Быть человеком

От меня не осталось памяти. Фотографии – в невесомости: от огромных до самых маленьких, от привычных да что по совести – и открытия, и скопления, и учебники по теории… Только тысячи километров я одолел за указ в истории, как учёного и писателя – Остаётся бумажная рукопись. Это может быть показателем моей собственной юной глупости. От меня не осталось имени. Говорили, что всё получится, и я верил, дурак, в подобное; окрылённый идеей мученик. В каждом правиле – разногласия, а в истории каждой – минусы. Это стало почти что классикой, только космос и тема вируса, неизвестная пыль, фантазии и, конечно, мешок амбиций. Разрывающая инвазия сокрушает основы, принципы – сохранять человека в целости… …моя жертва войдёт в историю, не избавив от ощущения, что всё это того не стоило. От меня не осталось прошлого. Я покинул семью зародышем – оказался привязан к вечному, совершенному, непорочному – мне наука являлась матерью, а большою роднёй – технологи. Развиваясь, смотрел внимательно на конечный исход истории       человека, что жаждал знания, исчезая в глубинах космоса: от скопления Эридана и завершая свой путь за звёздами; расписав весь поход по градусам, он чертил берега созвездия. Его карты, отчёты, знания… Теперь кажутся бесполезными (потерявшись на веки вечные).       И другого, кто видел лучшее, оставляя на теле времени где-то ссадины, где – излучины. Он является достоянием – кто помог под напором правила, и впоследствии ставший раненым Без спасения, но с признанием. Он умрёт, сознавая главное – всё, что сделано – ради общества, и теперь навсегда прославленный. Только это ему ли хочется? Я за ними и с осторожностью наблюдал, вырастая в целое – непривычное, нехорошее. Сомневающихся немерено – окружают, цепляют фразами, по стеклу что-то пишут с рвением; опасается, видно, разум их, незнакомого становления моей личности и физической оболочки. Фрагменты знания.       Все грехи во мне обезличены и не требуют покаяния.       Все слова мои – оцифрованы и не рушатся пробой ценами. Симбиоз, где с машиной органы составляют единое целое! Но физически слаб, беспомощен – моё вечное наказание. Вырастающий в клетке «овощем» и мечтающий стать созданием, как и те, о ком столько писано – и в учебниках, и на памяти. Я хотел быть таким же избранным, чтоб любили и узнавали, и никакого тогда презрения... Меня выпустили в шестнадцать, чтоб с улучшенными моделями посерийно всем заниматься. С того дня начались истории о невиданном путешествии, как живая фантасмагория, с миром-сценой в возможных действиях. Незначительны расстояния, и опасность не так сомнительна, это – целое достояние – совершать вновь и вновь открытия по путям, что когда-то пройдены, но потеряны в хронологии.       Может звать меня будут Гордоном, или Аланом, иль Мефодием?       Может Дмитрием или Адамом? (как отца всего человечества) мне и большего-то не надо бы… Но по номеру два два шестью два окликают опять, и сколько б я не старался добиться имени. Бесполезная трата времени, блока памяти и насилия над собой. Но во мне нет слабости – это главное утешение, потому продолжаю тщательно совершать свои приключения, где – записывать, где – умалчивать. Этих данных такое множество, что за время «великих» поисков я почувствовал одиночество. Моё сердце поёт мелодию, своим ритмом будя сознание. Я поломанный, почти сломленный, продолжал бы искать признание через вечное и прекрасное. Ждал, когда назовут по имени. Бывший некогда «многоразовым», я готов распрощаться с силами – стать обычным привычным роботом без надежды, любви и светлого. Все попытки стать человеческим… Неужели не стоят этого? От меня не осталось прошлого. Просыпаюсь как будто заново, Слышу – рядом рыдает девушка и зовет меня, вроде, Аланом...