Ненастоящий друг

Пыльная дорога петляет под колесами престижного внедорожника. Неожиданные повороты и ухабы под колесами. Вокруг — нетронутые просторы степных трав, и скоро станет видно море — тонкую полоску синевы на горизонте. Кея не задумывается над причиной, когда гонит машину вперёд, по глинистым колдобинам. Все, что было нужно, он обдумал заранее. И не важно, что получилось это не так верно, беспристрастно и отстраненно, как хотелось бы — теперь все равно нечего менять. Теперь можно только ехать дальше, на юго-запад, туда, где полоска неба сливается с полоской моря. Обе — бледно-синие. Через пару километров грунтовки Кея наконец-то добивается своего. Перед ним — крутой глинистый обрыв, подножие которого лижут кружевные пенные волны. Над головой парят серо-белые чайки, далеко слышны их пронзительные крики. В метрах тридцати от обрыва приютился дом — несуразная кирпичная постройка на три комнаты, крытая шифером. Но Кея не обращает внимания на детали пейзажа. Подхватив большой пластиковый пакет с заднего сидения, он идет к металлической двери дома. Внутри, в первой комнате — проходной, ставит его на пол и, не задерживаясь, направляется во вторую. Ни уюта, ни обустроенности в этом помещении. Да он и не нужен — здесь не живут постоянно. Грязновато-серые стены без обоев, отсутствие занавесок на окнах, холодной бетонный пол, не покрытый ковром — заброшенность комнаты бросается в глаза Кее каждый раз, когда он переступает ее порог. Обстановка в помещении простая и бесхитростная — найдется только самое нужное. Массивный деревянный шкаф, полки которого по большей части пустуют. Потертое и порядком обветшавшее кресло. У окна — старая скрипящая кровать с провисающей сеткой. А на ней, спиной к двери, валяется иллюзионист Вонголы и персональный Кеин враг — Мукуро Рокудо. На неожиданное вторжение постороннего он никак не реагирует: не то спит, не то ему все равно. Кея хмурится: в последнее время равнодушие и апатия стали отличительными особенностями иллюзиониста. И такая ситуация почему-то не устраивает. Он садится в хлипкое, продавленное кресло: можно еще раз все обдумать. Хибари Кея не любит неясности — ни в чужих поступках, ни, тем более, в своих. А началось все с той трагедии — неожиданной и донельзя нелепой. Во всяком случае, именно так Кея и подумал, когда давно прошедшим солнечным утром ему сообщили, что один из хранителей Вонголы попал в автокатастрофу. А последствия были непоправимы: пассажиры — Хром, Кен, Чикуса — мертвы. И отомстить за смерть подчиненных было некому. Хибари самолично проверял — несчастный случай, мафия ни при чем. И ничего уже не изменить. Нервный, слегка диковатый блондин, его меланхоличный друг и робкая девчонка с повязкой на глазу — их всех уже нет. Хранитель кольца тумана не сумел их уберечь. Кто же мог подумать, что Мукуро Рокудо были так дороги собственные подчиненные? То ли прихотью судьбы, то ли за счет своих способностей иллюзионист оказался единственным выжившим в этой автокатастрофе. Полгода провалялся в больнице, перенес несколько операций. А когда оправился — что-то как будто надломилось в нем. Не было уже того желания жить, преодолевая любые преграды: заточение Вендиче, происки неприятелей, его, Кеи, придирки. А потом и вовсе черти что началось. Кея потер виски, вспоминая: когда-то Мукуро попросил его заехать в аптеку за обезболивающим — после всех этих операций он едва в сознание приходил. Несмотря на всю неприязнь к иллюзионисту, Хибари не смог отказать больному. И понеслось: таблетки, которые можно достать в аптеке, таблетки, которых нельзя достать в аптеке. Алкоголь, а его можно достать в любых количествах в ближайшем ночном магазинчике. Кея, наверное, первым заметил плачевное состояние иллюзиониста. Пробовал вести убедительные беседы, ругал, обзывая Мукуро последними словами, отбирал таблетки — ничего не помогало. Рокудо, видимо, еще тогда для себя решил, что больше он не жилец на этом свете. И ничего не оставалось, кроме как перевезти этого чертового иллюзиониста сюда — где тихо и спокойно, и небо смыкается с морем. Подальше от всего: и от таблеток, и от могил друзей. С тех пор приходилось Хибари раз в неделю наведываться в неуютный дом — привозить еду и присматривать за Рокудо. Тот вел себя на удивление прилично: не пытался ни резать вены, ни сбегать. И это вселяло не то, чтобы надежду, но какое-то спокойствие. Уверенность в том, что все будет как раньше. Как это — «как раньше», Кея не мог себе объяснить и сам… Заскрипела старая проволочная сетка кровати. Хибари вышел из своей задумчивости и посмотрел на Мукуро. Тот сидит, поджав под себя ноги, и внимательно рассматривает гостя. Видимо, недавно проснулся. — У тебя, кстати, галстук сбился, — сообщает Рокудо вместо приветствия. — Давай поправлю. И пока Кея удивляется, что снова взбрело в голову этому вздорному иллюзионисту, Мукуро слез со своей дрянной проволочной кровати и подошел к нему. Тут же и остановился, прислонившись спиной к дверце шкафа. Видимо, голова закружилась. Только сейчас Кея заметил, что иллюзионист стал хуже выглядеть: кожа какого-то сероватого оттенка, под глазами темные круги больше обычного. Волосы спутанными прядями обрамляют лицо — ни следа не осталось от былого лоска. И Кея не удержался от упрека об и так подорванном здоровье, о том, что Мукуро умирать еще рановато — не отдал всех долгов Вонголе. — И чего ты сюда таскаешься каждую неделю? Подумать можно, будто я зачем-то тебе нужен, — неожиданно проворчал Рокудо, резко меняя тему разговора. «Чего это он вдруг?» — про себя подумал Кея, а вслух привычно ответил, заранее готовое: — Нужен. Я ведь все еще не победил тебя, забыл разве? Да и Вонгола на тебя ставку делала, как на хранителя. — Тоже мне напомнил, старая песня… Хибари весь мысленно подобрался. Собрался сказать то, что давно хотел. О том, что все еще впереди, все будет, найдутся еще люди готовые его, Мукуро Рокудо, поддержать. И не надо только отчаиваться, надо верить в счастье… Все эти ничего не значащие слова, в которые сам не веришь, но которые обычно говорят в подобных случаях. Тут же перебил его грустный, отчаявшийся голос Рокудо: — Глупый ты, Хибари Кея. Люди хотят, что бы их любили. Таких, какие они есть — со всеми их мерзостями и глупостями. И каждый из них в отдельности хочет видеть рядом с собой идеал. Не признает в упор чужого несовершенства. О каком же тут счастье может идти речь? И снова Кея не понял, что же ему хотел сказать туманный иллюзионист. Не захотел разбираться в словах, читать между строк. А, черт с ним, решит рассказать — объяснит прямым текстом, без этих своих уловок. Хибари посмотрел на часы — время поджимало. Следовало возвращаться из этого замкнутого мирка, где бледно-синее небо неотличимо от моря, и, казалось бы, время течет вдвое медленнее. Неторопливо обволакивает разум, словно сахарный сироп. Хибари Кея поднимается из старого кресла, и, стараясь не смотреть в разные глаза Рокудо, сообщает: — Продукты я тебе привез, разберешься с ними сам. А мне пора. Словно во сне выходит из комнаты, слышит на прощание обычное мукуровское «Всего хорошего». Заводит машину, трогается вдаль по отвратительной грунтовке. И вот нет уже ни неба-моря, ни кирпичного домишки, ни Рокудо в нем. А мысли есть, и никуда от них не уехать. Почему же он, Хибари Кея, все же не бросил своего лучшего врага в беде? Почему и сейчас помогает? Нет ответа. А есть только спокойная уверенность, что Рокудо поправится. И все будет как раньше. Или, может быть, даже лучше.