Твердая рука, хороший нож

Адам спустился на пляж, и то, что он увидел, ему понравилось. Под серым небом простирался серый песок, на который набегали серые волны с шапками серой пены. Пейзаж как нельзя лучше подходил для того, чтобы брести в никуда, попутно предаваясь самосожалению. Вот только люди мешали. Людей было мало (конец октября, как-никак), но все-таки они были. А когда бредешь в никуда и попутно предаешься самосожалению, необходимость время от времени огибать совершающего моцион пенсионера - это не совсем то, чего жаждет страдающая душа. Поэтому Адам не побрел, а энергично зашагал вдоль широкой полосы прибоя. Он был уверен, что если отойти достаточно далеко, то удастся найти место, где никакие пенсионеры не будут путаться под ногами. Ветер здесь, на пляже, был довольно слабый, но наверху он свирепствовал. Снизу слышно было, как он стонет, протискиваясь между скал. Такой стон издает воздух, когда вспарываешь его быстрым ударом ножа. Ножа, да. Ножи ему нравились всегда. Нравилось смотреть на ножи, трогать, держать в руках. Строгать и вырезать тоже нравилось, и даже чистить картошку - само собой, обычным ножом, а не овощечисткой. При случае он любил похвастаться, что ни разу в жизни не порезался. Потом стало как-то не до хвастовства. Все началось со снов. Сперва нечастых и расплывчатых - проснувшись, он смутно помнил, что бродил по темным перепутанным улицам и что-то искал. Потом - сны уже снились ему чаще, четыре-пять раз в месяц - они стали ярче. Улицы были старые, узкие, мощеные булыжником. В воздухе висел густой туман, на мостовой и стенах домов блестела влага. Редкие уличные фонари проступали в тумане размытыми белесыми пятнами. Прохожие, изредка попадавшиеся ему на пути, были похожи на призраков. И он по-прежнему что-то искал. Искал, и не находил, и утром просыпался со странным, тоскливым чувством. А потом - это было в середине весны - он наконец нашел. Во сне он шел следом за какой-то женщиной, на некотором расстоянии, но так, чтобы не потерять ее из виду. Она знала, что он идет за ней следом, она испуганно оглядывалась и ускоряла шаг, но он не отставал. Наконец она остановилась под фонарем, таким тусклым, словно он светил из-под воды. Должно быть, на свету она чувствовала себя в большей безопасности. У нее было истощенное лицо, волосы растрепаны. “Что вам от меня нужно?” - спросила она. “Ничего, - ответил он. - У меня есть твердая рука и хороший нож, больше ничего не нужно.” Затем он убил ее, перерезал горло одним точным движением. И проснулся. Хуже всего было то, что сон не был кошмаром. Нет, Адам проснулся, преисполненный тихой радости, словно ему наконец удалось закончить трудную, но необходимую работу. В таком благостном состоянии он пребывал с минуту, после чего ринулся в туалет, и его вывернуло наизнанку. Сны снились ему уже трижды, четырежды в неделю. Раз за разом он рыскал в каменном городе, поглощенном ночью и туманом. Иногда его поиски оканчивались провалом, и тогда он просыпался усталым и разбитым. Но чаще ему улыбалась удача, и тогда поутру он готов был свернуть горы. Потом сны начали просачиваться наружу. Иногда - особенно когда он возвращался откуда-то в темноте - ему казалось, что он шагает по тем самым узким темным улочкам, и он ловил себя на том, что больше не придерживается определенного маршрута, а кружит, сворачивая из подворотни в подворотню, и ищет, ищет... Однажды он поймал себя на том, что уже некоторое время бездумно следует за стуком каблучков по брусчатке. Друзья начали его сторониться. Он всегда легко сходился с людьми, не потерял этой способности и сейчас, но заметил, что те, кто совсем недавно встречал его распростертыми объятьями, теперь аккуратно и тактично увеличивают дистанцию. Как будто сны отбрасывали на него тень, и никто не хотел находиться в этой тени. Однажды сентябрьским вечером вместе с двумя однокурсниками он возвращался из клуба. Все были слегка пьяны, всем было очень весело. Поэтому когда пятеро бритоголовых парней заступили им дорогу и спросили, есть ли закурить, они в первую секунду растерялись, и удобный момент для бегства был упущен. У парней были с собой биты и велосипедные цепи, и чувствовалось, что их интересуют не столько чужие телефоны и кошельки, сколько возможность применить весь этот арсенал по назначению. У одного однокурсника - Фрэнк его звали - был при себе выкидной нож. Несколькими минутами ранее Фрэнк как раз рассказывал, как ловко с ним обращается. И теперь он вытащил нож и, выставив его перед собой, сказал: “Дайте нам пройти. Мы просто хотим пройти.” Голос у него срывался, а рука ходила ходуном. Это никуда не годится, подумал Адам с какой-то отстраненностью. Рука должна быть твердой. Твердая рука и хороший нож - вот все, что нужно. Он взял нож у Фрэнка из руки и пошел на противников. Они засмеялись. Потом перестали смеяться. Потом попятились. “Э, чувак, брось!” - сказал кто-то, но он продолжал идти. И тогда они отступили, и обратились в бегство, и растворились в темноте переулка. “Йе-ху! - раздалось сзади. - Крутота!” Он обернулся, и Фрэнк и второй приятель - Том или Тодд, это был, собственно, друг Фрэнка, Адам плохо его знал - так вот, оба они изменились в лице и попятились. Он сделал шаг, и они синхронно отпрыгнули назад. “Ради бога, - вымолвил Фрэнк, - ради бога, друг, прошу тебя, пожалуйста, брось нож на землю, лады?” Тогда Адам с удивлением посмотрел на свою левую руку, сжимавшую нож. Пальцы не слушались, и он разжал их правой рукой. Нож упал на мостовую. На лицах Фрэнка и Тома-Тодда отразилось облегчение. “Черт, друг, это было так круто! - сообщил Фрэнк неестественно бодрым голосом. - Ты, что ли, перед зеркалом такую улыбку натренировал? Я чуть не обоссался, когда увидел!” И натужно засмеялся. Адам тоже натужно засмеялся. Перед глазами у него плавали клочья тумана, но это быстро прошло. В самом скором времени Фрэнк тоже от него отдалился. Потом наступил октябрь, и Адам понял, что больше не может оставаться в колледже. Он чувствовал, что попусту теряет время, его место не здесь. Должно быть, его место было на темных улицах из сна, но он не знал, где это. Вместо темных улиц он выбрал Ньюпорт и сорвался туда посередине семестра. В Ньюпорте в первый же вечер он познакомился в баре с девушкой по имени Нора. Между ними проскочила искра. Он угостил ее коктейлем. Она сказала, что хочет угостить его кофе. Но здесь подают дрянной кофе, у нее дома лучше. Они начали целоваться еще в подъезде. В прихожей он подхватил ее на руки и заозирался, не зная, куда нести. Она махнула рукой - туда! - и они оказались в гостиной. Адам уронил ее на диван, расстегнул верхние пуговицы на блузке и замер. У нее было очень белое горло. Она прерывисто дышала, и горло дергалось в распахнувшемся вороте. Всего один удар, подумал он. Один глубокий удар, слева направо. Твердая рука, хороший нож. Крови будет много, но если отогнуть ей голову вправо, на меня не попадет... Он задыхался, но не от желания, а потому что его легкие были наполнены холодным ночным туманом. “Подожди, - выдавил он. - Подожди, я сейчас.” Он отыскал кухню и зажег свет. Шагнул к раковине, чтобы умыться холодной водой, но так и не умылся, потому что увидел на кухонном столе стойку с ножами. Ножи были отличные. Лезвия из хорошей стали, удобные деревянные ручки. Он смотрел на них, вдыхая и выдыхая туман из сна. “Адам?” - окликнула его Нора, и он обернулся. Она отшатнулась и вжалась спиной в косяк двери. Ее взгляд метался от его лица к ножу, который он держал, и обратно. У него сложилось впечатление, что лицо пугает ее больше. “Я... - пробормотал он. - Мне, наверное, лучше уйти.” Она смотрела на него круглыми от ужаса глазами и молчала. Он сделал над собой усилие, разжал пальцы и уронил нож на стол. Протиснулся мимо нее в прихожую - она так и стояла, прижавшись к косяку и ловя воздух открытым ртом - зачем-то сказал: “Мне очень жаль, правда”, - и вышел. Это случилось с ним вчера, и сегодня он отправился на пляж, чтобы там, в подходящих условиях, предаться отчаянию с самосожалением пополам. Он шел быстро и забрел довольно далеко. Все пенсионеры остались позади. Несколько детей школьного возраста стояли на песке перед мольбертами и старательно рисовали акварелью. Закутанная в огромный шарф учительница расхаживала между ними и раздавала советы. Сегодня, подумал он, проходя мимо, природа благоприятствует юным художникам: знай размазывай по листу серую краску, и все. Ярдах в тридцати от детей, далеко от края прибоя, стояла походная табуретка, а рядом сумка, ведро, сачок и еще какой-то мелкий рыболовный инвентарь. Сам рыболов, в резиновых желтых штанах до подмышек, неподвижно стоял по бедра в воде и не сводил глаз с поплавка. Адам прошел вперед еще немного - на всякий случай, рыболовы обычно болезненно относятся к нарушению личного пространства - остановился и стал смотреть на море. Он не знал, что ему делать. Сдаться психиатру? Он ярко представил себе, как лежит на кушетке и томным голосом говорит: “Вы знаете, доктор, кажется, я маньяк.” А доктор поправляет очки и отвечает: “Что вы говорите, батенька, это очень интересно, ну-ка, ну-ка...” А если действительно маньяк, что тогда? Психушка? Он никому не сделал ничего плохого. Как-то обидно отправляться в психушку, не сделав ничего плохого. С другой стороны, отправиться в психушку, предварительно кого-то зарезав - тоже так себе вариант. Так ничего и не придумав, он уселся на холодный песок и начал расшнуровывать ботинки. В конце концов, раз уж он приехал на море, надо искупаться. Ему всегда нравилось делать что-нибудь такое, чего ни один человек в здравом уме делать не станет. Скажем, лезть в ледяное осеннее море. Посреди семестра свинтить из колледжа в неизвестном направлении. Подцепить в баре девушку, а потом у нее дома взять на кухне нож и... Гм. Он как раз закончил со вторым ботинком, когда над пляжем прозвучал и захлебнулся короткий вскрик. Адам вскинул голову и обнаружил, что рыболова не видно ни в воде, ни на берегу. Он вскочил на ноги. Ему сразу вспомнились газетные заголовки в духе “Акула напугала отдыхающих у южного побережья Англии”. Краем глаза он видел, как в пятидесяти ярдах от него дети и учительница озираются по сторонам. Похоже, они не поняли, кто кричал. Адам уже примирился с тем, чтобы зайти в воду и попытаться понять, что случилось, но тут рыболов снова показался на поверхности. Он всплыл довольно далеко от берега, ярко-желтые штаны прыгали на волнах. Он поплыл к берегу, быстро и слегка боком, словно его тащили на буксире. Должно быть, он зацепился за леску. _Что-то_ попалось ему на крючок, дернуло хорошенько и утащило на глубину. А теперь это что-то устремилось к берегу. Вода на мелководье вскипела. В первый момент Адаму показалось, что на берег лезут гладкие обкатанные волнами валуны, но тут прибой отступил, и стало ясно, что у валунов есть суставчатые ноги и вытянутые рыла. “Гигантские жуки напугали отдыхающих у южного побережья Англии”, - подумал Адам. Жуков было трое. Они растянулись вдоль берега цепью: один - тот, который тащил за собой рыболова - полз прямо к ведерку и прочему барахлу, другой выбирался на сушу поближе к детям, а третий - совсем близко. Они двигались неуклюже, но довольно быстро. В их движениях была какая-то пугающая целеустремленность. В полосе прибоя рыболов наконец отцепился от своего буксира и остался лежать. Набежала волна, перекатила его, и стало видно распоротый комбинезон и распоротый живот под ним. Учительница завизжала, и от этого вопля все словно ожили. Дети тоже завизжали и побежали прочь от моря, к скалам. И Адам тоже побежал. Первым делом он кинулся к разбросанному на песке барахлу. Наверняка у рыболова должен быть при себе нож. Чистить рыбу, править крючки и все такое. Нож - вот все, что нужно. Твердая рука, хороший нож - и никаких проблем. Действительно, нож нашелся в сумке, лежал сверху - складной и, вообще говоря, довольно дрянной, но Адам решил, что это неважно. Он вытащил лезвие и побежал вдоль полосы прибоя. Один жук остался позади, второй еще барахтался на мелководье, но третий уже выбрался на сухой песок и семенил следом за детьми. Постепенно догонял отстающих. Адам подхватил с земли камень и швырнул. Камень звонко ударил жука в покрытую панцирем спину. Жук остановился, узкое рыло повернулось к Адаму. - Сюда иди, сука! - заорал тот. Жук как будто понял его, развернулся и засеменил навстречу. Они встретились над брошенными мольбертами. Адам увернулся от щелкающих жвал и ткнул ножом снизу вверх, под рыло, надеясь попасть в мозг, или нервный узел, или что там бывает у жуков. Нож вошел легко, жук остановился, и на мгновение они замерли, глядя друг на друга. Адам с удивлением обнаружил, что у жука пять глаз. А затем жук занес переднюю ногу, острую как копье, и ударил его в правое плечо. Этот удар вышиб из него воздух. Он отчаянно вдохнул, и легкие наполнились густым туманом. Лондонским туманом, понял он внезапно. Туманом над Уайтчепелом. Все вдруг стало очень просто и легко. Настолько легко, что он засмеялся. Нож, застрявший у жука в мозгу, или в нервном узле, или что там у жуков, пошел дальше, сверкающее острие выскочило из макушки. Адам крутанул рукой, и голова жука распалась на две половины. Мгновение он стоял и с восторгом разглядывал сияющее полированное лезвие. Все, что нужно - твердая рука, хороший нож. Два в одном. Затем он развернулся - как раз вовремя, чтобы встретить второго жука. Одним ударом он отсек атакующие передние ноги, а вторым - голову. Третий жук неуклюже ковылял ему навстречу. Адам встретился с ним в прибое, опрокинул на спину и вспорол брюхо. Потом почувствовал, что устал, и уселся на песок. Набежавшая волна лизнула ему ноги. Он в удивлении уставился на свои грязные и мокрые носки. Попытался вспомнить, куда делись ботинки, не смог и решил, что это неважно. Где-то на периферии сознания маячила мысль о том, что у него, черт побери, сквозная дыра в плече, и надо, наверное, что-то сделать, чтоб не помереть - но это тоже было неважно. Ему было очень хорошо. Как будто, скажем, он бежал марафон, полностью выложился, добежал и узнал, что показал лучшее время. Хорошо было сидеть в прибое и смотреть на море, но пришлось прерваться. Вода у берега забурлила снова, и из вод поднялись три неуклюжие фигуры с гладкими выпуклыми головами без лиц. - Черт, - сказал Адам и попытался встать, но тут одно из гладких рыл запрокинулось назад, и под ним оказалось человеческое лицо. Далеко от берега волны тоже вскипели, и огромный левиафан, отсвечивающий тусклым металлическим боком, в фонтане брызг выскочил на поверхность. - С ума сойти, - сказал Адам сам себе. - “Двадцать тысяч лье под водой”! Сидеть было слишком утомительно, поэтому он лег на спину и стал смотреть в небо. Издалека донесся шум мотора. Похоже на моторную лодку, подумал он вяло. По воде зашлепали шаги - это водолазы в странных костюмах выбрались на берег и развернули вокруг бурную деятельность. - ... Да, всех троих. Чистая работа! - Хантер, давай скорее, ты очень нужен. С носителем, по ходу, все плохо. - Надо убрать останки, пакет возьми. - Фу, черт, я наступил в кишки. - Все будет в порядке, чувак, ты молодец! Последнее, видимо, относилось к нему, но Адаму лень было смотреть, кто это его похвалил. Мотор взревел совсем близко. Кто-то сказал: - Давайте, грузим. Его схватили под мышки и за ноги. Он подумал, что сейчас, по идее, должно быть очень больно, но боли не было. Вообще ничего не было, кроме умиротворенного спокойствия. Его пронесли по мелководью и положили на дно лодки. Лодка запрыгала на мелкой волне, и вместе с ней запрыгало небо. - Все уже позади, парень, - сказал кто-то. - Можешь отдать нож, слышишь? Эй? - И потом: - Не могу разжать ему пальцы. Другой голос ответил: - Ну и оставь пока. Эй, друг! Друг, ты меня слышишь? Ну-ка посмотри на меня. Адам сделал над собой усилие и посмотрел. Над ним склонялось лицо с дурацкой козлиной бородкой. Лицо как лицо, было бы на что смотреть. - Отлично! - бодро сказало лицо. - Ты был чертовски крут, друг, всех там спас. Но я тоже чертовски крут. Я отличный врач. Так что я тебя вытащу. Все будет хорошо. Тут говоривший на время прервался и, высунув от старательности язык, ткнул в Адама большим шприцем. - Меня зовут Джон, - продолжил он, выдернув иглу. - Джон Хантер, если, конечно, тебе это о чем-то говорит. На что я, честно говоря, не рассчитываю. Не важно. Все будет в порядке. Только мне нужно, чтобы ты не отключался, ясно? Так что говори со мной. Все время говори и тогда не отключишься. Ладно? - Ладно,- ответил Адам, с трудом ворочая языком. - Прекрасно! Вот так и продолжай, и все будет отлично. Я тебя вытащу, точняк! У меня еще никто из пациентов не умирал. То есть, если совсем точно, они ко мне на стол попадают обычно уже мертвые. Но с живыми я тоже иногда сталкивался, и никто потом не жаловался. Так что не дрейфь. Кстати, меня зовут... а, уже говорил. А тебя как зовут? И прежде, чем отключиться, он ответил: - Джек.