийти в себя.  — Судьба еще припомнит тебе, кто ты есть на самом деле. Эти слова стали последней каплей, и больше я терпеть не смог. Мне было страшно и больно. Я точно помню, что мне было ужасно больно. Она будто гипнотизировала своим взглядом, будто заставляла меня испытать снова эту боль, будто приказывала, да, приказывала мне плакать! Я не подчинялся никому, кроме королевы, но у меня больше не было сил держать себя в руках. Слезы полились из глаз, намочили повязку. Я давно не плакал. Не плакал целых три года. И не плакал бы столько же, если бы не ее глаза. Я будто бы чувствовал все в три раза сильнее. И ничто меня тогда не могло успокоить. Уже дома я метался на своей кровати с одной стороны на другую, плакал, визжал, цеплялся руками за волосы. Будто сошел с ума, будто бредил. И даже сейчас я до конца не понял, что это было. Эти воспоминания — будто туман. Сквозь пелену слез на глазах я видел этого демона, который когда-то забрал душу одного очень дорого мне человека. Которым я стал теперь. Я шарахался от дворецкого, как от огня. Я помню, как он пытался прижать меня к кровати, не причиняя мне боли, бил по щекам, тряс за плечи, но я только плакал и визжал, повторяя одно имя. — Сиэль! Сиэль! Наконец, демон, которого когда-то звали Себастьян, обхватил меня руками, шепча на ухо что-то успокаивающее, пытался убаюкать на руках. Я не чувствовал удивления и даже страха. Мои метания, слезы и крики прекратились внезапно, как и начались. Теперь я только лихорадочно пытался найти поддержку от дворецкого, что, как мне показалось, облегченно выдохнул. — Все хорошо. Это прошлое. Теперь все по-другому. Спите, — после этих слов я почувствовал легкий поцелуй на моих губах. И я не боялся губ, целующих сейчас мои. Это было другое. Поцелуй уже до конца успокоил и усыпил меня и я провалился в сон, пусть и не совсем спокойный, но зато оздоровительный и полезный для меня тогда. Мне снились они. Я и… И еще один я. Второй я был таким задорным, веселым, жизнерадостным и таким любимым. А первый я, настоящий — стеснительный и грустный. Да, этот «я» всегда был таким. Он мне не нравился. Но зато мне нравился мой второй «я». Я могу быть откровенен теперь. Этот «я» — мой брат. Он старше меня на несколько минут, здоровее и любимее всеми за бойкий характер. Даже мною. Вот мы вместе знакомимся с нашим новым питомцем — псом Себастьяном. Вот мы вместе рисуем нашей маме подарок на ее день рождения. Вот бегаем около поместья наперегонки. А вот и наш десятый день рождения. Мы возвращаемся вместе с прогулки в предвкушении праздника. Смеемся и рассуждаем вслух: «кого же папа пригласит на наш праздник? Ой, а что же он нам подарит?». И даже не замечаем, что вдали виднеется алое, злое пламя. Все остальное помню плохо, да и во сне этого почти не было. Пожар, трупы родителей и нашего питомца на полу, перепуганный Танака… А вот и те безобразные люди. Нас посадили в какую-то повозку вместе с другими детьми. Нас трясет, тошнит, по коже течет пот. Было ужасно душно, но мы с Сиэлем все равно обнимали друг друга, пытаясь остановить дрожь. Клетка, хихикающие, противные люди в масках. Грубые мужские руки открывают решетчатую дверцу. Сиэль… Нет… — Сиэль! Я тянул руку к нему, умолял тех людей не трогать его, наивно полагая, что эти звери смилуются. Алтарь, кровь, хрипы. — Нет, пожалуйста! Кто-нибудь! Кто угодно, нет! — я кричал, бился головой о железные прутья. Мною овладела злость, вытесняя отчаяние, — убей их, убей, убей, убей, убей, убей! Пентаграмма на полу под алтарем вспыхнула синим светом. Демон. Тот самый, мой демон. Он что-то говорил про жертву, которую не вернуть. Что-то про контракт. Контракт. Месть! Я точно решился на этот шаг. И я прекрасно знал цену. — Как тебя зовут? — спросил мой будущий дворецкий, и я не стал долго тянуть с ответом. Маленького будущего графа все любили, ведь так? Моя любовь к нему отошла на второй план, теперь он — лишь одна из главных деталей для победы. — Сиэль. Сиэль Фантомхайв. Единственный наследник рода Фантомхайв. — Мой Господин, — голос был слишком мягок для его настоящего обличия, — Господин, вы слышите меня? Пора вставать… Я распахнул глаза, все еще отходя от сна и он воспоминаний. Больно. Но это прошлое. А я живу настоящим. *** Вот и наступил этот день. День, когда нужно платить по счетам. Месть осуществлена. Я не стану рассказывать, кто был виновником моего позора — сейчас это ни к чему. Он, демон, разрешил мне выбрать место моей смерти. И я выбрал тенистый, прохладный парк, который находился недалеко от моей лондонской резиденции. Хоть что-то приятное для меня будет в поглощении моей души. Я сидел на деревянной скамье в одежде, которую мне пошили на выход. Я помнил, как Себастьян спорил с портнихой Ниной Хопкинс, какого бант должен быть цвета: красного или голубого. Нина переспорила дворецкого и пришла к выводу, что «мистера зануду» лучше не слушать вообще. И все равно Себастьян потом перешил бант на голубой. От таких приятных мне воспоминаний я невольно улыбнулся. Себастьян будто прочитал мои мысли и улыбнулся мне в ответ. Себастьян… Кто же ты для меня и что значил для нас с тобой тот поцелуй? Конечно, я помню его. Я каждую ночь мечтал ощутить вкус его губ вновь. — Пора, господин. Я грустно усмехнулся. И только тогда, когда тьма вокруг него мягко, и даже нежно обвивала меня, когда его губы потянулись к моим с целью забрать мою жизнь, я понял. Когда мое сердце бешено колотилось в его присутствии — это не ненависть. Когда мои щеки полыхали, в то время как он прикасался ко мне — это не страх. Это… Оказывается, я люблю тебя, Демон. Наши губы встретились. Это было так сладко, так трепетно, так желанно. И теперь уже совсем не страшно. Он запустил когтистую черную руку в мои волосы, стараясь не поцарапать, целовал нежно, даже ласково. Я успел почувствовать, как он укоротил клыки, а потом… А потом темнота. *** POV Себастьян. Я всегда ненавидел его. Строптивого, вредного мальчишку, который вертел мною, как ему вздумается. Я готов был разорвать его на части, силой забрать душу, чтобы ему было невыносимо больно, когда он унижал меня, заставлял делать глупые вещи и давал пощечины за мнимое непослушание. Да, это правда, я считал, что испытываю ненависть к моему господину. Этому лживому, заносчивому созданию. И я даже не мог назвать его по имени — маленький граф приказал мне никогда не лгать. И я отлично справлялся с этой его прихотью. Но его странный взгляд не давал мне покоя. Он как будто боялся меня. Что ж, я уже привык, что меня боятся. И хоть я прекрасно знал, что это не страх, а такое глупое чувство, как любовь, я все равно продолжал молчать. Пусть будет хоть что-то, что я знаю о нем лучше, чем он сам. Я помню ту ужасную ночь. Ужасную для нас обоих. В ту ночь, когда он метался в кровати, кричал и вырывался из моих рук я понял, что этот чертов мальчишка заразил меня свой любовью. И я даже не думал, с чего это он вдруг так испугался слов обычной ведьмы. Для меня обычной, конечно. Было невыносимо смотреть, как он страдает. Как выкрикивает имя того ребенка, чью душу принесли мне в жертву. Если бы я знал тогда, что я что-то почувствую к его брату и к моему будущему контрагенту и что будет в нашем с ним будущем, вообще бы не пришел. И не потому, что мне не нравится любить это синеглазое чудо, а потому, что сейчас я испытываю ужасную боль. Но об этом потом. Когда господин уже сорвал себе голос, я понял, что нужно действовать по-другому. Если я не могу привести его в чувство с помощью пощечин, надо действовать нежнее. Так, как велит сердце, как говорят в таком случае люди. Я обхватил его руками, подался вперед и, наконец, поцеловал. Да, это намного приятнее, чем ненависть. Он пролепетал что-то непонятное и уснул прямо у меня на плече. Я долго не хотел отпускать его. Целый год мы любили друг друга, никогда не показывая этого. Только я иногда украдкой целовал его в лоб ночью, лучше прежнего заботился о нем и восхищался этим юным стратегом еще больше. И я как мог старался оттягивать момент завершения контракта в попытке оставаться с мальчиком как можно дольше. Я напрасно ждал, что мой господин когда-нибудь откроет для себя эту любовь, хоть и надеялся до последнего. Ведь даже я сразу признался себе, что мною овладело это позорное для демона чувство. *** Но вот, наконец, наступил тот день. Я думал, что если заберу его душу, эта любовь пройдет. Хоть и не хотелось, чтобы она проходила. Я с таким трепетом защищал его от любой опасности, с такой любовью оберегал, а теперь все закончится. Но нужно было, чтобы закончилось. Мне было все равно, где и когда забирать у него жизнь. Парк, значит парк. Он улыбался. Никогда так не улыбался, как тогда. И это доставляет мне еще большую боль. Убить его, убить как можно скорее! Забрать душу и стереть его тело в порошок! — Пора, Господин. Тянусь к его губам уже превращенный. Этот день… Он как будто был вчера. Невыносимо. Целую его, чтобы успокоить и… не могу остановиться. Целую нежнее, глубже, страстнее. «Нет… Ты не уйдешь. Я не позволю тебе» — крутилось у меня в голове. И я принял решение. Я знал, что поступаю правильно, когда его слабые руки обвили мою шею. Я превратился обратно в человека, отстранился, чтобы заглянуть в его глаза, сказать ему, что теперь мы навсегда вместе, но… *** Я стоял у его могилы и вглядывался в буквы на граните, которые соединялись в его лживое, но все равно ставшее родным имя. На сырой черной земле лежали белые розы. Его любимые. А ты — мой любимый… Тогда я не мог думать и даже не хотел. Думать над тем, почему же все-таки это случилось. Почему моего мальчика больше нет? Ведь я не успел. Я знал, что я не успел! Рука, уже без перчатки, потянулась к лицу. Я закрыл его ладонью, чтобы не поддаться позорным слезам, но они сами катились с глаз по руке. По-настоящему полюбивший демон уже никогда не сможет разлюбить — это наше еще одно проклятие. Вместе и навсегда, малыш. Я задыхался от этого удушающего чувства потери и от слез. Почему все так? Почему же ты не со мной сейчас? Мой Сиэль… Лучше бы я и дальше ненавидел тебя. *** Я шел по тому самому парку и безжизненными глазами смотрел себе под ноги, думая лишь о нем. Вот и та самая скамья. Но теперь уже все равно. — Мистер, не могли бы вы проводить меня в городской госпиталь? Там должна работать моя тетя, — я вздрогнул, на глаза опять навернулись кровавые слезы. Я ненавижу плакать, но… неужели! Мой Сиэль! Я поднял глаза и моему взору открылись голубые, сверкающие глаза. Сиэль? Я заглянул в его душу, чтобы окончательно убедиться в том, что это он. Моему счастью не было предела, я готов был заключить его в свои объятия, расцеловать его лицо и никогда, никогда не отпускать! Но… Я не мог поверить своим глазам. Это был не мой мальчик, как бы больно не было. Это был его брат… Но этого не может быть! Нет! Верните мне моего Сиэля! — Нет, не может быть, нет! — я видел, что напугал его, но не предал этому значения. Сейчас был важен только мой Сиэль, — не может быть… я убил тебя! Этот Сиэль понимающе посмотрел на меня. — Она сказала, что на моем месте должен быть он, — я не сразу понял, о чем он говорит, но теперь я знаю, кто во всем виноват. И самое противное, что я никогда не смогу отомстить ей. Я все же отвел его в его дом. Слуги радостно встретили его, приняв за своего господина. Мне было все равно, что произошло дальше. Я незаметно ушел в объятия ночи. — Как же ты жестока, — тихо прошептал я тогда и ушел туда, откуда пришел четыре года назад. *** Я до сих пор не могу прийти в себя и никогда не смогу. Мои глаза навечно пусты, в них ничего нельзя прочесть. Они не блестят, как раньше. Они мертвы, так же, как и ты — навечно мертвы. Каждый день я прихожу на твою могилу, уже совсем старую и заброшенную, заросшую сорняками и вспоминаю твои блестящие синие глаза, твой высокомерный взгляд и твою улыбку. Последнюю улыбку в том самом парке, что так дорога мне. И до сих пор мне больно от того, что мое гордое, решительное и любимое создание превратилось в печальную надгробную плиту, забытую всеми и никому не нужную… Я представляю порой, как ты обнимаешь меня хрупкими руками, а я баюкаю тебя в своих объятиях, тихо шепчу слова любви, целую в висок, в щеку, в губы. Ты насмешливо говоришь что-то вроде: «Демон, называется» —, а я снисходительно улыбаюсь. «Я демон, но с тобой я счастлив» — отвечаю я, и ты целуешь меня, и все равно твоя надменность чувствуется, даже в поцелуе. Но этого никогда не будет. Твою хрупкое тельце лежит в земле, у меня под ногами, а твоя душа не доступна мне. Ты умер, а я продолжаю тебя любить. Одинокий и пустой. Вечно. *** Они страдают до сих пор. Демон, что смог полюбить, сейчас отвечает за все свои злодеяния. Он превратился в бесчувственное существо, которое всегда страдает и ходит на могилу к своему возлюбленному. Страдает и порой плачет кровавыми слезами. И ни один демон не смог привести его в чувство. Прямо сейчас я вижу, как он опять пришел к нему на могилу. Стоит на коленях перед небольшой старой гранитной плиткой с белыми розами в руках, гладит надгробие, шепчет что-то о любви. А глаза все так же безжизненны. А рядом с ним стоит душа этого мальчика, чье имя затерялось во времени. Он с огромной печалью, грустью и болью смотрит на несчастного демона, протягивает к нему прозрачную руку. А демон не видит его. «Я люблю тебя, Себастьян. Почему ты не слышишь меня? Пожалуйста, Себастьян, пожалуйста» — дрожащим и уставшим голосом зовет он его, но все тщетно. Его никто не слышит и никогда не услышит, и так будет вечно. Это и есть их предназначение. Их «судьба». С самого начала мальчику предначертана была смерть в 1886 году, но он обманул Судьбу, присвоив себе чужое имя и чужую жизнь. Но Судьба никогда не прощает таких выходок. Все, что суждено, должно сбываться, а такой обман — наказываться. Вот и сейчас этот человек несет наказание, в то время как тот, кто заслужил свое счастье, прожил долгую жизнь. А эта душа вечно будет смотреть на страдания своего возлюбленного, не сможет к нему прикоснуться. Так будет всегда, без шанса на искупление. Вы можете спросить меня, откуда я все это знаю. Почему утверждаю, что Судьба существует и откуда я узнала про эту историю. Все очень просто. Я та самая, кто наказал этих двоих. Я та самая жестокая. Я та, кто готовит задания людям, кто наказывает их за обман. Я — Судьба. И я никогда не прощаю.