Травяной чай

      Гулким эхом в ушах раздаётся стук колёс пассажирского поезда. Потёртые вагоны с неудобными кроватями и уже заметно пожелтевшими шторками на окнах громко движутся в сторону Москвы — города, который ждёт, но не верит. Прямо как ты.       Получая очередной конверт с приказом «сверху», ты не верила, что уже вернёшься. Место назначения говорило само за себя, и тебе оставалось лишь гордо вскинуть голову, отправляясь в его смертельные и совершенно не желанные объятия. Не верила, что вернёшься, но знала, что будут ждать.       Отец, ребята, да и ты сама будешь ждать возвращения на родную землю. Только самолёт взмоет в небеса — ты горько сглотнёшь, сдерживая слёзы, и пролетишь всё оставшееся время со сжатыми в кулаки ладонями, стараясь не вспоминать, как хорошо тебе было в твоём прошлом.       И вот твоя жизнь снова обрела настоящее и будущее. Сколько раз она делилась вот так — внезапно, безжалостно и лицемерно?       До города остались какие-то десятки километров — включаешь мобильный, надеясь, что тот ещё пригоден к службе — всё же прошло больше года. И он отзывается тебе звонким пиликаньем, ярким экраном и едва ощутимой вибрацией. Первым делом, почему-то, заходишь в «контакты», потом — в пустую галерею. Неправильно — горько усмехаешься и, настроив время и дату, отправляешь телефон на маленький столик в купе.       С соседом тебе повезло: тот постоянно спит, не задавая лишних вопросов. В принципе их не задавая. И ты благодарна, вот так молча и незадачливо совершенно чужому человеку, что спасает от дурных мыслей о том, что было. Но что же будет?       Ты не звонила никому из своих: даже отец не знает о твоём возвращении. «А жив ли?..» — предательски мелькает мысль в твоей голове, и к горлу подступает ком. В любом случае, ты возвращаешься в пустоту, — тебя уже вряд ли кто-то не ждёт. Стоит позвонить кому-то сейчас, чтобы встретил. Может, так правильней, но кому? Вале — она, наверное, занята. А больше и некому.       Валя-Ваня. В голове мигом всплывает образ смышлёного мальчишки с горящими глазами, растрёпанными волосами и незадачливой улыбкой, такой искренней, что порой сердце так и норовит выскочить из груди от одного лишь взгляда на это чудо.       И твоё сердце вдруг больно сжимается: ты вспоминаешь его глаза, вмиг потухшие, отчаянный взгляд и, кажется, готовность закричать и кинуться вослед за тобой. Но ты отворачиваешься от него, покидая контору, отчётливо различая гул разлетающегося стекла — пробирки, которую секундой ранее хакер держал в своих руках.       — Ах, Ваня, Ванечка, как же я скучаю, — едва слышно произносишь самой себе и тут же осекаешься, чуть ли не задохнувшись от только что сказанного. Скучаешь?       А в офисе уже в разгаре рабочий день. Туда-сюда снуют лаборантки, стараясь не попадаться на глаза разъярённому начальству, только что прибывшему с экстренного совещания по поводу завершённого дела. В буфете, как обычно, ошивается Майский, пытаясь закрутить интрижку с новым специалистом, которая явно специализируется по длинным ногам и умению завлекать.       В лаборатории на редкость «тишина и порядок», и один-одинёшенек в наушниках, с кружкой приторно-сладкого кофе, увлечённо занимаясь усовершенствованием очередной новой программы, сидишь ты. Закончив с установкой, ты отвлекаешься на трель мобильного — какое-то оповещение. С недовольством оторвавшись от экрана монитора, достаёшь гаджет с большим желанием начать возмущаться, но тут взгляд скользит по дисплею, и, кажется, ты не веришь своим глазам.       «Абонент снова появился в сети», — гласит смс-сообщение, и ты уже готов расцеловать свой телефон. Шустро вбиваешь в компьютер какие-то данные, и он тут же выдаёт тебе программу определения местоположения пользователя. Так же быстро ты получаешь информацию, что «абонент» уже почти на подъезде в Москву.       Сердце пропускает удар и с новой силой учащённо бьётся, разрывая твою душу. Хочется бежать, лететь на всех парах к ней, снова увидеть, прижаться всем телом и никуда больше не отпускать. Едва находишь информацию о расписании поездов, совпадающих примерно по времени с её местоположением, вокзал, номер платформы, как тут же срываешься с места и, не говоря никому и ни о чём, покидаешь ФЭС, уже на улице замечая, что ловишь такси в серо-серебристом лабораторном халате.       Но это уже не столь важно, как то, что она возвращается. Ты нестерпимо ждёшь, когда уже машина остановится на подъезде к вокзалу, наверное, с тем же придыханием, с коим многие дети ожидают письмо из всемирно известного Хогвартса.       Вагон прибывает на вторую платформу четвёртого пути. Ты с замиранием сердца наблюдаешь за тем, как медленно поезд замедляет ход, останавливается. На каждом из выходов появляются проводницы, и тут ты осекаешься — каков же номер её вагона? Вбегаешь на лестницу, ведущую наверх, к свету, стараешься уцепить её взглядом в толпе выбирающихся на платформу людей.       Тебя уже почти трясёт от жалкого ожидания, а в кармане разрывается телефон — на работе давно заметили твоё отсутствие и, кажется, тебя ждёт выговор с занесением. Но ты подумаешь об этом как-нибудь потом, возможно, уже в кабинете начальства, получая по шее. А пока незримо жмёшь на кнопку отбоя и совсем отключаешь телефон.       Она подходит к тебе незаметно, из толпы, пока ты высматриваешь её силуэт подле вагонов. На какое-то время забываешь, как дышать, поняв, наконец, что она вот-вот настигнет тебя на лестнице, но вдруг отчётливо видишь, что тебя она ещё не заметила.       — Гали-на... — отчество застревает в горле, и ты, уже не веря себе, тянешь к ней руки.       Она ошеломлена, озадачена; чуть ли не панику в глазах ты замечаешь, уже касаясь её талии руками. Притягиваешь к себе, сжимая в объятьях, почти причиняя боль. Утыкаешься носом в шею и дышишь: прерывисто, тяжело и осторожно, будто тебе за долгое время вдруг дали доступ к кислороду, который вот-вот может закончиться.       Поток людей, спешащих покинуть пути, не прекращается. Они торопливо обходят вас стороной, иногда легко задевая, но вы так и стоите как вкопанные, прижавшись друг к другу. Открыв глаза, ты вдруг остро ощущаешь её горячие ладони на своей спине и едва касающуюся твоей макушки голову.       — Я так ждал тебя, — шепчешь еле слышно, одурев настолько, что называешь её на «ты». Но она, видимо, не против — ты чувствуешь улыбку на её губах.       И тебе вдруг кажется мало горячих объятий: хочется прижать её к себе сильнее, хотя куда уж там. В голове диагнозом проносится мысль, что ты её любишь. Любишь до потери пульса, сознания, разума. Так, что земля уходит из-под ног, а в голове сплошные её портреты.       Такси оказывается неимоверно тесным, хотя раньше ты такого не замечал. Не сдерживая улыбки, поедаешь её глазами, пытаясь насмотреться, налюбоваться, запомнить каждую мелочь. Растрёпанные волосы, собранные в хвост, без обычного лака и блеска, глубокие тёмно-голубые глаза, словно зеркало моря, и губы, без помады, сухие, потрескавшиеся и так искренне улыбающиеся тебе в ответ.       Горячая ладонь, длинные тонкие пальцы, легко сжимающие твои. Ты таешь от такого неожиданного для неё жеста. Для неё прошлой, для полковника Рогозиной, для руководителя федеральной службы. Сейчас она другая, ты понял это ещё в первые минуты вашей встречи, когда она бережно и нежно обнимала тебя за плечи.       Называя таксисту адрес, ты кротко всматриваешься в её лицо, пытаясь понять, дозволит ли она повезти себя не туда. А куда, собственно? В запылившуюся квартиру, не видевшую мокрой тряпки со времён прошлой весны? Никто из вас за всё время отсутствия Галины так и не рискнул подняться в её обитель. Там было пусто и больно, мертвецки больно.       За всё время поездки вы не обмолвились ни словом, лишь выйдя из такси, она вдохнула полной грудью и прошептала: «Как же хорошо», а ты сильнее сжал её руку и потянул в сторону нужной парадной.       Всё время, пока поднимаетесь в маленькой коробке, ты думаешь ни о чём, неотрывно глядя в её глаза. Хочется прижать её к себе, почувствовать жар её тела, её дыхание, длинные пальцы на своих плечах. И просидеть так всю ночь, пока сказка не станет явью.       Он оставляет тебя в прихожей, направляясь на кухню ставить чайник. Ты, робко осматривая его холостяцкое жилище, проходишь в комнату, напоминающую спальню. Небольшой диван, компьютерный стол с полками до потолка, набитыми всевозможными дисками, из которых торчат провода. Полный набор штучек «для продвинутых», монитор на столе и процессор под ним. Картину довершает большое окно с широким подоконником, на котором аккуратно сложенный лежит фэсовый плед — тот самый, которым ты когда-то его укрывала. Забрал. Отодвигаешь стоящий на краю ноутбук ближе к окну и поворачиваешься лицом к двери, оглядывая комнату.       Замираешь. Противоположная стена, которую ты не заметила, проходя в комнату, усыпана твоими фотографиями в красивых рамках. Где-то в углу даже замечаешь свой портрет, а на полке, под всей это инсталляцией, замечаешь свой свитер — единственная вещь, оставленная тобой в ФЭС перед отъездом.       Становится трудно дышать. Неужели он настолько дорожит тобой, чтобы вот так...       — Чай готов, идём? — в комнате появляется лохматое чудо с полотенцем в руках.       Заметив тебя, ошеломлённо смотрящую на всё то, что он скрупулёзно собирал весь год, медленно подходит и берёт за руку, всматриваясь в тёмно-голубые глаза, которые, кажется, его не видят.       — Мне нужно многое тебе объяснить, — прижимает к себе, кладя голову на твоё плечо.       Чай пахнет заваренными травами: смородиной и чабрецом. Несколько минут наслаждаешься запахом, а организм будто не даёт отпить и глоток. Внутри всё сжимается, по спине бегают мурашки, а ты всё так же со спокойным видом вдыхаешь аромат чая и смотришь в глубокие глаза своего личного маниакального мальчишки.       — Пей, он вкусный, — ловишь его обеспокоенный взгляд, а он, кротко улыбнувшись, шепчет: — травить тебя я не собираюсь.       — И в мыслях не было, — тихо вторишь ему. Голос хриплый — за всё время ты не проронила ни слова в его сторону.       — Я скучал, — невзначай, отворачиваясь, чтобы убрать кружку, не успевшую ещё толком остыть.       — Вань, — даже не знаешь, что говорить; он перебивает.       Но не словами. Подходит сзади и просто обнимает за шею, утыкаясь носом в твои волосы, вдыхая их аромат. И мурашки разбегаются уже по всему телу, когда ты касаешься его рук горячими ладонями, желая раствориться в его объятьях. Закрываешь глаза, ощущая прикосновения его тёплых губ к своим волосам, сбивчивое дыхание, сильные руки на плечах.       Весь мир уходит из-под ног: от него остался лишь белый лист да деревянный стул недалёких времён, на котором ты сидишь. Вдыхаешь запах его тела, смешанный с ароматом травяного чая.       Он медленно подносит одну руку к твоему лицу, заставляя повернуться. Сам почти кладёт голову на твоё плечо и недолго смотрит в глаза. Горячие губы нежно касаются твоих, заставляя от неожиданности ответить на невинный поцелуй, а он не теряется и продолжает легко покусывать твои губы, с восторгом ощущая ответные движения.       Диван оказывается слишком мягким: вы будто утопаете в нём, нежа друг друга в объятьях. Ваня с каждым поцелуем смелеет и уже с небывалой нахальностью прижимает тебя одной рукой за талию, второй придерживая за голову и не давая отстраниться. Ты массируешь пальцами его затылок, взъерошиваешь без того взлохмаченные волосы и искренне улыбаешься ему в губы.       — Мастер объяснений, — неразборчиво шепчет он, отрываясь от твоих губ, но ты слышишь и невесомо целуешь его в щёку.       — Чаю?       — Тебя, — и он снова вовлекает тебя в поцелуй, на этот раз более жадный, чувственный, заставляющий вновь потерять ощущение реальности.       И ты уже не думаешь о том, что он почти снял с тебя футболку. Лишь на секунду отрываешься от его губ, чтобы помочь ему, а после снова целуешь, сама, не менее требовательно, чем он. В одно мгновение у подножия дивана оказываются и его футболка, и твой бюстгальтер. Он опускается поцелуями к твоей шее, заставляя выгибаться ему навстречу, ласкает руками спину, прижимая к себе и вновь отстраняясь.       Он продвигается ниже и легко прикусывает сосок, но уже этого хватает, чтобы вырвать из твоих уст сладкий стон. Ты водишь руками по его спине, снова касаешься головы и не думаешь о том, что происходит, — просто утопаешь в его нежности, позволяя себе потерять голову.       Второй раз за последние годы, но сейчас ты уверена, что всё это не закончится душевными терзаниями. Ты знаешь — не позволишь себе жалеть об этом. Потому что так надо, правильно, потому что сама того пожелала.