Поцелуй

      Глубокая темнота заволокла меня в непробудную и неконтролируемую нишу своего ночного всевластия. На пьедестале загадочных сумерек я ощущал в себе некий прилив внутренней энергии, будто жаркий и скорый бунт утопил мои сперва спокойные побуждения и вынудил наступать решительно и бесповоротно, и каждый миллиметр моих нервных окончаний решил очнуться от долгого сна. Теплый запах ночи давал ощущение чего-то тайного, доступного только когда солнце окончательно поглотит незримая даль, ревниво схватив все до последнего лучика. Пятками своих туфель цвета горького шоколада в ритм сердцебиения этого города я отстукивал свой волнительный путь. С наступлением сумерек каждая деталь начинала играть иными красками, порой до сумасшествия непонятными обычному дневному человеку. Если его воображение еще не пустило корешки в сознании, то даже при непринужденной встрече с другим ликом суток ему будут доступны только лишь нелепые страхи в купе либо с вульгарными, либо до серости непримечательными идеями. Но я успел взглянуть в очи истинной тьме, и с каждым разом она казалась дружелюбнее ко мне. В тот же момент уверенность неожиданно покинула меня, и я остался прикованным к холодному асфальту, мои ступни отказались маневрировать по неровной шероховатой поверхности, меня будто без остатка затянуло во внезапно образовавшуюся черную дыру. Кроткий ли страх, необузданная ли неподчиненность командовали моими помыслами в те минуты, я точно сказать не могу. А может меня охватил лишь бесчувственный рефлекс, ввинченный в меня еще в пору моего детского послушания? Однако ясно одно: как бы хитрая жизнь не пыталась запрограммировать мои дальнейшие действия, я все равно умудрялся нарушать строгий жесткий порядок традиционного распределения ценностей. Может, это была расплата за предшествующие своенравные эгоистичные мысли? Такие, тень которых даже издалека отпугивала от себя самый дерзкий рассудок.       С неожиданностью молнии его лик ворвался в мою память, и я на момент освободился из жадных лап смиренного оцепенения. Все мои конечности вырвались из оков опасений, казавшимися мне теперь до глупости беспричинными; с легкостью мелодии моей души, заигравшей столь неожиданно, как мне казалось, я переместился в совсем иное пространство. Но по игривой воле случая мне вовсе не казалось. Я все стоял на той же шероховатой дороге, как вдруг реальность пришла на зов моих переживаний. И тут я понял, не стоит волноваться. Стоило ему только положить свою прохладную ладонь на мое теплое плечо, все недуги будто мигом унесло быстрым сумеречным ветром. В ответ мое тело вздрогнуло, и я обернулся, но не успел и опомниться от своих навязчивых идей, как вдруг его пунцовые мягкие губы мгновенно коснулись моих. Разной яркости точки звезд, хаотично разбежавшиеся по небосводу, мелодично мерцали под аккомпанемент моего волнительного чувственного восприятия, а единственный спутник планеты так озарял быстро плывущие кусочки облаков, ласково застилавшие небесную необозримую даль, как ты озарял своим присутствием непознанные потаенные пустоты моих мыслей. Жадность чувств не позволила окружавшему нас пространству наполнить мое сердце хоть каплей стеснения, хвостики моих нервов так трепетали от наслаждения, что ревнивые руки очень крепко обхватили его спину, и я позволил скромному трепетному прикосновению наших губ превратиться в открытый страстный танец кончиков двух языков. В эту минуту, казалось, мы оба открыли для себя еще одну сторону зыбкой ночи. Сторону, в которой мысли текли в другом направлении, и в которой у нас вдвоем был свой, отдельный порядок расположения вещей.